Как и другим сотрудникам ПЦ «Мемориал», в какой-то мере и мне довелось участвовать в подготовке судебного процесса по делу Юрия Буданова. Не имея возможности проехать в блокированное войсками группировки «Запад» Танги-Чу, через курсирующего в Ингушетию и обратно водителя автобуса мы уговорили отца убитой девушки, Вису Кунгаева, выехать с женой и детьми из села. А потом, разместив их в палаточном лагере, наняли адвоката. Чеченца, полагая, что соотечественник проникнется болью этой семьи и лучше кого-либо со стороны будет защищать ее интересы.
Точнее, наши интересы, чеченские, как мы тогда наивно полагали. Не буду называть имени этого человека, хотя и стоило бы это сделать. Несмотря на то, что мы оплатили все предстоящие расходы, он попытался выклянчить деньги у практически нищего на тот момент Висы Кунгаева, говоря, что ему, наверное, должно быть неудобно за своего защитника, «одетого в не очень хороший костюм и живущего в дешевой гостинице». Узнав о вымогательстве, мы расторгли с ним контракт и обратились к Абдулле Хамзаеву. Благодаря исключительно его энергии, упорству и знанию законов, дело было доведено до логического конца: насильник и убийца в погонах российского полковника оказался за решеткой.
О том, каких трудов это стоило, сказано и написано немало. Но, думаю, будет нелишним повторить, что официальные представители российского государства до конца пытались защитить «честь» героизированного к тому времени офицера. Убитая им девушка была объявлена «снайпером», совершенное над ней насилие вообще исчезло из обвинительного заключения, превратившись в акт некрофилии, за которым стояли неразумные солдаты, а сам он чудесным образом перевоплотился в мстителя, на почве душевных переживаний за погибших однополчан «съехавший с катушек». Юрий Буданов ушел бы от ответственности, если бы не стечение нескольких обстоятельств.
Во-первых, преступление было совершено ровно в тот самый день, когда в результате выборов в качестве кремлевского властителя наконец-то был узаконен Владимир Путин. Российские власти уже тогда предприняли немалые усилия, пытаясь показать миру, будто и чеченцы в этом принимали активное участие. Шла еще война, причем война фронтальная.
К примеру, самый крупный после Грозного бой - за село Комсомольское, находящееся всего-то в семи-восьми километрах от Танги-Чу, - только-только завершился. А в прессе и по телевидению уже вовсю говорилось об участковых комиссиях и избирательных участках, якобы созданных в населенных пунктах Чечни. Все это, естественно, было лажей. Как, впрочем, и все последующие многочисленные голосования, якобы прошедшие на территории республики.
«Подвиг» Юрия Буданова, преданный огласке правозащитниками, а затем растиражированный средствами массовой информации западных стран, сильно подпортил картину «всенародного чеченского довольства и благодарности войскам-освободителям». Он высветил истинную цену и «выборам» на территории республики, и войне, которую до этого тщательно упаковывали в оболочку «контртеррористической операции», да и самим российским «борцам с террором» тоже, как выяснилось, не гнушающимися не только убийствами и грабежами, но и насилием сексуального характера. Необходимо было реагировать, спасать, так сказать, реноме. Единственное, что в той ситуации можно было сделать - арестовать проштрафившегося офицера. Что и случилось. Оправдать его, очистить мундир и представить в качестве мстителя, очернив для этого его же жертву, можно было и в следующем акте разворачивавшегося действа...
Во-вторых, в том, что Юрий Буданов оказался за решеткой, во многом виноват он сам. Я не имею в виду совершенное им преступление. Российские военные уходили от ответственности и за большие злодеяния. Никто еще, к примеру, не наказан за резню в Алхан-Юрте (ноябрь-декабрь 1999 г.), Старопромысловском районе Грозного (январь-февраль 2000 г.), в Новых Алдах (февраль 2000 г.) и т.д., хотя ни для кого не является тайной, какие подразделения там действовали вместе с именами их командиров. «Секретом» это является разве что для российской прокуратуры, на все запросы правозащитников отвечающей, что «установить лиц, предположительно причастных к совершению данного преступления, не представляется возможным».
Власти, в том числе и военные, успешно прикрывали любого убийцу и насильника, если он убивал и насиловал тогда, когда убивать и насиловать было разрешено. Если же прямой приказ не отдавался, то для проявившего «самодеятельность» иногда дело могло кончиться и решеткой. Как это произошло с Сергеем Сухановым и Дмитрием Магоновым, в середине декабря 2000 г. зверски расправившимися над семьей Исмаиловых из Алхан-Калы.
Еще одна возможность «загреметь под фанфары» - это столкновение интересов различных групп военных. Наиболее характерна в этом отношении история с Эдуардом Ульманом и его группой. В том, что против них было возбуждено уголовное дело, во многом «виноваты» сотрудники Шатойской комендатуры. Заброшенные к черту на кулички в горы, откуда на равнину выходит всего лишь одна, зажатая между пропастью и отвесными скалами, дорога, они были заинтересованы в поддержании хороших отношений с местными жителями просто потому, что ценой вопроса была их жизнь... Если учесть, что чеченские отряды тогда формировались и действовали по территориальному признаку, то любое насилие в отношении гражданского населения могло подвигнуть боевиков на совершение акций возмездия. И мотивация последних в этом случае была бы куда более осмысленной: ведь мстили бы не просто за абстрактных соотечественников, а за «своих» - родственников, знакомых, друзей. Поэтому сотрудники комендатуры, возмущенные «подставой», которую им учинили залетные спецназовцы с Ханкалы, решили подстраховаться и задержали их. Сняв с себя перед местными жителями вину за случившееся, они невольно поспособствовали уголовному преследованию Эдуарда Ульмана и его сотоварищей - Владимира Воеводина и Александра Калаганского.
То же самое, можно сказать, произошло с Сергеем Аракчеевым и Евгением Худяковым. По «неразумению» они расстреляли пусть и чеченцев, но «социально близких» - строителей, работавших по контракту на возведении военной базы. Руководство фирмы заняло принципиальную позицию, после чего российское командование согласилось их сдать. Как сдали, впрочем, и Сергея Лапина, который вместо того, чтобы сидеть тихо по примеру своих подельников из Ханты-Мансийска, начал слать письма с угрозами в адрес журналистки Анны Политковской. Итогом его «творчества» стали тюремные нары. И это в то время, когда остальные костоломы из бывшего Октябрьского ВОВД все еще спят на перинах и исполняют обязанности по охране общественного порядка. На этой ниве некоторые из них даже успели, если верить средствам массовой информации, получить повышение по службе...
Я намеренно упомянул здесь все - все! - известные случаи, когда преступники в российских военных и милицейских погонах получили реальные сроки заключения. В остальных случаях, если даже речь шла об убийствах, дело ограничивалось вынесением оправдательных приговоров, условными сроками или ограничениями продвижения по служебной лестнице.
Другими словами, не преступления против мирных чеченцев являлись причиной последующих «злоключений» тех, кто совершал преступления, а совсем иные факторы. Назову их снова: противоречия между различными группами военных, выход за рамки приказа или же его несоблюдение, угрозы в отношении известного в стране человека.
Однако даже на этом фоне история основного «героя» статьи выглядит совсем уж по-дурацки. После того, как о похищении девушки из Танги-Чу через правозащитников стало известно миру, уладить дело в расположение полка прибыл командующий 58-й армии генерал Валерий Герасимов. Юрий Буданов стал грозить ему, вроде бы даже побряцал пистолетом перед его носом, что и в российской армии вещь непростительная. Полковника разоружили и задержали. Не судьба чеченской девушки была тому причиной.
Напомню, что в начальной фазе боев за Комсомольское подразделения, которые находились под общим командованием вышеназванного генерала, в течение четырех дней удерживали перед собой в качестве живого щита сотни таких же чеченских девушек. И не только девушек, естественно, но и стариков, детей и, разумеется, мужчин тоже. За это время среди них естественным образом образовались раненые и погибшие, умер новорожденный ребенок. Из обстреливаемого пространства между боевиками, находившимися в селе, и окопавшимися на окраинах российскими войсками людей выпустили только после того, как об этом, опять же, стало известно на Западе...
И третье, что не могло не отразиться (в понимании российских патриотов, даже трагическим образом) на судьбе Юрия Буданова, - это начинавшийся процесс «чеченизации конфликта». Людям, приведенным в ходе войны к руководству республикой, необходима была хоть какая-то легитимность. И публичные претензии в адрес совсем уж «отмороженного» военного были наиболее эффективным и безопасным средством снискать популярность. Убийца Эльзы Кунгаевой как раз и стал объектом, формирующим авторитет только сформированной власти. Учитывая попытки выгородить Буданова, представляя его то как мстителя, то как человека, действовавшего в состоянии аффекта, понятно, что помощь в «посадке» могла встретить одобрение и признание у жителей Чечни.
О том, что по этому поводу была определенная договоренность между федеральным центром и местными назначенцами какая-то сделка, мне кажется, свидетельствует следующее: власти республики ни тогда, ни позже не пытались привлечь к суду куда более серьезных, чем он, преступников. Преступников, по-настоящему ответственных за массовые злодеяния в отношении гражданского населения, - генералов, командующих группировками войск, руководителей спецслужб, организовавших террор против всего чеченского населения, и, соответственно, того, кто над ними всеми стоял. Наоборот, в республике уже и названиями улиц некоторые из них увековечены, хотя и не думаю, что надолго...
Сказанное выше никак не умаляет заслуг Абдуллы Хамзаева - блестящего юриста и патриота своего народа. Но и ему вряд ли удалось бы отправить Юрия Буданова в места не столь отдаленные, не сойдись вместе все вышеприведенные обстоятельства. Российская власть умеет защищать убийц, главное, чтобы они были своими для нее и убивали по приказу. И никакими митингами и обращениями ее - эту власть - не прошибить. Ворон, как известно, ворону глаз не выклюнет. Ну разве только для того, чтобы сохранить в целости свой, более ценный в его разумении...
Усам Байсаев - сотрудник ПЦ «Мемориал».
Prague Watchdog