В 1937 году возле селения Харачой у горы Гизгынлам археолог Круглов обнаружил могильник конца II и начала I тысячелетия до нашей эры, в котором оказалось до пятидесяти захоронений. В них нашли много керамических, бронзовых и железных предметов, и особенно посуды местного изготовления, что позволило ученым выделить оригинальную археологическую каякентско-харачоевскую культуру, относящуюся к переходной эпохе от поздней бронзы к раннему железу, характерную для древних племён, населявших горную часть Чечни и Дагестана.

Харачоевцы гордились своей историей, своей 20 метровой боевой башней, древними наскальными рисунками. В мирное время к ним приезжало немало экскурсий, часто приходили плановые и самодеятельные туристские группы, что давало харачоевцам и жителям окрестных селений дополнительный доход от торговли местной экзотикой и организацией локальных походов в Город Мёртвых, к наскальным рисункам, на ловлю горной форели в озере Кезеной-Ам. 

Война с Россией лишила их всего. Часть мужчин оккупанты увезли в фильтрационные лагеря, кто-то вернулся оттуда инвалидом, кто-то не вернулся совсем, часть ушла к моджахедам, часть разбежалась по всему миру.

*   *   *

Сейчас в ауле осталась треть жителей, в основном старики, женщины и маленькие дети. Асланбек Магодаев проживал в большом, кирпичном, крытом нержавейкой доме.

На крепких деревянных воротах была нарисована большая красная звезда и красной же краской коряво по-русски было написано - "Здесь живёт Ветеран Войны". Сам бы он до этого не додумался, кто-то из соседей подсказал. "Может и вправду не так придираться будут", - согласился Асланбек. Как бы там ни было, но пока надпись, действительно, работала. Конечно, и приходили, и забирали продукты и вещи, но не так нагло, как у других, а немного тушуясь, пряча глаза, как бы извиняясь. " Война, отец, сам воевал, понимаешь...".

Обычно во время зачисток Асланбек быстро надевал костюм с орденскими планками и ... молчал, наблюдая за происходящем из-под приспущенных век.

Он и жене приказал молчать. Отвечал кратко, односложно, чтобы не раздражать оккупантов. Из других домов доносились и шум, и крики, и даже автоматные очереди, а он молчал. Ему исполнилось 80 лет, и он понимал, что слаб уже для того чтобы что-либо предпринимать. Почему-то молчание и его отрешённый взгляд действовали на непрошеных гостей, и они забирали не всё, что попадалось под руку. И, тем не менее, после нескольких лет войны в доме осталось лишь самое необходимое: постели, стол, стулья, остатки провизии.

Часть еды, документов, денег и драгоценностей Асланбек держал в горном тайнике, про который знали только родные, да несколько надёжных соседей, на тот случай, если ему и его близким вдруг придётся погибнуть, да и сам он был осведомлен о нескольких соседских тайниках. Без этого было нельзя. Люди и раньше жили дружно, а теперь война, бедность, общая беда сблизили их ещё больше. После того, как на блокпосту убили племянницу, возвращавшуюся с продуктами из города, Асланбек взял к себе четверых её детей, а старший 14-летний Салман ушёл к моджахедам.

Отца их убили ещё раньше, за то, что не хотел отдавать корову - единственную кормилицу семьи. Большой валун угрюмо лежал в углу магодаевского двора, когда земля сотряслась от грохота проезжающих БТР. Солнце скрылось за горами, но воздух ещё оставался тёплым. Нагретый за день валун постепенно остывал, отдавая накопленную энергию земле и воздуху.

Он видел, как Асланбек неохотно накинул на себя пиджак с орденскими планками и пошёл к воротам посмотреть, что происходит. В мегафон хриплый голос кричал, что село оцеплено, что будут искать бандитов и чтоб все сидели по домам. Это означало, что любопытные, высунувшие нос за ворота, вполне могли схлопотать пулю.

Асланбек знал, что моджахедов в селе нет. Сын племянницы Салман скрытно приходил позавчера ночью, проведал братьев и сестёр, взял немного продуктов и ночью же ушёл. Сказал, что на задании, чтоб на всякий случай всё лишнее попрятали. А что лишнее-то? Лишнего давно уже нет. Козочку только, что молоко для малышей давала, спрятали в маленькой пристройке за сараем, чтоб не попалась ненароком на глаза. Валун слышал громкие голоса, крики, плач и визг, человеческий и животный, он лежал неподвижно, словно всё происходящее не касалось его.

Он уже и сам забыл сколько веков лежит здесь. Он видел разное и привык относиться к происходящему по-философски. Он услышал, как заскрипели предусмотрительно открытые хозяевами ворота, и увидел, как в образовавшуюся щель сначала просунулось дуло автомата, потом появилось лицо оккупанта.

- Заходи, открыто, - сказал сидящий на лавочке Асланбек.
- Чужие есть? - застряв в воротах, осторожно спросил оккупант.
- Чужих нет.
Русский скрылся, позвал кого-то, и вскоре один за другим во двор зашли пятеро оккупантов.
- Обыскивать будем, - бросил старший, - всем сидеть, где сидели, старик, с нами пойдёшь.
- Я пойду, пойду, только Вы потише, детей не напугайте.
- Чё? Не понял?
- Дети,  говорю, маленькие, не напугайте.
- Слушай, он чего меня учит жить? - обратился старший к одному из солдат.

Валун сжался от внутреннего напряжения.

- Дед, да ты знаешь, кто я такой? Хотя - это не важно... - старший был «под градусом». - Ты кто такой?
- Я - гвардии лейтенант запаса Магодаев.
- Ветеран что ли?
- Всю Войну Отечественную прошёл, две медали солдатские <Славы> первой и второй степени имею, орден Отечественной войны, орден Красной звезды...
- Ты меня чего на жалость берёшь? Меня на жалость не возьмёшь. Если чего найду незаконное - пеняй на себя.
-  Что у меня незаконного, у меня вообще ничего нет!

Старший и ещё один солдат пошли за Асланбеком в дом, а трое остальных стали рыскать по двору. Валун притаился, смотрел и слушал.

- Смотри, чего бы с...ь, - произнес один солдат, не обращая внимания на сидящую на лавке старуху.
- Так жратва-то вся, небось, в доме..., - ответил другой.
- Прячут всё, - заметил третий, - в прошлый раз на базе одному ток к яйцам подвели, так сразу всё рассказал.
- Бабка, выпить есть? - обратился один к так и оставшийся сидеть на лавочке жене Асланбека.
- Нет, ничего нет, у нас вино не делают, да и зачем нам?! Мы с дедом старые, дети маленькие.
- Чьи дети, ваши с дедом что ль? - засмеялся солдат.
- Почему наши, у них родители были...
- А где ж они сейчас?
- Отсюда не видно...
- В лесу, что ль? - насторожился солдат.
- Я ж говорю отсюда не видно...
- Ты мне, бабка, мозги не пудри, где родители их?
- Где? На том свете! Ваши солдаты их убили.
- Моджахеды, значит?
- Зятя здесь из-за коровы убили, а дочку на блокпосту.
- А наших что не убивают?! - заорал солдат. - Вчера недалеко от вас два бронетранспортёра взорвали и <Урал>, 8 человек погибло!! Это что не люди?!

Старший выскочил из дома.

- Что тут у вас?
- Обижается, что зятя её убили...
- Ты убил? Где?
- Да не, раньше. И дочку тоже, давно...
- А чего орал-то?
- А чего она - убивают! Наших, что ль не убивают...
- Ищи лучше... - и старший пошёл в дом.

Больше всего солдаты задержались на огороде, но, кроме укропа, еле различимого в темноте, взять было нечего, поскольку лето только набирало силу. Валун уже не мог дождаться, когда чужие покинут двор. Он немного остыл, но напряжение не уходило. Он по праву считал себя хозяином двора, где пролежал много лет и столько всего видел.  Минут через пять Асланбек с солдатами вышел из дома.

- Я же говорил никого и ничего нет, а вы не верили...
- Веры сейчас, дед, никому нет. Вы нам не верите, мы -  вам. Ты же не говоришь нам, где ваши продукты прячут...
- Мне что кто-нибудь докладывает..., я дома сижу, за детьми слежу...
- Где ж ты им еду-то берёшь?
- Ты что мне еды предложить хочешь?
- Витёк, - раздался вдруг истошный голос из-за сарая.

Стоявшие во дворе солдаты взяли автоматы на изготовку и окружили сарай. Валун уже всё понял и приготовился к худшему. Какое-то время за сараем слышалась возня, потом солдаты выволокли оттуда козочку.

- Вы что ж это над животными издеваетесь? Ноги связали, рот пластырем заклеили!
- А я сразу подумал - чего это у них одна доска поперёк прибита, отодрал, а там она лежит...

Асланбек растерянно молчал.

- Придётся конфисковать, как вещественное доказательство издевательства над животными. Читали Есенина: <И собак, как братьев наших меньших, никогда не бил по головам>.

Солдаты подхватили добычу и направились к выходу. Жена Асланбека заголосила, а он встал в воротах.

- Уйди, старик, по-хорошему говорю.
- Оставь козу, - сказал Асланбек.
- Сказали же тебе - конфискуем! Уйди, говорю, по-хорошему.

Валун потерял способность видеть и слышать.

- По какому хорошему? ... Ты мою козу берёшь, а говоришь по-хорошему.  Ты её покупал? Ты её растил? Кто тебе дал право чужое брать?!
- Во время законы не действуют.
- Не дам козу!! Без неё дети с голоду умрут!
- А ты хочешь, чтобы наши солдаты с голоду померли, ты, что за бандитов? - и старшой наставил на старика автомат.
- Это ты со своих генералов, да министров спрашивай. Я тебя от фашистов защищал, а ты мне автоматом угрожаешь...
- Меня тогда и в помине не было. Уйдёшь?
- Не уйду! Отдай козу!

Рикошетом от железных скобок ворот пуля попала в валун и высекла из него искру. Валун уже ничего не чувствовал, он снова замер на многие годы. Оккупанты, только перешагнули через осевшее на землю тело старика и исчезли в воротах.

17 марта 2003 г.

«К»

КЦ