Политолог, профессор университета Ратгерс Александр Мотыль изложил американскому изданию Foreign Affairs свой сценарий крушения режима Путина. Профессор пишет:
- Когда-то Путин казался непобедимым. Сейчас он, как и его режим, выглядит обессиленным, запутавшимся и доведенным до отчаяния. Комментаторы, как российские, так и западные, все чаще говорят о том, что Россия, возможно, уже на грани глубокой нестабильности, возможно, даже коллапса.
В этом изменении восприятия нет ничего удивительного. Год назад Россия была в эйфории после аннексии Крыма и агрессии в Донбассе. Экономика, хотя и переживавшая стагнацию, казалась стабильной.
Путин побеждал западных политиков и российских оппонентов за явным преимуществом. Его популярность взлетела до небес. Сейчас из всего этого осталась только популярность, все остальное повернулось к худшему. Крым и Донбасс оказались экономическими черными дырами, в которые утекают российские ресурсы. Война в Украине привела Россию к безвыходному положению.
Цены на энергоносители обрушились, и в России началась экономическая рецессия. Экономические санкции Путина против Украины, Турции и Запада лишь еще сильнее повредили российской экономике. Тем временем российская интервенция в Сирии вот-вот увязнет в трясине.
Вероятно, для России дела обстоят еще хуже, чем описывает этот беглый обзор негативных трендов. Страна переживает три кризиса, вызванных правлением Путина, и внешнеполитические авантюры в Украине и Сирии только обостряют их.
Во-первых, российская экономика в свободном падении. То, что цены на нефть и газ вряд ли существенно поднимутся в обозримом будущем, плохо. Но намного хуже то, что зависимая от энергоносителей экономика России, нереформированная, неконкурентоспособная и немодернизированная, останется такой, пока остается машиной, приносящей богатство российской политической элите.
Во-вторых, путинская политическая система переживает дезинтеграцию. Его фирменная авторитарная централизация была предназначена для создания сильной «вертикали власти», которая наведет порядок в административном аппарате, избавит его от коррупции и подчинит региональные элиты, как русские, так и нерусские, воле Москвы.
Вместо этого сверхцентрализация дала противоположный эффект —бюрократия фрагментирована, у бюрократов все возможности для действий в их собственных интересах, а региональные элиты все больше выходят из-под контроля; самый яркий пример Кадыров.
В-третьих, сам Путин, на котором держится вся российская система, очевидно, уже пережил свои годы расцвета. После катастрофического решения помешать Украине подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом в 2013 году он делал одну стратегическую ошибку за другой. Его некогда привлекательный образ мачо стерся, а недавние попытки поддержать культ его личности публикацией сборника цитат и календаря с его портретами выглядят смешно и безнадежно.
Проблема для Путина (и для России) в том, что политико-экономическая система устойчива к переменам. Такая дисфункциональная экономика, как в России, может держаться только при условии, что ее контролирует каста бюрократов, ставящая свои собственные интересы выше интересов страны. В свою очередь, в центре глубоко коррумпированной авторитарной системы необходим диктатор для координации и баланса интересов и аппетитов элиты.
Инновационное решение Путина заключалось в том, чтобы превратить себя в культовую фигуру, легитимность которой основана на молодости и энергии, кажущимися вечными. Однако такие лидеры в конечном счете становятся жертвами собственного культа и, как Сталин, Гитлер, Мао и Муссолини, не могут покинуть свой пост добровольно. В результате Россия оказалась между Сциллой системного распада и Харибдой системного застоя. В таких условиях Путин все больше будет опираться на русский шовинизм, империализм и этноцентризм для поддержания своей легитимности.
Поскольку ни одна из проблем не будет решена в обозримом будущем, Россия вступает в долгие «времена бед», последствия которых могут варьироваться от волнений и беспорядков до смены режима и даже коллапса государства. Было бы безрассудно предсказывать будущее России, но очевидно, что чем дольше Путин будет оставаться у власти, тем хуже будут обстоять дела для страны. Путин, который претендовал на роль спасителя России, стал ее злейшим врагом. Сейчас США, Европе и соседям России надо говориться к худшему.
Факторы нестабильности
Некоторые аналитики отрицают возможность масштабной дестабилизации в России на том основании, что оппозиция слаба, ее лидерам недостает харизмы, а популярность Путина высока. Но эти факторы не так важны, как кажется. Большинство революций стали результатом глубокого структурного кризиса, и лишь немногие сделаны самозваными революционерами.
Харизматичные лидеры так же часто появляются в процессе системной дестабилизации, как и перед ней. А общенациональная популярность лидера или движения всегда менее важна, чем власть в столице и влиятельность среди ключевых фигур политической и экономической элиты.
Представьте себе, что три упомянутых выше кризиса продолжат углубляться, что, скорее всего, и произойдет. В этом случае едва ли не любой сектор российского общества будет близок к бунту. По мере роста инфляции и безработицы и падения стандартов жизни будет расти неудовлетворенность среди рабочих, усилится волнение в обществе.
Политические и экономические элиты также будут все более недовольны углублением трех кризисов. Их статус и богатство будут все более уязвимы, и будет расти их готовность поддерживать альтернативы Путину и его режиму. Городские интеллектуалы, студенты и профессионалы подобным же образом восстановят свой протестный потенциал и обеспечат интеллектуальную поддержку силам дестабилизации.
При росте системного хаоса и застое среди элиты патриотически настроенные элементы внутри силовых органов (армия, полиция и спецслужбы) будут искать альтернативы Путину и его разрушительной системе правления. А солдаты и наемники, сейчас сражающиеся в Украине и Сирии, могут вернуться домой и способствовать распространению радикальных взглядов по всей стране. 21 нерусская республика в составе России будет отстаивать свою самостоятельность.
За 18 лет Путин мог разрядить недовольство с помощью трех мер, которыми пользуются все элиты, чтобы остаться у власти. Он покупал народную поддержку на неожиданные сверхдоходы от выросших нефтегазовых цен.
Он опирался на силовые органы и подавлял недовольство. И, демонстрируя мужественность и энергию и обещая изменить Россию в своей собственной манере, он создавал идеологические стимулы для поддержки своего режима.
Однако из-за своих ошибок и системного распада у Путина больше нет материальных ресурсов, которыми он когда-то располагал, а его имидж сильно потускнел. А из-за того, что Россия превратилась в государство-изгой, неспособное победить Украину и все больше увязающее в трясине на Ближнем Востоке, мечта о возрожденном величии России теряет свою привлекательность.
В результате Путин теперь рассчитывает почти исключительно на силовые органы, поддерживающие его режим. Таким образом, он зависит от их готовности продолжать служить ему. И Путин, недавно обеспечивший принятие закона, который позволяет тайной полиции стрелять в участников протестов, это знает.
Принуждение сил принуждения
Ставка на вооруженные силы может оказаться опасной. Начнем с того, что они могут отказаться подавлять протест, если протестующих будет слишком много. Это верно для всех репрессивных режимов, которые склонны превращать полицию в элиту и направлять офицеров служить вдали от их домов.
В провинции высока популярность Путина и сложнее организовать массовый протест, но такой сценарий очень вероятен в Москве, где в 2011–12 годах уже проходили массовые демонстрации, а также в нерусских регионах, таких, как Татарстан, Башкортостан, Якутия, Дагестан и Ингушетия, где этническая солидарность может перевесить приказы о силовом подавлении. Если в волнениях будут участвовать женщины и рабочие, полицейские силы меньше всего будут готовы подчиняться приказам и стрелять.
Сейчас такая революция выглядит невероятной, но в середине 2004 и в середине 2013 годов никто не мог предсказать Оранжевую революцию и Евромайдан в Украине. Такие революции, как Путин, вероятно, понимает, по природе своей непредсказуемы, поскольку они результат начинающего расти недовольства, гнева, радикализации и надежды.
Но все же при деградации политико-экономической системы и ее неспособности к переменам вероятность таких волнений будет увеличиваться с каждым годом. Очень вероятно, что протесты разгорятся из-за какого-то внезапного, неожиданного события, которое оскорбит людей и заставит их выйти на улицы.
Такой шок может случиться от чего угодно — от какой-нибудь постыдной ошибки Путина, показанной по телевидению, до жестокости полиции или пожара с человеческими жертвами. Никто не может предсказать такие шоковые реакции, но с распадом системы они становятся более вероятными.
Другой сценарий — если вооруженные силы не смогут помешать противникам режима внутри элиты осуществить дворцовый переворот или провозгласить независимость нерусских регионов.
Хотя Путин построил разновидность авторитаризма, напоминающую режимы нацистской Германии и муссолиниевской Италии, российские репрессивные органы еще не стали, как это было при Сталине, государством в государстве, способным следить за поведением всей элиты. Поэтому нельзя быть уверенным в лояльности или нейтральности российской элиты. Ее представители знают, что все они, подобно Михаилу Ходорковскому, российскому бизнесмену, ставшему оппозиционным деятелем, который вызвал гнев Путина и провел несколько лет в тюрьме по обвинению в мошенничестве, могут быть наказаны, если переступят черту. Но они знают еще и то, что во времена потрясений они нужны Кремлю так же, если не больше, чем Кремль нужен им.
Насколько вероятны сценарии дворцового переворота или регионального сепаратизма? Советская и российская история изобилует примерами. После смерти Сталина в 1953 году его преемники расстреляли главу сталинской госбезопасности Лаврентия Берию.
В 1964 году Никита Хрущев был отстранен от власти в результате государственного переворота. В 1998–99 годах Путин пришел к власти в результате похожей на заговор сделки между элитами и тогдашним президентом Борисом Ельциным.
Что касается нерусских регионов, они объявляли о своем суверенитете каждый раз, когда государство оказывалось в кризисе — во время революции 1917–21 годов, при германской оккупации в 1941–43 годах, во время горбачевской перестройки в 1987–91.Лояльность элиты зависит от способности Путина платить ей. Как политическая и экономическая элита сплотилась вокруг Путина в 1998–2003 годах, так же у нее появится искушение бросить его в грядущие скудные годы.
Тем временем нерусские элиты, в особенности в богатом нефтью Татарстане и алмазной Якутии, могут начать ослаблять связи с Москвой, поскольку у них могут быть националистические амбиции, а находятся они вдали от центра, и им труднее угрожать. Когда элиты увидят, что могут критиковать режим безнаказанно, это будет переломный момент, и начнется массовое антипутинское движение. Возможно, будет составлен заговор против Путина и его попытаются насильственно отстранить от власти или убить.
Третий сценарий — если не удастся подавить протесты, когда оппозиция прибегнет к насилию, а вооруженные силы окажутся слишком слабы, чтобы ответить. Армии, терпевшие поражения в войнах или переживавшие унижение на поле боя, склонны проявлять такую слабость.
Российская армия сейчас участвует в двух войнах — в Украине и Сирии. Возможно, на горизонте и другие вторжения, например, в страны Балтии или Центральной Азии, так как Путин пытается посеять раздор внутри НАТО и одновременно защитить Россию от ИГ. Несмотря на чудовищное превосходство России в военной силе, война в Украине закончилась всего лишь захватом двух экономически проблемных регионов — Крыма и Восточного Донбасса, — и надежд на быстрое восстановление мало.
Более важно, что проект «Новороссия», направленный на аннексию всего юга и востока Украины, провалился. В сумме, несмотря на несколько тактических побед, можно считать, что российские вооруженные силы потерпели поражение.
Победа в Сирии выглядит столь же отдаленной, даже если Россия введет туда дополнительные силы. Рано или поздно униженные или побежденные российские солдаты и наемники вернутся домой, и их гнев будет, скорее всего, направлен против режима, пославшего их на проигрышу войну.
Полиция и внутренние войска вряд ли станут проявлять жестокость по отношению к протестующим солдатам. Все осложняется растущей вероятностью возобновления терактов в России.
Чечня может с легкостью взорваться, если Кадыров будет смещен в результате местного дворцового переворота или же убит российскими спецслужбами.
Значительная часть Северного Кавказа уже в состоянии наполовину открытого бунта. Российская авантюра в Сирии и открытое вступление в антисуннитский альянс может не только обострить отношения с российскими суннитами, но и спровоцировать ИГ на атаки в России.
Насколько вероятно, что вооруженные силы не смогут подавить протест? Первая чеченская война в 1994–96 годах показала, что российские вооруженные силы можно победить. Украинская война продемонстрировала, что российскую армию и наемников может нейтрализовать существенно более слабый противник.
Серия терактов, случившаяся в России в начале путинского правления, показала, насколько уязвима Россия к насилию. Невозможно предсказать, когда разразятся вооруженные действия против режима, но вероятность того, что это случится, будет увеличиваться по мере распада политико-экономической системы, роста массовых волнений и недовольства внутри элиты.
После бури
Россия на грани идеального шторма, одновременно действуют несколько дестабилизирующих сил. В таких условиях массовые волнения в высшей степени вероятны. Революции, дворцовые перевороты и насилие становятся все более возможными. Результатом может быть коллапс режима или распад государства. Каким бы ни был сценарий, Путин вряд ли выживет.
Как следует поступать Западу и соседям России? Они не могут ни остановить Путина, ни предотвратить дезинтеграцию России, точно так же, как ге смогли предотвратить распад СССР. Лучшее, что можно сделать, — это ограничить ущерб, который будет причинен нестабильностью.
В частности, придется позаботиться о массовых потоках беженцев, быть готовыми к всплескам насилия, решать проблему оставшихся вне государственного контроля ядерных вооружений.
Соседи России могут справиться с первыми двумя проблемами, усилив свою пограничную охрану, армии, полицейские силы и административные аппараты. Запад должен рассматривать их, в особенности Белоруссию, Украину и Казахстан, как союзников или клиентов, стабильность и безопасность которых жизненно важны для стабильности и безопасности Запада. После этого Запад должен поддержать стабильную прозападную демократию в том, что останется от постпутинской России.
У западных политиков будет искушение поддержать российские вооруженные силы, особенно после того как начнутся массовые беспорядки. Но это будет контрпродуктивно: в случае поражения поддержка сил подавления только продлит кровопролитие и нестабильность, тем самым увеличивая вероятность того, что ядерное оружие попадет не в те руки.
Рано или поздно смутное время в России закончится. Когда уляжется пыль, уменьшившаяся более слабая Россия вместе с рядом нерусских регионов, превратившихся в новые независимые государства, возможно, будут способствовать созданию более стабильного мира, как минимум уже потому, что путинская Россия — большая угроза для мира во всем мире — перестанет существовать, а новая Россия, возможно, наконец расстанется с имперской мечтой, которая позволила Путину прийти к власти.
Чем бы это ни кончилось, лучшими гарантами стабильности и безопасности в постпутинской России будут нынешние соседи России, в частности, Украина, Казахстан и Белоруссия. Если они будут сильными, ущерб можно будет значительно ограничить. Если же они окажутся слабыми, ущерб распространится на Запад. Сейчас лучшее время, чтобы усилить их, — пока не начался потоп.
Отдел мониторинга
Кавказ-Центр
