Выпущенный после первой ходки пока на свободу политзек Артем Савелов рассказал об обстановке в русских тюрьмах:

- "Часто спрашивают про тюрьму, что именно там страшно или сложно. Ответить очень трудно. Я скажу так: можно в тамбуре или в туалете прожить год? Вроде бы не страшно — выживешь. А с другой стороны… как это словами описать?"

Начинается все уже с количества людей в камерах. Сейчас все переполнено. Когда я был в тюрьме "Медведково", сначала в камере на четверых сидели четыре человека, а потом постоянно был кто-то пятый. В итоге либо брали раскладушку, либо кто-то спал на полу. На "Бутырке" тоже сначала в камере-трешке были втроем, а потом наварили еще одну шконку (металлическая койка — спальное место арестантов и заключенных). Людей постоянно уплотняют, трамбуют, хотя вроде бы больше некуда.

 Возникает ощущение, что от попавших в эту Систему людей просто хотят избавиться. Все близится к 1990-м, когда на шконках спали по очереди. В концлагере спать по очереди уже в порядке вещей",

Главная и в единственная задача карательной системы в России — ломать людей. Когда приехал в концлагерь, привез туда свитер, пару футболок, штаны — все это выкинули. При этом они должны были и летнюю, и зимнюю одежду выдать, в том числе свитер и варежки, теплое и обычное нательное белье, ботинки. Но выдали только робу-комплект, телогрейку и больше ничего.

Как хочешь, так и крутись — проверки идут на холоде, зима, а люди стоят в летних ботинках, одних брюках, без свитера: футболка или роба, телогрейка и ушанка. Людей так кидают на морозе, но при этом заставляют опускать воротник у телогрейки и поднимать уши ушанки. Зачем им это нужно?"

То же самое и с одеялами. Одеялко не дают. Когда с неделю не спишь из-за холода, одеялко уже приобретает определенное значение.

Шконки в концлагере металлические,  матрасы есть, но тонкие. При этом объем передач с воли ограничен — до 20 килограммов на два месяца, а теплые вещи могут и не пропустить. Кормят зеков баландой, похожей по консистенции на клей для обоев. Состав от него отличается мало — это растворенная в воде мука с редкими кусками картошки или капусты. Вечером к основному "блюду" дают маленький кусок вареной рыбы. В отличие от тюрьмы люди в концлагере обозленные, жестокие, потому что постоянные холод и голод не способствуют дружескому обращению друг с другом.

 Если говорят, что ГУЛАГ исчез, не верьте — русские концлагерч как были ГУЛАГом, так и остались.

Если бы страдал я один, когда посадили, это было бы не так страшно. Ничего, крепился бы. А так у человека не только отнимают свободу и здоровье, но и мучают его близких. И вот это действительно тяжело.

Самое страшное, если человек в таких условиях еще и заболевает. Когда меня привезли в тюрьму "Медведково", мне там сказали: "У нас больных нет. Здесь либо здоровые, либо мертвые". Все так и есть, причем не только в "Медведково". Я видел медицину в колонии, и "медицина" в данном случае — громко сказано. Помощь не оказывают не только недавно заболевшим, но и хроническим больным, инвалидам.

Если ты заболел, то должен записаться к врачу и прорваться к нему через все посты "локалки" (отгороженные друг от друга участки жилой зоны, где расположены бараки для одного-двух отрядов; мера, принятая для ограничения контактов между заключенными), а там проверяющим безразлично, что ты болеешь, записан. Полицейские сами решают, открыть или закрыть перед тобой дверь.

 Если тебе все-таки удалось пройти все посты, то у врача, как правило, гигантская очередь. Хорошо, если она примет пятерых. Если ты попал в пятерку, то, скорее всего, врач разломит тебе одну таблетку и скажет: "Это от головы, а это — от живота". Приблизительно так.

О чем тут говорить? Я видел, как людей выносили в одеялах в морг".

Сам он сильно заболел в СИЗО "Бутырка". Записаться к врачу он пробовал много раз, но у него так и не вышло — решил просто отлеживаться, и будь что будет.

"Злость брала. В заключении вообще так — сам себя злишь, чтобы взбодриться, и думаешь: "Переживу их всех, гадов". Помаленьку пришел в себя после нескольких дней в лежку, потом разозлился, стал отжиматься, как делал в других тяжелых случаях. Раз отжался — думаю: "Стал их сильнее на это отжимание". На этой злости и вые

В неволе у каждого свой способ преодолеть обстоятельства: кто-то мечтает, кто-то занимается йогой или спортом, кто-то уходит в религию. После ареста на меня  давили — пытались получить показания на Навального и других "лидеров протеста", якобы они организовали на Болотной площади "массовые беспорядки". Не оставили его в покое и потом.

В концлагерь приезжали фсбэшники. Это опять же про простую человечность. Разговор у них начинался: "Да, мы понимаем, что ты просто так попал, тебе тяжело, понимаем, что ты не виновен". А заканчивался: "Да мы тебя и здесь сгноим, выйдешь — устроим тебе сладкую жизнь".

Пытались прощупать взгляды, добиться, чтобы стучал на ребят — в том же концлагере ведь сидят Андрюшка, Лешка (Андрей Барабанов, Алексей Полихович). И, как мне показалось, фсбэшники закидывали удочки, чтобы я стучал уже по выходу (это в России происходит часто, не будем называть известные имена, основываясь только на предположениях - КЦ). Я этот разговор стал обрубать, и вот тут-то их обращение и переменилось — они стали угрожать,

Со всеми сокамерниками в тюрьме были хорошие отношения. Там точно такие же люди, как и на свободе, никакой особой "криминальной среды" в тюрьме не встретишь. Зато в изоляторах сидит масса невиновных. Те, у кого "отжали" бизнес, те, на кого завели "заказные" дела, жертвы следственной ошибки.

 Я видел в тюрьме безногих, у которых в деле написано, что они убегали, сопротивлялись при аресте, парализованных, которым вменяют насилие в отношении "представителей власти". Я раньше думал, что такое из серии анекдотов, а оказалось, что нет.

Если раньше была поговорка: "От тюрьмы и от сумы не зарекайся", то сейчас тюрьма у каждого рядом, можно сказать, за спиной. Люди ходят по лезвию ножа. Качнешься в одну сторону — останешься свободным, в другую — сядешь. И это не зависит от того, соблюдаешь ты их "закон" или нет, праведно или неправедно живешь, умный ты или глупый. Я посмотрел на все на это, и мне теперь страшно за родных, знакомых.

Надеяться на справедливость в таких условиях не приходится. Очень распространенная реакция людей, которых закрывают — они первые два-три месяца думают, что это ошибка, что следствие или суд разберется. Потом это время проходит, они видят реальную обстановку, и кто-то крепится, кто-то унывает. Я за эти два года в тюрьме не видел ни одного случая, чтобы кого-то отпустили",

Большинство арестантов надеются на амнистию. Я их видел три. По ним выходят единицы. Но это по слухам — я таких людей не встречал. Зато знаю обратные примеры — людям за день до объявления амнистии перебивали часть статьи в материалах дела. Изначально они полностью подходили под амнистию, а потом — уже нет, да еще и обвинение становилось более тяжелым.

Я много думал, как изменить существующую систему. По-моему это все идет сверху. Говорят: "Начни с себя". Но это здесь не работает. Один из выходов — уехать. Даже среди тех, кто сидит, есть те, кто умудряется отправить семью, детей за границу. В том числе даже продав имущество. У многих там открываются глаза. Очень трудно изменить что-то, пока большинство людей относится безразлично к творящемуся беззаконию.

 Меня выбивает из колеи, когда говорят про тех же следователей, полицейских, фабрикующих дела или делающих что-то еще в этом роде: "Работа у них такая, их можно понять". Что, их теперь понять и простить? Они заживо убивают людей.

В тюрьме и концлагере очень поддерживают весточки с воли. Письма — это что-то особенное, это не понять тому, кто не сидел. Это взбадривает — читаешь, вроде бы даже ничего особенного или важного нет, но сразу веришь в лучшее, хочется жить. Письмо — это всегда кусочек и того, другого, свободного мира.

Опять же, большая радость — открытки. Ты и сам рад, и в камере ее прикрепишь — другие ребята рады. Такие мелочи поддерживают, создают уют. Кстати, мы с сокамерниками стали марки собирать с конвертов. Это после того, как пришло письмо из Канады с очень необычной треугольной маркой. В тюрьме же мало радостей.

В тюрьма я понял, что России как таковой нет, есть режим Путина и компании. Мое отношение к системе стало еще хуже. Мое прежнее отношение к тем же судьям, полицейским, даже политикам раньше формировалась по телевизионным сюжетам, новостям из Интернета. В действительности все оказалось иначе — злее, тупее.

Закон, охрана правопорядка, правосудие — в жизни эти слова приобрели совсем другой смысл. Или этого просто нет, или все делается под теми же названиями, но с точностью до наоборот. Сейчас кто-то мерзнет, а кто-то и вовсе вряд ли выйдет на свободу из-за этой системы. Многие боятся выражать свое отношение к происходящему. А власти, видимо, боятся людей, которые выходят это мнение выразить.

Выйдя на свободу, я ощутил, что ситуация в стране стала еще тяжелее. Мне как-то написали в письме про акцию, на которой полиция задерживала людей в белом. Меня это зацепило, и я написал в ответ: "Они что, совсем сдурели? Осталось только развязать войну, и дальше совсем край". И тут — бац! — и как раз война.  Присоединение Крыма, развязанная на востоке Украины война — все это отбросило Россию в какую-то жуткую яму, страна откатилась в прошлое. Я сейчас не говорю о санкциях, а сужу с моральной точки зрения.

Поднятая волна патриотизма ни к чему хорошему привести не может. Тем более, когда основывается она на льющейся из телевизора лжи.

Плюсов у этой ситуации нет. Война только в книжках и фильмах это здорово, а в жизни это боль, грязь, горе. Был бы мир таким огромным, как кажется, я бы посоветовал уезжать, но проблема тут в том, что такие агрессоры не останавливаются, зло всегда нападает".

Отдел мониторинга

Кавказ-Центр