Издание «The Washington Post», которое цитирует UmmaNews, опубликовало статью, посвящённую Вилаяту Дагестан, авторы которой пытаются понять и проанализировать текущую ситуацию, складывающуюся здесь. Статья посвящена распространению чистого Ислама и движения Джихада в этом регионе Имарата Кавказ. Приводим статью с незначительными правками:
«Здесь, в Дагестане, в суровых горах Северного Кавказа, достигающих в высоту 4.000 метров и резко обрывающихся в бурные горные реки, разворачивается очередной эпизод в борьбе Москвы с мятежными мусульманами.
В Дагестане появились бомбисты-смертники. Каждую неделю погибает в среднем по три полицейских. Русская армия со своими танками, вертолётами и оружием наперевес ведёт в лесах бои с партизанами (guerrillas).
До недавнего времени наибольшую угрозу российским руководителям представляло партизанское движение в соседней Чечне. Но сейчас эту роль взяли на себя традиционно независимые мусульмане-дагестанцы, чьё недовольство выливается в вооружённый конфликт. Они находят ответ в консервативной форме Ислама, которая укореняется в этих суровых и прекрасных краях.
Режим обвиняет в разжигании боевых действий салафитов. Консервативные мусульмане обвиняют режим, осуществляющие репрессии. Борьба порой очень сильно и опасно напоминает гражданскую войну. Совершаются нападения и убийства, взрывают магазины, где продают алкоголь, а разгневанные молодые люди берутся за оружие и уходят в подполье. На Кавказе это называется «ушёл в лес».
„Они терроризировали людей, — говорит о местном режиме 30-летний религиозный лидер, известный под именем Абу Умар. — А теперь люди терроризируют их“.
Когда в конце 1991 года распался Советский Союз, и Россия стала независимой, её новый президент Борис Ельцин пообещал демократию и процветание. Прошло двадцать лет, незначительное меньшинство накопило огромные богатства, а рядовые граждане недовольны отсутствием возможностей, всё более авторитарной властью, разгулом коррупции и беззакония. Нарастает межэтническая напряжённость.
В этих условиях мало кто протестует. Но Дагестан бурлит из-за религиозных споров и возмущения против Москвы.
„Россия никогда не сделает Дагестан процветающим, — говорит Абу Умар. — Мы для них люди третьего сорта. Они хотят нас унизить, и мы чувствуем это“.
Летним днём ближе к вечеру лишь комары кажутся кровожадными на этом глинистом поле. Абу Умар вежливо предлагает средство от комаров и приглашает на прогулку по самодостаточному мусульманскому посёлку, находящемуся в сотне с небольшим километрах к северо-западу от дагестанской столицы Шамилькалы. Он салафит, то есть „ваххабит“, согласно классификации русских, которые отождествляют это течение с джихадизмом.
Уже возведены стены трёхэтажного медресе, или религиозной школы, где салафиты, по их словам, намерены оказывать социальные услуги в области спорта, образования и новых возможностей, не запятнанных коррупцией. Гудит бульдозер, и Абу Умар указывает в его направлении на площадку, зарезервированную под строительство детского дома для детей, о которых, по его словам, не заботится режим.
Он считает, что граждане будут подчиняться законам Аллаха, в связи с чем полиция и прочие атрибуты государства будут не нужны, и что мусульмане станут жить в мире и благополучии. Режим считает такие разговоры опасным прикрытием для диверсий и джихадизма. Абу Умар утверждает, что режим утратил свои нравственные ориентиры и ошибается насчёт салафитов.
«Мы строим, — говорит он, — а не разрушаем».
Ислам появился здесь в Средние века, приняв форму умеренного суфизма, пропитанного местными обычаями. Но в годы атеистического Советского Союза религия вынужденно ушла в подполье, а в Дагестане сжигали в лесу экземпляры Кораны, и верующие молча страдали, наблюдая за тем, как коммунисты разрушают мечети.
Когда в конце 1980-х начался распад Советского Союза, религия в России начала возрождаться. И через Афганистан в эти места стала проникать салафия. Разочарование и хаос 1990-х стали благодатной почвой для укоренения салафии.
Салафиты верят в то, что у мусульманина прямая связь со Всевышним, и что он должен учить слова пророка Мухаммада. Последователи суфизма в Дагестане следуют наставлениям своих устазов, которые стоят между ними и Всевышним, и имеют каждый от 500 до 20.000 глубоко преданных им последователей.
Салафитам не нравится союз суфистов с режимом. У суфистов есть „духовный совет мусульман“, санкционированный режимом. Туда входит официальное духовенство. Суфисты также поддерживают светское государство. А салафиты нет.
«Суфист он или салафит, — говорит Абу Умар, — если человек не мечтает о Шариате, он не мусульманин».
Жестокие и нераскрытые убийства стали здесь неотъемлемой частью повседневной жизни.
Местные жители могут показать место на пляже, где в прошлом году взорвалась бомба. Это была форма протеста против ношения женщинами купальников. Одна из отдыхавших лишилась ноги.
Согласно сообщениям представителей Министерства внутренних дел, с начала года полиция убила 100 человек, опознанных как повстанцы (rebels). Правозащитники же обвиняют полицию в том, что она сначала убивает, а затем находит преступление, которое приписывает убитому.
По оценкам местных журналистов, в лесах постоянно скрываются от 1.000 до 1.500 вооружённых людей, а ещё около 5.000 готовятся присоединиться к ним.
В Дагестане мишенью является каждый полицейский, потому что они представляют режим, и потому что их обвиняют в жестоком обращении с населением. В одном из районов Шамилькалы полицейские собираются на утреннее построение за мощными укреплениями, в нескольких метрах от места, где бомбист врезался на машине в ворота, но был протаранен полицейским автомобилем. Обе машины взорвались, и погибли шесть полицейских.
Мэр столицы Саид Амиров, занимающий эту должность с 1998 года, пережил 15 покушений на свою жизнь. В результате одного из них он получил травму позвоночника и теперь не может ходить. Амиров возглавляет местное отделение партии Владимира Путина „Единая Россия“.
„Мы хотим, чтобы здесь было светское государство в составе Российской Федерации“, — заявляет мэр.
Жарким солнечным днём небольшая группа полицейских в гражданской одежде говорит о тех, кто прячется в лесах. Называть их имена крайне опасно, поскольку режим может подвергнуть их наказанию.
„Вся эта борьба — следствие плохого политического, общественного и экономического курса, — говорит 47-летний капитан с золотыми зубами, цитирующий слова из трактата Жан-Жака Руссо об общественном договоре и Томаса Джефферсона о правах человека. — Все институты в стране коррумпированы, и источником этого является российская федеральная власть“.
В субботу вечером молодая супружеская пара салафитов угощает чаем с тортом в своей маленькой шамилькалинской квартире. Их 14-месячный сын, недавно научившийся ходить, ковыляет по комнате, а другой, которому шесть лет, тихо и спокойно играет.
„Русские пришли сюда, на нашу землю, и говорят нам, как надо жить, — говорит молодая мама, носящая хиджаб. — Они принесли с собой проституцию, алкоголь и сигареты, и говорят, что если нам это не нравится, мы должны уезжать“.
Абдурахманова целует своего хихикающего малыша, а её муж смотрит видеозапись на „YouTube“, снятую камерой наблюдения в магазине. На записи видно, как его знакомый заходит в магазин, выгоняет оттуда работников и покупателей, а затем взрывает его.
Он выходит из магазина в камуфляже и с оружием в руках до того, как гремит взрыв. На видео этого не видно, но вскоре после взрыва её муж вместе с товарищами попадает под огонь полиции и погибает во взорвавшемся автомобиле.
„Мы не хотим никому навязывать свою веру, — говорит глава семейства, — но мы хотим, чтобы они дали нам жить так, как мы желаем. А мы хотим жить по законам Шариата“».
Отдел мониторинга
Кавказ-Центр