Обострения когнитивного диссонанса у пехотинцев путина особенно наглядно проявляются в годовщины депортаций, вполне символично приходящиеся на дни общероссийских праздников. Вроде и праздники нужно отмечать, выпивать и отплясывать со всей страной, да тут народ ещё, который никак не может забыть ни расстрелянных, ни сожжённых заживо, ни умерших от голода и холода в казахских степях… Так ведь повелось в «братской семье народов»…
В один и тот же день, один «братский народ» вздыхает и горюет по убитым, а другой упившись и закусив, мычит про величие и про «можем повторить», с недовольством поглядывая на своего горюющего брата и вопрошая: «Ну ты чё, ёпти? Обиделся что ли?»
Чтобы траур и торжества не диссонировали столь вызывающе, Кремль приказал пехотинцам перенести траурные мероприятия на другую дату. Охочие до команды «фас» пехотинцы, взяли под козырёк и огласили новый день траура — 10 мая, приурочив его к годовщине похорон Ахмата Кадырова, тем самым подменив скорбь по погибшим, скорбью по Кадырову — старшему.
Чтобы депортация не теребила души вайнахов, карачаевцев, ногайцев, балкарцев, турок — месхетинцев и многих других, чтобы в годовщину трагедии ничто не мешало им мнить себя «защитниками отечества», Кремлю было необходимо возложить вину за депортацию на её жертв. Приоткрыть «окно Овертона» было приказано Кадырову.
«23 февраля – трагическая дата в истории чеченского народа, однако до подрастающего поколения нужно донести проверенные факты. Многие до сих пор продолжают обвинять в депортации народа только сталинский режим, при этом, не владея достоверной информацией. А ведь история говорит о том, что виноваты в той трагедии частично и некоторые представители нашего народа…Мы должны праздновать 23 февраля так же, как и все жители страны. Это праздник тех, кто несет службу в российской армии, это праздник ветеранов войны, это праздник воинов, достойно исполнивших свой интернациональный долг перед Россией, это праздник тех, кто вел борьбу с международным терроризмом», — заявил Кадыров.
Тема виновности вайнахов перед советским режимом, муссируется давно и Кадыров упомянул об этом не случайно. Виновность вайнахов, по широко распространённому мнению, заключалась в том, что они саботировали призыв в советскую армию, также и в том, что во время наступления Вермахта на Кавказ, они массово занимались бандитизмом, подтачивая тем самым оборонительный ресурс, и даже в том, что «готовили Гитлеру белого коня».
Ну про коня понятно. Но после того, что вытворяла с вайнахами эта страна, после массовых этнических чисток, после Ермолова, после «о ненависти к русским никто не говорил», допустимо ли обвинять их в том, что они не считали эту страну своей родиной и не хотели её защищать? После того, что вытворяло с ними это чудовище, допустимо ли обвинять этот народ в том, что они видели в наступающих на Кавказ дивизиях Вермахта своего временного союзника?
Чтобы более явственно представить суть произошедшего, представьте себе то, что в ваш дом ворвалась банда убийц, насильников и мародеров. Убив вашу мать, убив ваших братьев и сестёр, переколов штыками ваших детей, разрушив ваш дом, нагадив на его руинах и развесив сушиться свои портянки, она объявляет состоящую в банде маму-Розу вашей новой матерью, а беснующуюся на трупах, стеклянноглазую, провонявшуюся перегаром чернь, — вашими новыми братьями и сёстрами, которых вы должны любить пуще прежних.
С этого дня, все они вкупе — и есть ваше новое «отечество», защита которого объявляется вашим «священным долгом». Все ваши попытки дистанцироваться от новоиспеченных «братьев» воспринимаются «родиной» как саботаж и уклонение от призыва. Вполне естественное, для каждого человека, желание очистить свою землю от скверны оккупации называется «предательством». Кто замечен в сопротивлении, также в помощи и сочувствии — уничтожается.
Российские, как и советские оккупанты, в новаторы не метили, и применяемый ими набор средств являлся классическим набором приёмов любого оккупационного режима, который, кстати, применялся в течении жизни нескольких поколений.
Несколько поколений вайнахов, хоронило заколотых штыками и разрубленных шашками детей и женщин. Несколько поколений вайнахов отстраивало заново, сожженные врагом дома и вычищало загаженные им мечети. Несколько поколений вайнахских женщин горевало по своим сосланным в Сибирь мужьям, отцам, сыновьям, братьям.
Что же удивительного в том, что они не считали «маму рашу» своей наной и потому не испытывали ни малейшего желания её защищать? Можно ли обвинить в предательстве того, кто добровольно никогда не присягал и никогда не прекращал сопротивления?
Чем запомнилась «мама раша» нескольким поколениям вайнахов, кроме массовых убийств, зачисток, бомбардировок, фильтрационных пунктов, столыпинских вагонов и заснеженных казахских степей? Что в её отношении к ним могло, вызвать в них чувство благодарности?
И не потому ли в «Кратком обзоре и характеристике существующего бандитизма на территории IX-го стрелкового корпуса» от 28 мая 1924 года, недвусмысленно указывалось: «Наиболее склонны к бандитизму ингуши и чеченцы. Они же менее лояльны к советской власти; сильно развито национальное чувство, — воспитываемое религиозными учениями, особенно враждебны к русским — гяурам».
Одна из главных задач, поставленных Кремлём перед Кадыровым, заключается в сломе этой ментальной конструкции, безусловно основанной как на религиозном чувстве, так и на печальном опыте взаимоотношений с «русским миром».
