В Минске в серии "Альтернативная историк" вышла повесть проживающего в Вашингтоне писателя Сергея Тымнэттыкай "На краю Чукотки. Московский автономный округ" (перевод с чукотского Иван Деникин. – Минск, 2015. – 150 с.).

"На краю Чукотки. Московский автономный округ" представляет особый интерес для русских читателей и ее можно прочитать по следующей ссылке.

В аннотации говорится: "Первое упоминание о чукчах относится к 1641 в связи с тем, что в районе Колымы они напали на русских сборщиков ясака. ... это была агрессия со стороны чукчей. А если бы тогда, в XVII веке, чукчи дошли до Москвы?".

Книга иллюстрирована фотографиями кремлевских руин (фото 1, фото 2).

Борец за свободу и независимость Карелии от России Вадим Штепа, проживающий в оккупированном русскими финском городе Яянислинн, который они захватили и аннексировали в последний раз в 1944 году и называют "Петрозаводском", опубликовал в сети рецензию на книгу:

"Военный поход московской армии в Чукотку в 17 веке обернулся ее полным разгромом и присоединением русских земель к Чукотке». Для тех, кто сразу сочтет такой исторический сценарий абсолютно невероятным, напомним, что в реальности Московия «усмиряла» чукчей более двух веков, и даже проигрывала им сражения, несмотря на качественную разницу оружия.

В повести делается допущение, что чукчам в 1641 году, после очередного набега московских колонизаторов, удалось собрать огромную армию из многих народов, также недовольных этой имперской экспансией.

И совместно, на быстроходных собачьих упряжках они сумели нанести стремительный и неожиданный контрудар по Москве. Московская армия увязла в снегу и столица империи пала. Проект «великой России» остался исторической виртуальностью. Вместо нее возникла «великая Чукотка», в которой «Московский автономный округ» стал дальней заброшенной провинцией…

Повесть подчеркивает известную историософскую идею – победители преемствуют политику побежденных. Когда-то русские княжества боролись с Золотой Ордой – но впоследствии сами переняли имперское и агрессивное поведение ордынцев. В повести рассмотрен исторический вариант того, что никакого «возвышения Московии» бы не случилось. Но империя все равно бы возникла.  Главная героиня, чукотская журналистка, приезжая в далекую Москву, размышляет:

«Иногда Вынтэнэ становится стыдно. Стыдно за страну, за соотечественников... Предки Вынтэнэ были воинами. Они лично участвовали в усмирении Москвы и Казани. Нападали на туземные стойбища, угоняли скот, убивали мужчин, насиловали женщин... Теперь об этом стараются забыть.

В школьных учебниках пишут, будто Москва добровольно вошла в состав Чукотки. И дети верят. Ибо трудно представить, чтобы смешной неуклюжий московит – персонаж анекдотов – мог или захотел противостоять чукчам. Он ведь только и умеет, что повторять: «Моя знай, наш столица – Анадырь! Моя хотеть много учиться, чтоб быть, как чукча!»

Вид несостоявшейся столицы русской империи удручает: «Москва разочаровала Вынтэнэ. После Анадыря, с его сорокаэтажными ярангами, подвесными автодорогами, подземным поездом на Канчалан, городом её не назовёшь. Скорее, городок, или, даже, посёлок. Население – тысяч десять, не больше. Весь центр застроен панельными пятиэтажками. Посреди – бесформенная яранга местного совета – «парламента» Московского автономного округа. Что в нём такого «автономного» было неясно. Обычная административная единица, как десятки других».

Эта картина, однако, вполне приложима к нынешней реальности – только с точностью до наоборот. В сегодняшней России многочисленные «автономные» столицы влачат столь же жалкое существование на фоне московского великолепия. Остроумным открытием автора стало то, что он поставил самих московитов в роль одного из колонизированных народов. Во что бы они превратились в таком случае?

Так, в давно чукотизированной Москве есть свой краеведческий музей – с лаптями, кокошниками, картузами, сарафанами. С примитивными орудиями труда и деревянными ложками. Есть и своя художественная самодеятельность – народный ансамбль «Валенки», исполняющий песню «Увезу тебя я в поле».

Все доказывает – только старший чукотский брат принес цивилизацию диким туземцам. Это ироничное зеркало прекрасно отражает реальный великорусский шовинизм, который многим жителям современной России до сих пор кажется чем-то самим собой разумеющимся. Многие исторические памятники различных народов забыты и заброшены.

В Чукотской Империи эта судьба ждала московский кремль, развалины которого в глухом лесу нашли герои. Вынтэнэ присоединилась к экспедиции литовских этнографов, которые приехали изучать специфику Дальней Чукотки. Впрочем, Москва – «дальняя» лишь с точки зрения столичного Анадыря, а для литвинов – это соседи, Литва в повести начинается уже за Ржевом.

Этнографическая экспедиция посетила также исконно московитскую деревню Белоозеро, добравшись туда на вертолете и вездеходе – чукотская власть считает излишним строить нормальные дороги в таком захолустье.

Там заезжие литвины и коренные московиты легко нашли общий язык и поучаствовали в совместном народном празднике, показав свою культурно-историческую близость. Там же возник роман Вынтэнэ с одним из литовских этнографов – Уладзимером.

За три дня Вынтэнэ написала большой репортаж о своих открытиях в Московии и отправила в анадырскую редакцию. Однако редактор совсем не разделил ее восторгов.

Позвонив журналистке, он потребовал удалить все «сепаратистские» тексты и фотографии, а ей самой – срочно возвращаться в столицу. Но Вынтэнэ уже почувствовала непреодолимое желание рассказать миру правду об этой подавленной колонии. Она решила бежать вместе со своими новыми друзьями в Литву (Украину - КЦ). Воспрепятствовать побегу и вывозу «чукчефобских» документов попытались сотрудники ЧСБ (Чукотской Службы Безопасности). Но помощь героям неожиданно оказал работник местной администрации, предки которого были московитами".

Отдел мониторинга

Кавказ-Центр