— Генерал-майор Ростислав Фадеев:
“В России опасались, что земли адыгов станут плацдармом для будущей войны. Поэтому с горцами Западного Кавказа решили поступить намного жестче, чем с лезгинами и чеченцами. В покорность черкесов давно никто не верил. Восстание на Западном Кавказе было так же опасно, «как пожар на пороховом складе»”
Позднее этот шайтан напишет письмо с Кавказа редактору московских ведомостей. СПб., 1865:
“Горцы потерпели страшное бедствие: в этом нечего запираться, потому что иначе и быть не могло... Мы не могли отступить от начатого дела и бросить покорение Кавказа потому только, что горцы не хотели покориться.
Надо было истребить горцев наполовину, чтоб заставить другую половину положить оружие. Но не более десятой части погибших пали от оружия; остальные свалились от лишений и суровых зим, проведенных под метелями в лесу и на голых скалах.
Особенно пострадала слабая часть населения – женщины, дети. Когда горцы скопились на берегу для выселения в Турцию, по первому взгляду была заметна неестественно малая пропорция женщин и детей против взрослых мужчин. При наших погромах множество людей разбегалось по лесу в одиночку; другие забивались в такие места, где нога человека прежде не бывала”.
— Генерал Слепцов, 1844 год:
«Какое имеют право эти дикари жить на такой прекрасной земле? Перстом Господа миров наш Августейший Император повелел нам уничтожить их аулы, всех мужчин, способных носить оружие уничтожить, сжечь посевы, беременным женщинам вырезать животы, чтобы они не рожали бандитов….»
Он же: «Не обманывайте себя ложною силою неприятеля – вы всегда сильны верой, славой имени Русского и славой казацкой с давних времен.
Нет врага кресту нашему, мы водрузим знамение Спасителя везде, где Укажет нам Бог перстом Царя. Долг наш – оружием утвердиться здесь, на новых местах поселений, и мы обязаны сохранить этот священный долг с горячим усердием, славно, честно, неутомимо».
— Генерал Цицианов, «Покоренный Кавказ», 1804 год:
«Истреблю вас всех с лица земли, пойду с пламенем и сожгу все, чего не займу войсками.
Землю вашей области покрою кровью вашей и она покраснеет, но вы, как зайцы, уйдете в ущелья, и там вас достану, и буде не от меча, то от стужи околеете…».
Он же, 1804 год, «Владельцам Кабардинским…»:
«Кровь во мне кипит, как в котле, и члены все во мне трясутся от жадности напоить земли ваши кровью ослушников… ждите, говорю я вам, по моему правилу, штыков, ядер и пролития вашей крови реками.
Не мутная вода потечет в ваших реках, а красная, ваших семейств кровью выкрашенная».
— Грибоедов, который был в отряде Вельяминова, в 1825 году в письме к Бегичеву:
«Имя Ермолова еще ужасает; дай бог, чтобы это очарование не разрушилось...
Будем вешать и прощать и плюем на историю».
— Генерал Булгаков, 1810 год, рапорт по результатам похода в Кабарду:
«Кабардинский народ доселе никогда таковой чувствительной не имел потери… Они потеряли много имущества, которое сожжено с двумястами селений».
— Декабрист Лорер:
«В разговоре с Зассом я заметил ему, — писал он, — что мне не нравится его система войны, и он мне тогда же ответил:
«Россия хочет покорить Кавказ, во что бы это ни стало.
С народами, нашими неприятелями, чем взять как не страхом и грозой?..
Тут не годится филантропия, и Ермолов, вешая беспощадно, грабя и сжигая аулы, только этим успевал более нашего».
— А. Фонвилль, «Последний год войны Черкессии за независимость, 1863-1864»:
«Со всех мест, последовательно занимаемых русскими, бежали жители аулов, и их голодные партии проходили страну в разных направлениях, рассеивая на пути своем больных и умиравших; иногда целые толпы переселенцев замерзали или заносились снежными буранами, и мы часто замечали, проезжая, их кровавые следы. Волки и медведи разгребали снег и выкапывали из-под него человеческие трупы».
— Николай I — графу Паскевичу генерал-фельдмаршалу (1829 год, после окончания русско-турецкой войны):
«Кончив, таким образом, одно славное дело, вам предстоит другое, в моих глазах столь же славное, а в рассуждении прямых польз гораздо важнейшее – усмирение навсегда горских народов или истребление непокорных».
— Пушкин, 1829 год, «Путешествие в Арзрум»:
«Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены.
Они час от часу далее углубляются в горы и оттуда направляют свои набеги.
Дружба мирных черкесов ненадежна: они всегда готовы помочь буйным своим единоплеменникам.
Кинжал и шашка суть члены их тела, и младенец начинает владеть ими прежде, нежели лепетать. У них убийство — простое телодвижение…».
Говорил также один из палачей адыгского народа:
— Генерал Евдокимов, 1863 г.
“Первая филантропия - своим, горцам я предоставлю лишь то, что останется после удовлетворения последнего из русских интересов”.
Этот враг Аллаха был одним из авторов плана по уничтожению кавказского народа, в котором они успешно применили как физическое уничтожение мусульман, так и их принудительную депортацию в Турцию.
При этом они отправили послов в Турцию и под благовидным предлогом, якобы черкесы сами хотят сделать хиджру в Турцию в мусульманскую страну, выхлопотали у султана разрешение на их принятие.
Через некоторое время Турция потребовала приостановить переселение кавказцев, так как число переселенцев резко возросло и это обременяло префектуру Стамбула. В официальной ноте турецкое правительство потребовало приостановить переселение горцев и чтобы впредь оно «не совершалось без предварительного согласия обоих правительств».
В ответ МИД России предписал своему послу в Османской империи князю А. Б. Лобанову-Ростовскому отвечать: «Наши мусульмане ходатайствуют о разрешении им выезда в Турцию не для переселения, а для паломничества. Мы не хотим и не можем противиться исполнению желания, внушенного религиозной убежденностью» (26. 01. 1860)
Таким образом, российский захватчик делал все для того, чтобы Кавказ достался русским без кавказцев.
— А. П. Берже, так оценивал эту ситуацию:
«Мы не могли отступить от начатого дела только потому, что черкесы не хотели покориться.
Надо было истребить черкесов наполовину, чтобы заставить другую половину сложить оружие.
Предложенный графом Евдокимовым план бесповоротного окончания Кавказской войны уничтожением неприятеля замечателен глубиною политической мысли и практической
верностью…».
— Генерал Венюков, «Кавказские воспоминания (1861-1863)»:
«Война шла с неумолимой беспощадною суровостью. Мы продвигались шаг за шагом, но бесповоротно, и очищали земли горцев до последнего человека.
Горские аулы были выжжены целыми сотнями, посевы вытравливались конями или даже вытаптывались. Население аулов, если удавалось захватить его врасплох, немедленно было уводимо под военным конвоем в ближайшие станицы, и оттуда отправлялись к берегам Черного моря и далее в Турцию…
Аулы абадзехов на Фарсе горели дня три, наполняя горечью пространство верст за 30. Переселение шло чрезвычайно успешно…».
Переселение проходило в несколько этапов разной интенсивности в основном морским путем на турецких, российских, английских судах. Определить численность мухаджиров не представляется возможным, мнения исследователей значительно расходятся. По российским данным они разнятся от 500 тыс. до 900 тыс. и более, по турецким же данным черкесов прибыло 2 миллиона 600 тыс.
Французкий санитарный инспектор-врач Бароций, который работал в одном из пунктов приема депортантов в городе Самсун в мае 1864 года докладывал комитету здоровья Османской Империи:
“Я прибыл в Самсун 6 дней тому назад и не нахожу слов для изображения положения в котором я нашел город и несчастных эмигрантов. На каждом шагу встречаются вам больные, умирающие, трупы. У городских ворот, посреди улиц, в скверах, в садах, под деревьями. Всякий дом, всякий угол улиц, всякий шаг, занятый эмигрантами, стал гнездом заразы.
До 50000 человек в самой крайней нищете, изнуренные голодом, поражаемые смертью остаются там без хлеба, без крова и без погребения. Здесь в настоящее время около 80000 человек без хлеба, через несколько дней число это удвоится. Положение весьма опасное. Нет сильнее бедствия и более плачевной катастрофы как эта эмиграция предоставленная самой себе”.
Основная масса мусульман отказывалась переселяться на места, указанные царскими властями. Они также не желали идти в Турцию, куда их тянули князья, дворяне и старшины. Мусульмане целыми семействами уходили в горы и оттуда продолжали вести священную борьбу за свою свободу и за право жить по закону Творца. Несмотря на то, что царское правительство май 1864 года считало временем окончательного завершения покорения мусульман Северо-Западного Кавказа, партизанская борьба здесь продолжалась еще на многие годы.
Об этом свидетельствуют слова того же А. Фонвиля:
“При закате солнца крики муэдзина призывали верных к молитве; мужчины, совершив омовение, собирались каждый около своего священника (орфография автора сохранена - прим. ред.) своего племени, разобувались, расстилали свои плащи на земле и становились в ряд, лицом к Мекке.
Их энергические лица, длинные бороды, их костюмы, все это необыкновенно гармонировало с грандиозною дикостью всей обстановки, и, признаюсь, я был глубоко тронут видом этих людей с воздетыми к небу исхудалыми руками...
Муэдзин произносил гнусливым (орфография автора сохранена - прим. ред.) голосом стихи из Корана, все ему вторили хором и в то же время падали ниц; при каждом движении их сабли, кинжалы, карабины производили какой-то особый, внушительный, воинственный шум. Чувствовалось, что этот могучий народ, который если и был побежден русскими, тем не менее, он отстаивал свою страну, сколько мог, и что, во всяком случае, в нем не было недостатка ни в храбрости, ни в энергии.
После молитвы хоронили мертвых...”
(орфография переводчика сохранена - прим. ред.)
И в этом свете мы приведем слова историка-кафирши графини П. С. Уваровой. В 1886 году она писала:
Черкесы, заселявшие этот край, вероятно, с очень давних пор, отнеслись весьма разумно к сельскохозяйственному богатству края: они не стеснялись и не останавливались пред глубокой обработкой отдельных горных полян и, заселив все горные ущелья, сумели, несмотря на постоянные набеги, жить с достатком, иметь поля и фруктовые сады, водить пчёл, рогатый скот и целые табуны лошадей. Достатка этого хватало и на лихого скакуна, и на богатое вооружение, и на изящную одежду.
Теперь все изменилось: край покорен, черкесы выселены и новые поселенцы — малороссы, казаки, греки поля запустили. Фруктовые сады уничтожили, леса вырубают, а сами, несмотря на благодатный край, ходят такими же нищими, голыми, невзрачными, как и на севере.
Приедешь в станицу – построек мало, земли пропасть; вместе с тем нет ни куска мяса, ни курицы, ни яйца, ни хлеба, ни крынки молока, ни зерна овса, ни клока сена. Хлеба и тут, подобно нашим средним и северным губерниям, не хватает дальше января.
Спрашиваем: «отчего не сеете больше?» Ответ один: «сил не хватает»; и одна и та же причина: лень, нерадение и крайнее невежество.
Становится и горько, и досадно смотреть на этих поселян: насилу двигаются, насилу отвечают, грязны до безобразия, начальство же их (избранные или назначенные старосты) и та молодежь, которая вращается среди них с какой-либо служебной или научной целью, - все поголовно какие-то униженные, бескостные, бескровные существа.
***
Член-корреспондент Петербургской академии наук, историк, кубанский казачий политик и общественный деятель Ф. А. Щербина:
В несколько лет, когда ушли горцы и осели в нем русские, край буквально-таки опустел, а природа превратилась из матери в мачеху. Пока население довольствовалось казенным пайком, черкесские поляны заросли колючкой и засорились, черкесские сады заглохли, плодовые деревья одичали…
Когда же население было обращено из казачьего сословья в поселян и было лишено казенного пайка, то оно сразу очутилось в безвыходном положении. Посевов и скота у него оказалось так мало, что ему нечего было есть и нечем стало жить. Произошел полный экономический крах. Одна часть жителей начала бросать занятые ими места и уходить на родину и на сторону, а другая, обирала природу и черкесские сады.
