***
Лев Гудков, директор "Центра Левады", рассказал, как специалист, о промывке Лубянкой мозгов граждан. Он в частности отметил:
"Ставка на патриотическое воспитание, пропаганду началась еще в 2004 году, сразу после "терактов". Началась кампания подготовки к празднованию "60-летия победы" в 2005 году, и целый год накручивалась вся эта пропаганда войны, победы, милитаризма и прочее. Учитывая, что "победа в войне" – это центральный опорный символ, основа для современной русской идентичности – это понятно. Эксплуатация шла сильнейшим образом.
Так что сейчас это не с неба свалилось. Но резко усилилось это в тот момент, когда начала падать поддержка Путина с конца 2010 года, если точнее, то даже с 2009 года, но там пока незаметно было. А с 2010 это совершенно отчетливо проявилось как устойчивый тренд, и поддержка падала до ноября 2013 года. Это было очень заметно.
Противопоставить этому режим мог только апелляцию к прошлому, "героическому" прошлому, ценностям великой державы, милитаризму – весь круг этих представлений такого "героизма" и силы, оправданности силы, справедливости силы. Не случайно все время делается акцент на то, что Советский Союз – "победитель".
Именно поэтому он не может быть сам носителем тоталитарных ценностей и символов. Чем сильнее было падение поддержи, доверия, чем сильнее было недовольство и раздражение, тем жестче делалась ставка на это "патриотическое воспитание". Но не просто "патриотическое воспитание", а еще и антизападная пропаганда. Вспомнить эти законы об НКО, «Димы Яковлева», против "фальсификации истории" и прочее – они в качестве противовеса все имели задачу "патриотического воспитания".
Самое главное, конечно, – это был Майдан, который, в принципе, представлял для режима смертельную опасность по двум причинам. Первое – самая большая республика бывшего СССР выходила из зоны влияния Путина, то есть, из проекта Евразийского Союза. А ведь этот проект в каком-то смысле был реставрацией маленького такого Советского Союза для Путина, где Россия должна была доминировать и, тем самым, подтверждать все такие конструкции и власти, и прошлого, – то, на чем держался авторитет этого режима.
Это с одной стороны. С другой стороны, сама модель такого всенародного восстания против коррумпированного режима представляла собой чрезвычайно сильную опасность, угрозу для самого режима, просто протесты против коррумпированного режима, переходящие в государственный переворот. Поэтому надо было сильнейшим образом дискредитировать самих носителей этого течения.
И началось.
Первый тезис, который выдвинула пропаганда, это было то, что за Майданом стоит Запад, что это все провоцировано и инициировано Западом. И это было принято сразу. Второе – это то, что к власти рвутся и на Майдане действуют ультранационалисты, нацисты, фашисты (так в России для расширения списка называют тех же национал-социалистов, нацистов - КЦ), «бендеровцы» (так, по имени жителей города Бендеры в Одесской области, в России называют героев Украины бандеровцев - КЦ) – те, которые боролись против Советского Союза (России как таковой - КЦ)-. Третье – что на Украине распад государства, хаос.
И это создается именно потому, что к власти пришли "бендеровцы". Это создает угрозу для русских. Соответственно, это требует экстраординарных мер – введение войск. Четвертое – это очень важное – то, что, собственно, и вызвало такой подъем эйфории – это то, что Россия не вводит войска на чью-то территорию, а "возвращает себе свои территории", то есть восстанавливает свою роль великой державы.
Люди понимали, что в Крыму происходит сильная имитация волеизъявления, но это как в такой карточной игре – важен вид и результат. Поэтому поддержка здесь была абсолютно полная.
На всем протяжении постсоветского существования в общественном мнении мотив, что "Крым должен быть возвращен", был очень силен – от 80 до 84 процентов считали, что Крым "несправедливо" отдан Украине и "должен быть возвращен". Поэтому все события в Украине восприняты были именно как восстановление сильной и великой державы, как защита своих. И эта эйфория перекрыла то недовольство властью, то презрение, неуважение к власти, которое нарастало все эти годы. А то, что крайнее неуважение, крайнее презрение по отношению к власти усиливалось – это абсолютно точно.
Оно касается всех уровней власти, включая и Путина. Когда мы спрашивали – «Какие характеристики российских политиков?», то соотношение негативных определений типа «бессовестные», «коррумпированные», «не уважающие обычных людей», «ставящие себя над законом», «некомпетентные», «неумные» и так далее – вся масса негативных определений в 4-5 раз превышала позитивные значения.
Раньше ответственность за происходящее не попадала на Путина, перекладывалась на другие фигуры или другие уровни управления. А в 2013 году начало действовать негативное отношение к Путину. Люди ставили ему в вину нарастание экономического кризиса, коррупцию и прочее. Нарастала усталость и разочарование от его пребывания.
Очень большая часть – больше половины – считала, что он не должен участвовать в следующих президентских выборах. Но это раздражение в этой ситуации нарастающей и общей агрессивной и лживой пропаганды было полностью снято, потому что власть выступила так же, как и в случае с войной с Грузией – «защитником слабых», «защитником своих», и получила кредит морального доверия. А сейчас, после Крыма, это переживание силы власти, защищающей все ценное, оно оказалось настолько значимым, что, в общем, сегодня критические тона или неуважение к власти почти исчезло.
Рейтинг Путина, одобрение его действий резко поднялся. Его действия по отношению к Крыму одобряют 88 процентов. Если, скажем, еще в декабре собирались за него голосовать где-то 30-32 процента от всех имеющих права голоса, то сегодня – это 49. А это значит, что, если выборы были бы в ближайшее время, то, учитывая пониженный уровень явки, он мог получить бы 80 с лишним процентов голосов. Поэтому это совершенно неслучайно.
Пропаганда подняла пласт значений, пласт представлений, который был не виден. Это пласт советских еще представлений, советских стереотипов, советских установок. Мы явно недооценивали ту травму, которая связана в коллективном сознании с распадом СССР, и значимость этого.
Потому что идея великой державы или принадлежности к великой державе, гордость от этого компенсировала униженность, жалкость частного существования. Вот эта вот двойственность, которую мы в исследованиях ловили – чувство гордости и стыда, унижения – она в данном случае снялась, поскольку, как наши респонденты говорили: «Россия вернула себе статус». Она уже не теряет земли и свой статус, а "возвращает". И все «патриотические» значения они все поднялись.
В Путине, конечно, это живет, поскольку он себя отождествляет с КГБ, с чекистами, а там все эти представления, все мифы в законсервированном таком виде сохранились лучше всего. Я не берусь интерпретировать его психологические комплексы, но важны две вещи. Первое – для чекистов абсолютно ничего не значила, уже в позднебрежневский период, вся эта риторика коммунистической идеологии. А вот что в позднебрежневское время росло, так это нарастающий имперский русский национализм (пропагандируемый нерусскими носителями - КЦ).
И это принципиально важно. Второе – это идея, что здесь главный враг – это, конечно, Запад. И третье, важно – Путин не просто чекист, он специально обучен вести пропаганду, разлагать своего противника.
Это специальный курс умения врать, говорить все, что хотите, провоцировать конфликты и использовать их в своих интересах, в своих целях. Эта техника провокации отработана.
Я видел такие учебники в Академии КГБ – разложение, скажем, диссидентской среды. Когда устраивались провокации, одному говорили что-то про другого. Соответственно, играли на этом и разбивали все эти организации. Точно такая же технология и здесь используется. Путин совершенно беззастенчиво лжет, когда это ему нужно".
Отдел мониторинга
Кавказ-Центр
