Мобильный отряд Мусы Кикоева получил задание атаковать оккупационную комендатуру в Дуба-Юрте, чтобы нанести максимальный вред противнику, а по возможности захватить трофеи и продовольствие. Несколько жителей селения Шатой обещали помочь подвезти захваченное на своих машинах. Планировали так: снайперы снимут часовых на трёх блок постах, на выездах из Дуба-Юрта, затем с помощью бесшумного оружия покончат с остальной охраной.
Оставив на блок постах своих людей, отряд должен скрытно окружить комендатуру, подвергнуть её массированному обстрелу, взять штурмом и, загрузив подъехавшие машины оружием и продовольствием, скрыться по дороге, ведущей вдоль реки Чанты-Аргун из Дуба-Юрт в Шатой. До него от Дуба-Юрт около 20 километров, даже налегке, летом, в горах такой переход занял бы не менее 5 часов, а зимой, с полной выкладкой - все восемь. Однако такой возможности у моджахедов не было. Поэтому решили схоронить всё имущество в придорожном лесу, не доходя селения Зоны, в восьми километрах от Дуба-Юрта, а дальше налегке идти к месту атаки.
Планировали, что после операции помощники на машинах, в том месте, где моджахеды должны будут свернуть в лес, сгрузят трофеи, отнесут их в сторонку, чтоб не просматривались с дороги, а сами порожняком покатят дальше. Операцию проигрывали на базе несколько раз с помощью палочек, камней и схем, чтобы каждый, как можно лучше, усвоил свою задачу. Продумывались и запасные варианты. Мозговая атака не прекращалась ни днём, ни ночью, каждый старался внести свою лепту, предложить что-то интересное, оригинальное.
Муса всех выслушивал, всё записывал, а потом вместе с нескольким опытными моджахедами и амирами анализировал предложения. Дело в том, что отряд пополнился новыми, необстрелянными бойцами, в основном молодёжью, не выдержавшей унижения своей Родины. Пришли и люди в возрасте, потерявшие всех родных и близких. В основном в отряды люди прибывали летом и осенью, и до зимы у них оставалось время адаптироваться к нелёгкой жизни в горах. Но одно дело привыкнуть к физическим трудностям, другое - стать полноценным бойцом: научиться передвигаться с полной выкладкой на дальние расстояния, без жалости убивать врага, и, что особенно важно, научиться хладнокровному мышлению и оценке ситуации.
Все понимали, что, раньше или позже, им придётся стать Шахидами, как и то что нет доблести в том чтобы выскочить с автоматом навстречу врагу и получить в грудь дурную пулю. Ведь, смысл борьбы не только в том, чтобы стать Шахидом, но и выжить, чтобы победить в этой борьбе! Кто же тогда будет защищать женщин, детей, стариков, родные сёла и города?!
Поэтому Муса и другие опытные моджахеды назидали горячим, жаждущим мести головам, что умереть - дело последнее, а самое трудное - жить, и так жить, чтобы земля горела под ногами оккупантов. В отличие от т.н. «дедовщины», ненависти друг к другу, царившей в оккупационных войсках, в рядах моджахедов царила атмосфера любви и братства, взаимопомощи и взаимовыручки, им нечего было рисоваться друг перед другом: хочешь показать себя - покажи в бою! У них была одна на всех боль, одна задача и один враг.
В обычной жизни чеченцы, как и все кавказские народы, сильно разнились между собой, но это не было так заметно, однако война, страшная критическая ситуация, в которую волею судьбы был поставлен каждый, помогла выявить подлинную сущность людей и разделила их на два лагеря: одни, в надежде выжить, искривили свою душу и стали служить ненавистным захватчикам, другие не пожелали склонить голову и ушли в лес.
Муса часто думал: «А как было бы, если бы все отказались сотрудничать с российской властью?». И он так и не смог найти ответа на этот вопрос. Возможно оккупанты зверствовали бы ещё больше, оставляя позади себя только выжженную землю. Конечно, тогда они окончательно потеряли бы своё лицо в глазах мировой общественности. Кадыровская же камарилья как бы легитимизировала злодеяния карателей.
Вера моджахедов в победу резко контрастировала с безверием кадыровцев, ощущающих себя временными жителями в этом мире и оттого желающих урвать побыстрей и как можно больше, давясь награбленным и трясясь в ожидании неминуемой расплаты. Как ни тяжело приходилось моджахедам, душа их жила в гармонии с окружающей природой, братьями по оружию и, наконец, с самой собой.
Объединённые общей духовной целью, они казались похожими друг на друга, словно солдаты в строю, и только во время кратковременного отдыха, они открывали другим свои индивидуальные качества. Главной чертой этих людей являлась самоотдача, в отрядах жили те, кто пришёл в этот мир отдавать, уподобляясь Богу, который создал жизнь для любви и братства. Они отличались лишь своими талантами: кто-то хорошо готовил, кто-то лучше разбирался в технике, кто-то хорошо играл и пел...
Сейчас же Мусе Кикоеву нужны были выносливые, думающие и смелые бойцы, и он целенаправленно готовил их к операции. Казалось удивительным, что, несмотря на трудные условия, практически круглосуточную жизнь в палатках, на открытом воздухе, никто в отряде не страдал простудными заболеваниями. Думая об этом, Муса не раз вспоминал рассказы своего деда о второй Мировой войне, когда они - артиллеристы, спали, скрючившись в окопах на лютом морозе, уткнувши лица в воротники тулупов и шинелей, и при этом никто не простужался, не кашлял и не хлюпал носом.
Ко многому может приспособиться тело человека, душа же - особая субстанция!
Все без исключения бойцы отряда занимались физической подготовкой, бегали кроссы. Зимой, по снегу это давалось особенно тяжело, но все понимали, что тренированные ноги и развитое дыхание - дополнительные шансы на спасение.
Отрабатывали элементы наступления и обороны. Что главное в наступлении? Деморализовать и поразить врага. В обороне же главное - сохранить свои жизни, нанеся при этом максимальный урон наступающему противнику. Эхо далеко слышно в горах, поэтому стрелять учились из бесшумного оружия или в глухих ущельях. Наступательная тактика заключалась в отвлечении противника выстрелами и громкими выкриками малой группой моджахедов, практически беспрерывно меняющих свое местоположение, в то время, как другие подбирались поближе к противнику, рассредоточившись как можно шире. После того, как по команде вступал в бой один из флангов, авангардная группа затихала, притаившись в укрытии, затем, словно по мановению волшебной палочки, утихал атакующий фланг и вступал в бой другой фланг или авангардная группа. Главными моментами считались дезориентация противника и возможность разным частям мобильного отряда прийти в себя и перестроить ряды.
Особая роль отводилась снайперам, которые действовали индивидуально, по собственному сценарию, и основная задача которых заключалась в максимально эффективном уничтожении живой силы противника и главное - офицерского состава. Как в нападении, так и в обороне важнейшим элементом являлось маневрирование. Лежащий на одном месте боец становился после каждого своего выстрела отличной мишенью. Кафиры тоже имели опыт боевых действий и старались быстро реагировать на каждый выстрел. Поэтому после короткой серии выстрелов моджахедам, если они не стреляли из-за надёжного укрытия, рекомендовалось менять местоположение.
Обычно перед серьёзной атакой моджахеды оттаптывали в снегу несколько площадок, чтобы потом легче было перебежать или перекатиться в новое укрытие. Конечно, никому не хотелось тратить свои силы, но люди понимали, что от того, как они будут тренироваться, какие навыки ведения боя приобретут, зависит их жизнь. И они бегали, прыгали, кувыркались, имитируя стрельбу, перекатывались, ползали по снегу с оружием в руках, кричали в четверть голоса и снова, и снова с молодым задором «шли в атаку».
Отрабатывались и приёмы рукопашного боя. Среди моджахедов попадались бывшие спортсмены, которыми когда-то славилась маленькая Чечня. Они учили наиболее эффективным приёмам ближнего боя, умению с одного удара нейтрализовать противника, работе с ножом и подручными предметами. Иногда в отрядах устраивали импровизированные соревнования по рукопашному бою или вольной борьбе, собирающие массу «болельщиков» из числа отдыхающих от боевой задачи.
Собственно говоря, комендатурой группировка оккупационых войск в селении Дуба-Юрт называлась условно. После передачи всех районных оккупационных комендатур из военного ведомства в милицейское, численный состав комендатур снизился с четырёхсот человек до сто сорока- ста пятидесяти. В Дуба-Юрте же насчитывалось где-то около шестидесяти человек и называлась эта банда «временная административная группировка». Но как бы оно не называлось, сути дела это не меняло: это были оккупанты, контролирующие выходы из Шаройского и Аргунского ущелий. Тем не менее, ущелья эти: стрелянные, бомблённые, искорёженные руками «самых умных существ на земле», не удалось опоганить и они оставались по-прежнему величественными и прекрасными, а реки Шаро-Аргун и Чанты-Аргун, веками несущие чистую, бесценную воду со склонов гор, исправно выполняли свою нелёгкую обязанность.
Потоки вод соединялись у предгорного Дуба-Юрта, предлагая себя людям бесплатно для питья, земледелия и прочих нужд, но людям было не до этого, они занимались несвойственным им делом - войной, навязанной безнравственными и бестолковыми правителями, не знающими, очевидно, что только спокойная, гармоничная, нравственная жизнь приносит удовлетворение и достаток всем. Но кто думал о людях, их чаяниях и страданиях? Те, кто развязывают войны, прежде всего, думают о собственном благополучии и славе. Эти люди плохо знают историю: всех, кто начинает захватнические войны, потомки либо забывают, либо проклинают тогда, как защитники отечества становятся, в конце концов, национальными героями.
Пока же идёт война, защитники отечества не думают о славе, они думают о разрушенных сёлах и городах, о потере родных и близких, но больше всего о том, как избавится от ненавистного врага.
Подкрепившись горячей кашей с вкраплениями тушёнки, отряд вышел с базы в предрассветной тьме. Не все знали, что после их ухода база будет перемещаться в другое место. Менять дислокацию время от времени заставляла жизнь, особенно зимой, когда следы человеческой деятельности становились заметны на фоне белого снега. Для неуязвимости моджахеды устраивали свои базы в лесистых местах, но зимой лиственные деревья сбрасывают свой покров и предают гостей, которых они приютили. Поэтому приходилось пользоваться услугами пещер и белой материи, которую сельские помощницы сшивали в тенты или маскировочные халаты. Надо было так устроить свой быт, чтобы отряд нелегко было обнаружить с воздуха.
О наземных передвижениях противника моджахеды более-менее информировались по радиосвязи. Заранее оговоренные сообщения носили условный характер. Предстоящей операции предшествовало одно хитрое мероприятие: на полученные от моджахедов деньги, хозяин Дуба-Юртского магазина закупил на базе в Джохаре (Грозный) качественной водки и выставил её по достаточно низкой цене, лишь едва превышающей ту, за которую он закупал водку на базе.
Местные жители - не любители водки, расчёт был на то, что про неё очень скоро узнают кафиры и затоварятся ею по самую макушку. Расчёт оказался верным: свои брали мало, хоть он им очень её расхваливал, но через тех, кто прислуживал кафирам, последние быстро узнали про отличную дешёвую водку и зачастили в магазин. Скоро от этой бомбы замедленного действия остались рожки да ножки. Пить стали не дожидаясь выходных.
Отряд Мусы Кикоева, насчитывающий около 30 человек, в белых маскхалатах, накинутых поверх тяжелых рюкзаков, вышел с базы утром в пятницу, намереваясь достичь подземных катакомб у селения Дуба-Юрт к вечеру, чтобы остановиться в них на ночлег. Катакомбы эти когда-то были частью могильника, оставленного аланами и представляли из себя ряд небольших искусственных подземных пещерок, к каждой из которых вёл достаточно длинный коридор. Могильник разграбили ещё несколько веков назад, но в годы советской власти археологи всё-таки смогли найти в нём немало интересных предметов. Кафиры, по наводке местных предателей, знали об этом могильнике и время от времени минировали его.
Поэтому моджахеды попросили связанных с ними местных жителей проверить могильник на предмет возможности ночёвки и, по возможности, подготовить пещеры для ночлега. Двигались осторожно, выслав вперёд две группы разведчиков на тот случай, если одна группа нарвётся на засаду, то вторая сумеет предупредить остальных. Идти по снегу было тяжело, передние всё время менялись и становились в конец колонны. Делалось это так: в зависимости от толщины снега шли, чтобы не тормозить скорость движения, минут 10 или 20, затем передние делали шаг в сторону, пропускали колонну и становились в конец, где идти, по протоптанному остальными следу, было уже намного легче. При первой удобной возможности выходили на проезжую дорогу, тянувшуюся вдоль русла реки.
Движения, особенно зимой, по ней практически не было, но всё равно Муса выделил пару человек, которые, отстав на километр, предупреждали о транспорте, приближающемся сзади. Нескольких минут бойцам вполне хватало, чтобы спрятаться, затаиться и пропустить транспорт. Несколько раз пришлось прятаться от пролетавшего над ущельем вертолёта.
- Разлетался тут, подстрелить бы его, - не выдержал кто-то.
Но все понимали, что собьют или нет - это вопрос, а операция сорвётся, поэтому никто даже не отреагировал на эти слова. Движение по проезжей дороге, конечно же, представляло бОльшую опасность, зато резко сокращало время пути. Вскоре стало ясно, что к месту ночлега отряд прибудет к вечеру, а не к ночи, как планировалось ранее. Это поднимало настроение, ускоряло движение.
У могильника, в условленном месте торчала фанерка с надписью «Мин нет», в самих же катакомбах моджахеды нашли заранее приготовленные запасы сухих дров. До Дуба-Юрта оставалось несколько километров. Убедившись в том, что ветер не дует в сторону посёлка, и соорудив из брезента, приготовленного для волокуш на случай ранения товарищей, загородку, чтобы никто не увидел огонь со стороны, бойцы развели костёр. Дыма можно было не опасаться: кто увидит его ночью? Одних разведчиков выставили для охраны лагеря, других послали в Дуба-Юрт, в обход блок поста, расположенного при въезде в Аргунское ущелье. Разведчики вернулись под утро субботы, не чуя под собою ног. Их накормили и уложили спать.
Как и передавали ранее местные жители, на каждом из трёх въездов в село располагался бетонный блок пост, ограждённый по периметру несколькими рядами колючей проволоки, на которой висели, прикреплённые, очевидно, самими солдатами, пустые консервные банки. Проезд с обеих сторон регулировался шлагбаумами. В темноте подползти к нему было возможно, но что делать с проволочным ограждением? Любой звук мог насторожить федералов. Закидать его гранатами значило бы сразу обнаружить себя и провалить операцию.
Поэтому решили, что основные силы отряда под покровом ночи проникнут в Дуба-Юрт и подвергнут огражденную проволочным забором базу федералов массированному обстрелу из гранатомётов с разных сторон. Внезапность и паника должны явиться решительными факторами. А в это время бойцы, сидящие в засаде у блок постов, постараются расправиться с теми, кто высунет оттуда свой нос, а если побоятся выйти, постараются выкурить их оттуда с помощью реактивной противотанковой гранаты одноразового действия или гс-кой, гранатой слезоточиво-раздражающего действия. Всего на отряд приходилось три ручных гранатомёта РГС-50М, весивших без гранат около 7 килограмм и шесть трёхкилограммовых «Агленек» одноразового действия.
Пока обстреливали поочерёдно из трёх гранатомётов с разных сторон здание школы, где расположились оккупанты, на блокпостах задёргались: сначала один высунул свой нос, с осторожностью вышел наружу, вглядываясь в сполохи огня, взвивающегося над базой, затем потянулись остальные, оживлённо переговариваясь и недоумевая, что делать. Притаившиеся в засаде моджахеды с улыбкой на губах наблюдали за ними, затем по команде открывали огонь. Они заранее договаривались оставить кого-то в живых, чтобы было кому тащить оружие и продовольствие. Нескольких блокпостовцев убили, ходячих быстрым ходом согнали на самый южный блок пост, ближайший к Аргунскому ущелью. Там их заперли, оставив одного часового, а остальные бросились помогать основным силам отряда.
У школы, в центре села обстрел из гранатомётов уже закончился, кафиры пытались выбраться из горящего, наполненного дымом здания, но моджахеды со всех сторон встречали их прицельным автоматным огнём. Когда выстрелы со стороны осаждённых стали стихать, Муса Кикоев дал команду на штурм базы. Он понимал, что штурм принесёт новые жертвы среди своих, но, с другой стороны, не мог ждать, пока ответные выстрелы прекратятся совсем, потому что до прилёта вражеской авиации и прихода подкрепления предстояло, погрузить в стоящие у школы грузовики и бронетранспортёры трофейное оружие и продовольствие, разобраться с пленными, выехать в горы, спрятать в заранее подготовленных местах трофеи и налегке постараться уйти от погони до наступления рассвета. Он не сомневался, что кто-нибудь из офицеров уже связался по рации со своими и вызвал подмогу, но, во-первых, на руку моджахедам играла ночь, а во-вторых, то, что в это время все уже видели первые сны или гуляли.
Выстрелив из РПГ очередной дымовой гранатой, прикрываемые ночной темнотой и дымовой завесой, моджахеды вломились в ворота и окружили базу по периметру.
Наиболее зычные голоса призывали кафиров и местных мунафиков, если такие есть, сдаваться, угрожая, в противном случае, взорвать всю школу. Первыми потянулись местные мунафики, за ними раненые. Моджахеды быстро отводили их в сторону и укладывали прямо на снег. Остальные стреляли на голос и выжидали. Пришлось послать в сторону школы ещё несколько осколочно-разрывных и ударно-шоковых гранат. Если б кафиры могли вовремя добраться до оружия, они бы защищались более эффективно, но внезапность нападения, дым, стоящий в помещениях от разрывов гранат, ночная тьма и царящая паника мешали им ориентироваться. Маленькими группами по два-три человека бойцам Мусы удалось просочиться в школу.
Сопротивляющихся они пристреливали на месте, поднявших руки выводили через задний выход. Кафиров оказалось меньше, чем предполагали, всего около сорока, оказалось, что с утра 15 человек поехали погулять в Джохар, могли заночевать там, но могли и вернуться . Об этом рассказал местный мунафик, поэтому Муса сразу же послал несколько моджахедов со стоявшим в школьном дворе БТРом на северный блок пост.
Пленных быстро организовали на погрузку оружия, имущества и продовольствия на «Уралы». У кафиров оказалось около 20 убитых и раненных, у моджахедов трое стали Шахидами, у четверых были раны средней и лёгкой тяжести. С раненными контрактниками и офицерами разобрались сразу, раненных срочников оставили дожидаться своих. Своих раненных поручили спрятать местным жителям. Убитых взяли с собой. Всех остальных усадили в машины. Наступил третий час ночи.
По рации Муса приказал тем, кто должен был остаться на блок постах, чтобы на любое возможное время задержали подмогу. Недалеко от южного блок поста, у самого въезда в Аргунское ущелье, для них был оставлен газик, чтобы в случае боестолкновения и отхода или долгого непоявления противника, могли догнать своих. Два Урала, набитые людьми и вещами, затряслись по укатанной снежной дороге вверх по ущелью. Вскоре они услышали в районе села звук барражирующих вертолётов. На всякий случай переключили фары на ближний свет.
Что, кроме пожара на базе, могли увидеть вертолётчики в кромешной тьме?
- Муса, вертолёты не садятся, но снижаются, наверное хотят поближе всё рассмотреть, - докладывал Исмаил, командир оставленной группы. - Слушай, разреши мы по ним из «Агленьки» жахнем, до них всего каких-нибудь двести метров... Тем более, что гранатомёты одноразовые, не тащить же нам их с собой обратно?!
- А достанешь?
- Так у неё ж прицельная дальность 250 метров, тем более они с включёнными прожекторами крутятся, отличная мишень для обстрела!
- Ну, давай и сразу в укрытие, а то как бы они по вам не жахнули.
Два гранатомёта одновременно выстрелили по одному вертолёту, два по-другому. Один вертолёт дёрнулся, как-то по-особому, необычно загудел и резко пошёл вниз.
- Сбили, ты меня слышишь, Муса, мы сбили один вертолёт! А второй... второй удирает!
На «Уралах» снова включили дальний свет, двигаться стало легче. Проехали селение Зоны, дорога пошла вверх, где-то на высоте 1200 метров воздух стал суше.
Зная, что скоро дорога пойдёт вниз и связь станет хуже, Муса поинтересовался у Ислама, как дела. Подкрепление ещё не подошло, хотя прошло уже более получаса с момента их выезда из села.
- Взрывайте блокпосты, и уматывайте, мы уже подъезжаем к Советскому - сказал Муса. - Впереди пусть едет газик, сзади 2 БТРа. Через пару километров, в наиболее узком месте БТРы взорвите, перегородите ими дорогу и догоняйте нас на газике.
Когда дорога снова вырвалась из теснин ущелья и спустилась до 600 метров над уровнем моря, по сторонам стали появляться съезды. На одном из них повернули направо, туда, где внизу шумит Чанты-Аргун. Там высадили пятерых пацанов-срочников, оставив при них трёх моджахедов и часть имущества. Рюкзаки взвалили на срочников и погнали их через дорогу, в гору, в сторону противоположную реке.
Затем машины поехали дальше, но не долго, и вскоре снова свернули с дороги. Здесь, у реки был подготовлен тайник. Пленные и моджахеды в быстром темпе разгружали машины. Когда работа была почти закончена, подъехал на газике Исмаил с остальными.
- Что будешь делать с этими? - он кивнул на наемников.
- Что с ними делать...- ответил на чеченском Муса, - шакалы. Их даже не обменяешь. И про тайник они теперь знают. Пусть тащат рюкзаки пока смогут, а там отправим их к Аллаху, пусть Он с ними разбирается.
Пока разгружали машины, трое моджахедов с пятью пацанами-срочниками отошли от дороги больше, чем на километр. Ещё через несколько сот метров была пещера, куда собирались спрятать большую часть груза несомого пленными солдатами.
- Мовлет, - сказал старший группы на чеченском, - проводи этих обратно, объясни, что к чему, а мы тут пока вещи спрячем.
Мовлет приказал кафирам снять рюкзаки.
- Слушайте сюда, - обратился к насмерть перепуганным, облившимся потом и страшно уставшим солдатам старший по группе, - командир приказал мне поступить с вами по своему усмотрению. Чего глаза опустили, смотрите на меня. Сейчас Мовлет запишет все ваши данные, потом я вам что-то скажу.
Солдаты решили, что их расстреляют, а записывают всё для статистики, поэтому старались дать как можно больше сведений, чтоб хоть даже таким жалким способом не сгинуть в безвестности.
- Ну вот, теперь, если вы нас обманете, ни вам, ни вашим родным не жить, - серьёзно заявил старший группы. - Мы понимаем, что вы в Чечне не по своей воле: наемники служат за деньги, а вы - из-за глупости и слабости. Вы - простые люди и мы - простые люди, у вас - своя земля, у нас - своя. Я отпущу вас, только постарайтесь побыстрее убраться из Чечни, второй раз попадётесь - не пожалеем. Зима скоро кончится. По зелёнке вашим очень плохо будет, так и передайте. Поняли?
Солдаты дружно закивали головами.
- Ничего вы не поняли, вы киваете, потому что запах жизни почувствовали. Сейчас вы на всё согласны, сейчас у вас только одна мысль - выжить, поэтому вы на всё согласитесь. Ну, может быть, потом, когда домой вернётесь и собственные семьи заведёте, тогда и поймёте. Про то, куда вы наши рюкзаки носили - забудьте, вы и не носили их вовсе, мы вас на дороге высадили потому, что вы - срочники. Я понятно намекаю. - Все опять дружно закивали. - Ну, а у кого язык зачешется, тому и родственникам его конец! - и старший группы махнул листком с их данными.- Мовлет проводи их.
Группа молча развернулась и отправилась вниз, по склону, по протоптанной дорожке.
- Стойте, - крикнул им вдогонку старший. - Я тут подумал: может кто из вас серьёзно хочет бросить воевать? Давайте мы вам что-нибудь прострелим. Попадёте в госпиталь, потом комиссуют.
У солдат вытянулись лица. Чувствовалось, что мысль эта им не слишком по душе.
- Крови можно много потерять, инфекцию какую-нибудь подхватить, - произнёс один.
- Ну, смотрите. А голову не боитесь потерять?
- Пошли, - не дожидаясь ответа, приказал Мовлет.
- А документы? - вдруг вспомнил один из солдат, - Зачем они вам нужны?
- Тебе жизнь нужна или документы?! - усмехнулся старший группы.
На спросившего зашикали.
- Пошли, - снова, но уже нетерпеливо повторил Мовлет.
На дороге, куда они вышли буквально через десять минут, по-прежнему никого не было и стояла тишина. Пятеро безоружных солдат в одних гимнастёрках стояли перед вооружённым автоматом моджахедом и молчали.
- Сейчас вниз побежите, здесь до Дуба-Юрта километров восемь, - умышленно, в два раза приуменьшив расстояние, заявил Мовлет, - помните, что наш старший сказал, дольше жить будете. Никто не надумал самострел устроить? - и, глядя на их опустившиеся головы, крикнул: - Побежали.
Солдаты, словно подхваченные порывом ветра, снялись с места и понеслись вниз, на север, туда, где их ждали неизвестность и жизнь. Они бежали, не помня себя, и только сердце каждого напряжённо пульсировало, посылая в мозг одну и ту же мысль: «Жив...жив...жив...».
За третьим или четвёртым поворотом они, как по команде, сбавили темп и, задыхаясь от усталости и резкой остановки, присели на корточки. Минут пять все молчали, стараясь наладить дыхание.
- Кажись живы, - тихо произнёс «дед» Куприянов.
- С того света, считай, б...ь, вернулись, - заметил второй «дед» Макаркин.
- Что теперь делать-то, что своим будем говорить? - спросил «череп» Лазарев.
- А как есть, так и скажем: взяли тёпленькими, война в Крыму, всё в дыму, заставили вещи таскать, а потом отделили от контрактников и выбросили на дороге. Что, не так?!
- А документы?
- Хрен с ними, с документами... Новые выдадут. Хорошо бы в отпуск закосить под это дело или вообще на гражданку...
- Так духи ж предлагали...
- Ну, да, ну, да... а потом инфекцию подхватишь и отрежут ногу по самые яйца или кровь не остановишь и замёрзнешь здесь на дороге.
- Проклятая Чечня, чтоб я ещё...
- Ну, чтоб ты ещё? Не п...и, демобилизуешься, опять сюда вернёшься, что там на гражданке делать... или опять в свой колхоз запишешься, коров доить?
- Ладно, пацаны, побежали, будет ещё время побазарить, а то замёрзнем тут. Мы живы, пацаны, мы живы.
- Живы, - прокричали все и, словно испугавшись многократного эха, не соблюдая шеренги, лёгкой трусцой засеменили дальше.
Уложив пять огромных, набитых боеприпасами и и вещами рюкзаков, в небольшую пещеру и завалив их камнями, два моджахеда спустились к дороге, где их уже поджидал Мовлет и приехавший за ними газик. Они ничего не спросили про солдат-срочников, словно их больше и не существовало, замели сломанными ветками снежные следы, чтобы не так бросались в глаза с дороги.
То же пришлось проделать и основной части отряда, только этим под присмотром занимались русские.
- У вас всё нормально? - спросил у подъехавший на газике Кикоев.
Старший группы утвердительно кивнул.
- Ну, поехали чуть дальше, надо где-то этих шакалов сгрузить.
Контрактники и единственный среди них офицер - старлей - не понимали чеченский язык, но они почувствовали, что речь идёт о них. Однако, они настолько от всего устали, воля их была так подавлена произошедшим и грубым обращением чеченцев, что они просто не в состоянии были думать о спасении. Как бараны, повинуясь командам и подталкиваемые прикладами автоматов, они, оставшиеся 15 человек, снова полезли в кузов.
- Старлей, может поговорить с ними, может за выкуп отпустят, - уже сидя в кузове, на лавке, под брезентовым тентом, тихо предложил кто-то.
- У тебя деньги есть? У меня - нет, зарплату уж три месяца не платили.
- Может родные или командование соберут...
- Мои сами еле концы с концами сводят, а то поехал бы я в эту проклятую Чечню...
- Хоть время потянем, а там видно будет. Может на своих обменяют.
- Да наши подполковников не меняют, а кому сраные контрактники нужны.
- Чего пи...ть, знали на что шли, - также тихо произнёс третий голос.
Разговоры прекратились, каждый понимал, что скоро в его жизни произойдёт нечто необычайное, и старался думать о своём. Вспотевшие тела начали остывать, но холод всё же оставался на периферии сознания, а в сердце и перед глазами вставали образы родных и друзей.
Муса видел, что скоро рассветёт и надо побыстрей уходить с дороги, но ему никак не хотелось расставаться с «Уралами». Эти сильные, надёжные труженики войны могли ещё пригодиться, жалко было пускать их в расход, а спрятать было трудно - не иголка всё-таки.
- Теряем время, - сказал Ислам.
- Знаю, - отрезал Муса, - машины жалко, надо их схоронить где-нибудь.
- Уходить надо, - снова упрямо повторил Ислам.
Муса понимал, что товарищ прав, что время теперь играет против них, но ничего не мог поделать со своим упрямством. Наконец, он свернул в первый попавшийся съезд и, давя невысокую поросль кустарника, отогнал машину как можно дальше от дороги. Через пару десятков метров, склон обрывался, чтобы ниже, метров через тридцать снова под лёгким уклоном спуститься к шумящей реке.
Всеми подручными средствами Муса приказал забрасывать машины снегом: сначала насыпали снег на верх брезентов, чтоб их не заметили с воздуха, потом закидали капоты и стекла «Уралов», чтоб не было видно с дороги.
Когда с маскировкой закончили, Муса сказал на чеченском:
- Отводите их за машины. Кто хочет?
Человек пять подогнали наемников ближе к обрыву. Раздалось:
- Аллаху Акбар!
После контрольных выстрелов, трупы наемников за ноги оттаскивали к обрыву и сбрасывали вниз. Сорвавшийся пласт снега накрыл их недвижные останки. Тут же, невдалеке от стоящих машин, молча похоронили ставших Шахидами товарищей, по возможности обложив их камнями и присыпав снегом. Конечно, это была временная могила, но на что-то более серьёзное не оставалось времени, тьма начинала редеть.
Ветками замели следы машин и, перейдя дорогу, полезли вверх по пологому склону горы, соблюдая прежний порядок постоянной смены впереди идущих.
После бессонной, трудной ночи, полегчавшие втрое рюкзаки всё же не казались такими уж лёгкими, но сознание успешно выполненного задания прибавляло сил.
До нового места расположения отряда им предстояло топать километров пятнадцать на юго-восток, по горам обогнуть, расположенное в котловине селение Шатой, спуститься в Шаройское ущелье и перебраться на другой берег реки Шаро-Аргун.
Через полчаса после начала их движения, когда уже рассвело, они услышали приближающийся шум вертолётов. Вертолёты летели как бы снизу вверх. Поэтому моджахеды могли различить вдали их увеличивающиеся в размерах точки. Вертолётов было четыре, они выстроились в один ряд и летели практически прямо над Аргунским ущельем. Было ясно, что они пытаются обнаружить следы моджахедов. Летели низко.
- Может подобьём их, - предложил кто-то.
- Нет, надо маскироваться, - сказал Муса.
Хвойных деревьев, которые могли бы укрыть их, здесь не было, а сбросившие листву широколиственные буки и дубы ходили в приятелях только с апреля по ноябрь. Благо у них имелись белые маскхалаты.
- Всем лечь, закидайте друг друга снегом, чтоб шапки и ботинки не было видно, оружие под себя, - приказал Муса, - и не в кучу, рассредоточьтесь.
Он лично обежал всех и проверил маскировку, и только после этого припорошил автомат снегом, уселся на рюкзак и прикрылся маскхалатом. Вертолёты, ничего не заметив, полетели дальше, к Шатою. Слыша удаляющийся шум вертолётов, бойцы, начали подниматься и отряхаться от снега.
- Почему без команды встаёте? - крикнул Муса.
- Так они ж уже улетели, - одновременно ответило несколько голосов.
Конечно, лежать разгорячёнными в холодном снегу, да ещё присыпанными им сверху, небольшая радость, тем более, что растаявший от жара тела снег стекал за воротник. Муса понимал товарищей.
- Они могут вернуться, - ответил он.
- Что ж нам теперь мёрзнуть? А вдруг они только через пол часа или час прилетят?!
Но, словно услышав слова Мусы, вертолёты развернулись над Шатоем, и резко стали приближаться.
- В снег, - закричал Муса.
Но в этот раз у него уже не было возможности снова обежать и проверить всех.
От холода и неудобства лежащим в снегу казалось, что вертолёты замедлили движение, хотя те летели с той же скоростью. Вдруг, крайний, пролетавший как раз над ними, подался в сторону и завис на месте, очевидно, что-то привлекло внимание сидящих в нём. Муса приподнял капюшон маскхалата и увидел впереди себя несколько лежащих на снегу тёмных рюкзаков. Он понял, что бойцы, услышав его команду «в снег», бросились зарываться и забыли про свои рюкзаки. Теперь уже поздно было что либо исправлять, оставалось надеяться только на Аллаха.
Через минуту пулемётные очереди уже прошивали рюкзаки и снег вокруг них. Муса увидел, как дёрнулись тела нескольких бойцов и безжизненно уткнулись в снег. Поняв, что сейчас их будут расстреливать, многие моджахеды повскакали со своих мест и, направив стволы автоматов на зависший в воздухе вертолёт, начали его обстреливать. Очевидно, вертолётчик успел передать информацию об обнаруженных чеченцах остальным, потому что они стали разворачиваться.
И тут, зависший над моджахедами вертолёт загорелся - наверное, кто-то попал в топливный бак - и резко пошёл вниз. Взрыв раздался впечатляющий.
- Аллаху Акбар! - радостно закричали моджахеды, потрясая в воздухе автоматами.
Увидев крушение своего товарища, другие вертолётчики испугались и резко стали набирать высоту. Так было безопасней, но с большой высоты чеченцы хуже просматривались, тем более что дым от горящего неподалёку самолёта, под натиском северного ветра пополз вдоль горы, затрудняя видимость и прикрывая собою моджахедов. Муса сразу оценил этот шанс. «Вертолёт скоро прогорит, дым побелеет и тогда они расстреляют нас, как куропаток», - понял он.
Он подозвал к себе оставшихся в живых и сказал:
- Оставаться здесь мы не можем, нужно уходить. Дым им мешает, но скоро прогорит топливо, он ослабнет или ветер переменится, и тогда нам конец.
-Сколько убитых?
- Шесть, - ответили ему.
- Раненых?
- Трое.
- Раненые, сможете идти?
Двое, которым перевязывали руки, сообщили, что смогут. Третий ответил отрицательно, у него перебило ногу.
- Его на волокушу, мёртвых и рюкзаки забросать снегом, потом заберём. И снимите с них маскхалаты, они им уже ни к чему. Расходимся двумя группами: в одной восемь ходячих и волокуша, в другой - восемь, включая раненных. Идём сначала под шлейфом дыма на юг, потом строго на восток, край котловины у Шатоя остаётся справа, переходим Шаро-Аргун, сейчас река мелкая, там для нас должны соорудить временный мост, после моста пару километров на север, налево. Старший во второй группе Исмаил. Действовать по обстановке. Вопросы?
Раненый в ногу моджахед, попросил оставить его на месте, не таскать с собой.
- Оставьте мне автомат, гранатомёт и побольше патронов, я по вертолётам постреляю, сымитирую наше присутствие. Может собью кого, а нет, так задержу погоню. Мне всё равно не дотянуть до лагеря, а так хоть пользу принесу, - ответил раненный.
- Будь, по-твоему, - согласился наконец Муса, - ты - прав, я думаю любой из нас поступил бы так же на твоём месте.
- Муса, а может нам вернуться назад, к машинам? До Шатоя рукой подать, а там две дороги, разъедемся, им труднее будет нас ловить...
О том, чтобы спрятаться у местных жителей в Шатое не могло быть и речи: окружат селение, устроят зачистку, пострадают местные жители. С секунду подумав, Муса ответил:
- Не успеем, они, наверняка, уже на дороге и знают наше место расположение, возможно даже идут по следу. Нет, пойдём вперёд, только я вот что думаю, хорошо бы нам как-нибудь пару человек отделить от основной группы, только так, чтоб следов не осталось. На всякий случай, чтоб отряд узнал о тайниках, где мы всё спрятали и о машинах.
Он специально не произносил в слух слова «если мы погибнем», он хотел, чтобы у моджахедов оставалась надежда.
- Давай наклоним по дороге какое-нибудь тонкое дерево и как пращу его используем, - предложил Мовлет.
Так они и сделали: нашли соответствующий молодой дубок, общими усилиями наклонили его так, что молодой боец смог ухватиться за ствол в верхней его части, потом по команде отпустили, дерево качнулось в противоположную сторону, увлекая за собою бойца, и он, отпустив ствол в самой крайней точке отклонения, кувыркаясь в воздухе, пролетел метров восемь или десять и шлёпнулся в снег.
- Живой, не поломался?
- Живой, - ответил боец, кривя лицо и потирая ушибленное место.
Затем он бросил веревку и по ней переправились все остальные с автоматами и рюкзаками.
- Сломайте ветку и как следует заметите след, это главное, - напутствовал Муса, - вас не должны обнаружить. У вас четыре маскхалата, прячьтесь получше от вертолётов. Аллаху Акбар.
- Аллаху Акбар, - ответили бойцы и стали, пятясь задом, заметать ветками место своего приземления.
Пройдя несколько сот метров под прикрытием дымового шлейфа, моджахеды повернули на восток. Они слышали, как оставленный раненый одиночными выстрелами и короткими очередями время от времени имитировал их присутствие.
Оглянувшись назад, Муса увидел, что два вертолёта всё ещё висят над местом пожара, а третий куда-то исчез. И тут Муса понял, что совершил тактическую ошибку: ему надо было послать хоть кого-нибудь к горящему вертолёту, или хотя бы подтащить туда поближе оставленного раненого бойца, поскольку кафиры могут полезть спасать своих, но менять что-либо было уже поздно, поэтому он ничего никому не сказал.
Когда шлейф дыма практически перестал прикрывать моджахедов, они разделились на две равные группы по семь человек и разошлись. В целях большей маскировки, последние в цепочках тащили сзади большую, разлапистую ветку, которая, как борона, рыхлила снег, скрывая следы.
Ещё какое-то время они слышали выстрелы товарища, потом один из вертолётов резко снялся с места и, не обращая на них никакого внимания, рванул в сторону Шатоя.
«Неужели попал?» - удивился Муса.
Через несколько минут поднялся в воздух третий, исчезнувший ранее вертолёт, и резко взял курс на Дуба-Юрт.
- Раненых повезли, - заметил Мовлет.
- Или покойников, - усмехнулся кто-то.
- Нет, раненых, - стоял на своём Мовлет, - покойникам торопиться некуда.
Четвёртый вертолёт медленно полетел в сторону Шаройского ущелья.
«Неужели пронесло?», - втайне обрадовался Муса.
Отойдя от места обстрела километра на два, они вдруг услышали короткие автоматные очереди и редкие разрывы гранат. Это означало только одно: кафиры шли по следу, и раненый в ногу Кади принял бой. Позиция у него была выгодная: он лежал недалеко от вершины большого холма, за мощным буковым деревом, у него был хороший обзор. Правда он не имел возможности перемещаться, но всё равно, жертвуя своей жизнью, Кади дарил жизнь остальным. Надо было торопиться. Муса понимал, что все устали, шли на пределе сил, но он всё равно попросил прибавить шаг, до Шаро-Аргуна оставался какой-то километр, и теперь только ноги и дыхание могли спасти их.
- Там машины, я слышу, - вдруг крикнул один из бойцов.
- Где?
- Там, - и он указал рукой в сторону Шаройского ущелья.
- Все замерли, слушаем, - приказал Муса.
Сердце, заведённое быстрой ходьбой, колотилось в груди, кровь стучала в висках, мешая слушать. Наконец, он различил еле слышное урчание моторов.
- Они ждут нас.
Удача снова отворачивалась от моджахедов: сзади шла по пятам погоня, а впереди их ждала засада. Разница была только в том, что аргунские шли прямо по их следу, а шаройские не знали, где они могут выйти. Муса и все бойцы шли вперёд и лихорадочно искали какую-нибудь гениальную мысль, которая помогла бы им выкрутиться из создавшейся ситуации. Не хотелось бездарно погибать после столь удачной операции. Однако, мысль не приходила, а сил и времени до встречи с врагом оставалось всё меньше и меньше. Наконец, один из раненых в руку попросил:
- Муса, разреши я останусь и, как Кади, задержу их. Из засады можно ухлопать несколько человек и выиграть время.
- И я, Муса, останусь с ним, - попросил второй раненый.
Долго размышлять было некогда, и Муса согласился.
- Тогда идите назад, обогните наш след, подберитесь к ним сбоку с разных сторон, только не друг напротив друга. Подпустите поближе. Один будет спереди стрелять, другой сзади, - посоветовал он.
После того как двое ушли, с Мусой осталось всего четверо бойцов. Для прорыва это было слишком мало, тем более, что по такому снегу далеко не убежишь. Было бы лето, туман или сильный снегопад..., но что говорить о несбыточном. Теперь надо было думать только об одном: вывести из строя как можно больше живой силы противника. Так, в размышлениях и движении, почти физически ощущая засаду, моджахеды инстинктивно свернули в сторону от противника и пошли на север, в сторону Шатоя. Поскольку людей осталось мало, впереди идущие сменялись чаще и скорость движения замедлилась. Они уже прекратили заметать след, теперь это потеряло смысл, ясно было, что с вертолетов их больше разыскивать не станут. Живая сила была дешевле.
- Муса, башня, - вдруг радостно воскликнул Мовлет.
Все подняли глаза от слепящего снега и посмотрели вперёд. Там, где склон холма переходил в котловину, которая клином врезалась в лесной массив, стояла небольшая боевая башня. Она не могла стать спасением, но давала шанс на более выгодную позицию. Обрадованные находкой, моджахеды удвоили усилия, словно пришло второе дыхание. Маленькая удача подняла общее настроение. И чем ближе они приближались к башне, тем большее удивление охватывало их: башня выглядела совершенно целой.
В это невозможно было поверить, потому что за девять лет войны оккупанты разрушили практически все мало-мальски целые исторические постройки Чечни. Было ли это целенаправленной акцией на уничтожение памяти народа через разрушение его культурного наследия или всё происходило спонтанно, моджахеды не знали, но всякий раз, когда они видели разрушенные склепы предков, развороченные бомбами и снарядами башни и мечети, сердца их каменели от боли. С каждым пройденным шагом башня увеличивалась в размерах, и, словно выставленная на смотрины невеста, хорошела, купаясь в лучах восходящего солнца.
Внезапная мысль кольнула сердце Мусы, и он остановился.
- Стойте!
Бойцы с удивлением посмотрели на него.
- Мы не пойдём к башне, - вдруг сказал Муса.
- Почему? В чём дело? - раздались недоумённые возгласы.
- Мы не пойдём к башне, - твёрдо повторил Муса. - Мы снова разобьёмся на две группы и пойдем разными путями по лесу, будем изматывать противника. У них дохлые солдаты, они их не кормят. Будем кружить сколько хватит сил, а если догонят - примем бой. Я не думаю, что мы сможем дотянуть до темна, но кто знает. Я скажу по рации Исмаилу, чтобы он тоже разделил группу, пусть побегают за нами.
- А башня? А помощь отряда? - спросили бойцы.
- Я не могу связываться с отрядом, если их запеленгуют, пришлют бомбардировщики, - объяснил Муса. - А башня? Башня должна жить! Мы скорее всего погибнем. И в башне бы погибли. Разве что прихватили бы с собой на тот свет парочку лишних неверных. Но разве даже десяток неверных стоят этой башни? В ней дух наших предков. Те, кто будут жить после нас, уже никогда не построят таких башен. Башня - это связь времён. Много ли таких не разрушенных осталось в Чечне? Пусть стоит.
- Ладно, пошли, - согласился Мовлет. - Пусть стоит.
В этот момент они услышали оживлённую перестрелку. Раненые вновь спасали здоровых. Моджахеды по-братски обнялись, попрощались друг с другом поднятым сжатым кулаком и привычным: «Аллаху Акбар!» и разошлись в разные стороны. Ещё некоторое время до них доносилась сзади перестрелка, потом она стихла, и в наступившей тишине слышно было только своё тяжёлое дыхание, да шорох ботинок о снег. Время от времени они поднимали голову и поглядывали на удаляющуюся и уменьшающуюся в размерах башню, и сердца их наполнялись спокойствием и мужеством.
«К» (23 января 2009 года)
