"Время просыпаться! 4:00!" - врезался в тишину механический голос будильника. Надо было вставать на тахаджуд (ночную молитву).

            Она протянула руку и нажала кнопку. С удивлением отметила, что подняться нет сил.

            В следующий раз она проснулась, когда начинало светлеть. Ну теперь-то на утренний намаз подняться обязательно. Она сделала над собой усилие и села на постели. Голова кружилась. Теперь причина того, что она не встала на тахаджуд, стала ей понятна. Она заболела.

            Беря омовение, она с грустью подумала, что с тех пор, как выехала в эту заброшенную, забытую страну еще ни разу не пропускала тахаджуд. Так делали братья: просыпались за час до утреннего намаза, молились, а потом читали Коран. Она же старалась во всем следовать им. Во первых, надо было уберечь свой иман, находясь здесь, и потом, совершая те действия и живя, как они, ей было не так одиноко, как будто она все еще находилась там, среди них...

            Перед глазами все плыло и тело дрожало. Наверное, у нее поднялась температура. Она так редко болела, что не помнила, что это такое. Но ей даже понравилось это состояние. По крайней мере, что-то новое в однообразной череде ночей и дней! Мысли стали прозрачны и легки, перед глазами проплывали хрупкие образы. Как будто часть грехов выходила из нее вместе с выступающими на лбу капельками пота. От этого на душе становилось спокойно и приятно. Возможно, Аллах простит ей, что она не встала на тахаджуд.

            И как она могла простудиться посреди лета? Да еще в такую жару! Она вспомнила, как вчера ходила по городу. Не стоило выходить из дому, но сидеть все время в душной комнате тоже было трудно. Уже стемнело. Она выбирала для своего маршрута пустынные улицы и темные переулки, где, как она думала, не должно было быть людей. Старые, обшарпанные дома пялили на нее глазницы окон, покрытые витиеватой решеткой. В воздухе плыл затхлый запах. Изредка у полуподвальных этажей горели яркие цветные вывески ночных баров. Проходящие мимо мужчины с любопытством и удивлением таращились на ее длинную черную одежду. Тогда она сворачивала на соседнюю улицу, думая, что в таком городе вряд ли удастся отыскать место, где не было бы людей.

            Внезапно ее внимание привлекла зеленая табличка с арабской вязью. Она замедлила шаг. Это была мечеть. Бородатые мужчины выходили оттуда после вечернего намаза.

            Она улыбнулась и вновь продолжила путь. Вдруг на душе стало тревожно. Зачем надо было ходить ночью одной по улицам? Она заторопилась домой, чувствуя на себе любопытные взгляды. Волна щемящей тоски захлестнула ее. Она совсем одна в этом чужом, странном мире, с глядящими на нее недоуменно праздными людьми, с проносящимися в темноте, обдавая ее неприятным светом фар машинами. Почти с завистью подумала о тех, у кого есть друзья, и сейчас, в этот субботний вечер, они отдыхают на море или сидят друг у друга в гостях. У нее не было ни друзей, ни родни. За те полгода, что она находилась здесь, ей так и не удалось найти подходящих собеседников. Живущих здесь таких же изгнанников, как и она, заботили в основном две вещи: как бы перебраться в Европу и где и когда раздают продукты. Разговоры, в основном, шли об этом. И лишь изредка вспоминали о том, что случилось там.

            Ее не интересовали макароны. И не интересовала сомнительная стабильность на Западе. Наоборот, ей бы хотелось перебраться подальше, в какую-нибудь потерянную дикую страну, где в степях живут кочевники и очень мало "цивилизации". Если такая, конечно, была. Там не должно было быть высотных новостроек, ярких улиц и в страхе трясущихся за завтрашний день беженцев с их длинными списками на раздачу сухого пайка. Она с грустью подумала, что большинство из них не знает, что такое голод.

            Стоящая на пороге грязного кафе с любопытным названием "Минутка" официантка ткнула в нее пальцем. Подвыпившие усатые мужчины засмеялись. Она ускорила шаг. Домой, домой! Больше не надо выходить!

            Впереди перед собой она увидела двоих идущих женщин, одетых в такое же черное мусульманское платье, как и она. На расстоянии метров 3-х от них шел мужчина в белом; когда он сворачивал, они сворачивали за ним, четко повторяя каждый шаг его маршрута. Она невольно засмотрелась на них. У нее не было никого, кто с нею бы шел, поэтому чужие мужчины без стеснения разглядывали ее. Она подумала, что надо носить паранджу...

            На минуту ей представилось, как бы это было, если бы она шла со своим мужем по этим улицам. Это показалось ей глупым и невозможным. Ее мужа не могло быть здесь.

            - Тебе не кажется, что пора устроить свою жизнь? - иногда спрашивали ее при редких встречах. - Время прошло уже...

            Она считала, что ее жизнь и так достаточно неплохо устроена. По крайней мере, пока ей есть, где ночевать и что кушать.

            Ее удивляли и шокировали следующие за тем намеки. Она не понимала, как можно выйти не за муджахеда. Такая "сладкая жизнь" и в кошмарном сне бы не приснилась. Интересно, о чем бы они говорили? Утром он уходил бы на работу и возвращался вечером, она накрывала на стол, потом допоздна просмотр телевизора, и так каждый день. Одно и то же. По выходным в гости или на прогулку. И опять пустые никчемные разговоры о быте и детях. Или, может быть, он был бы праздным беженцем, просыпался к двум часам дня, до утра ходил по интернетам и, просматривая ролики боев, разглагольствовал с друзьями о том, как "братья долбят кафиров и мунафиков" и что "Джихад - это милость Аллаха".

            Она поморщилась. Ей вспомнились 2-3 аяты суры "Ряды": "О вы, которые уверовали! Почему вы говорите то, чего не делаете? Ненавистнее всего Аллаху, когда вы говорите то, чего не делаете!"

            Интересно, и что от них может родиться?..

            Бесшумно проскочив через общий двор, она поднялась по крутой лестнице и закрыла за собой дверь. Посмотрела в зеркало и поправила черный платок.

            "Это большая честь - быть женой шахида", - гордо подумала она.

            Теперь, в предрассветных сумерках ее бил озноб. Бросало то в жар, то в холод. Ну конечно! Вчера с моря дул ветер, жаркими вечерами он не заметен, но опасен. Она редко бывает на улице, вот и простудилась. Вдруг ей стало жалко себя. Она знала, что никто не поинтересуется ее здоровьем, не придет ее проведать, не принесет яблок или лекарства. Ей даже некому было позвонить или послать сообщение. У тех, кто проявлял участие к ее судьбе, с начала лета телефон был "вне зоне действия сети".

            Его имя слетело с ее губ. Она вспомнила, как однажды в окна стучал пронизывающий холодный ветер. Был январь. Ночью они ходили в ущелье по пушистому снегу. Звезды сияли ярко. А когда вернулись, до утра на улице бушевал ураган, и под утро ей нездоровилось. Она лежала, обхватив руками колени, и слушала, как он мелодично читает Коран. Смотрела на его рыжеватую бороду, добрые, с детским выражением глаза и сильные руки и думала о том, как счастлива.

            - Надо теплее одеваться, - сказал он. - Ты совсем не умеешь беречься от холода. А еще хочешь в лес!

            Она заплакала. Если бы он сейчас был здесь, если бы она была с ним, он никогда не дал бы ей заболеть! Слезы стекали по ее щекам. Она даже не могла пойти на его могилу. Вспомнив, с каким трудом по милости Аллаха она выбралась из Чечни, она повторила аят: "И не бросайтесь своми руками к гибели". Было бы глупо снова угодить в кадыровские застенки из-за посещения кладбища.

            Иногда они не виделись по нескольку недель. Ей казалось это так долго, что она не представляла, что будет делать летом, когда он уйдет в горы. Когда они встречались в пустом доме на окраине села, гостеприимные хозяева всегда приносили им жижиг-галнаш и соленые помидоры. Он снимал автомат, разгрузку и куртку, оставляя на себе только пистолет. Садился на диван и слушал "новости" через рацию. Иногда связывался по телефону с братьями, спрашивал, все ли в порядке.

            Она садилась в углу около печки и счищала липкую глину с его ботинок "гротекс".

            - Не надо, - говорил он. - Когда пойду обратно, снова запачкаются.

            - Это грязь на пути Аллаха, - торжественно говорила она. - Кого она покроет, не коснется огонь Ада.

            Он улыбался. Хорошо, когда у тебя такая жена.

            Ночью комната освещалась красноватым свечением, вырывавшимся из открытой дверцы печки. За окном было темно и тихо. Только газ шумел в трубах, заполняя комнату теплом.

            Они засыпали, не снимая одежды, и он клал рядом с собой автомат.

            В 5:00 раздавался приглушенный крик петуха. Но он не был настоящим. Это включался будильник на его телефоне, показывая, что надо вставать на тахаджуд...

            Так проходили дни и ночи. Ожидание и, по милости Аллаха, вновь долгожданные встречи. Три дня в разлуке казались ей целой вечностью. Она вспомнила, как однажды пришла без разрешения хозяев (они опасались зачисток). Сидя у них и дожидаясь темноты, совсем не заметила, как пришли гости. Ей пришлось выпрыгнуть через окно и, пройдя огород, юркнуть в спасительные двери заброшенного дома. На небе зажигались звезды, и морозный воздух обдавал лицо свежестью. Он пришел через 5 минут. Только из леса, как будто из ролика, которые так любили смотреть беженцы.

            - Ты... ты всю Чечню поставила на уши! - засмеялся он.

            - Но ведь ты рад меня видеть?

            Село жило сонной зимней жизнью. Никто, даже ближайшие соседи и родственники не знали, что Аллах давал им видеться. Он говорил, что когда на деревьях появятся листья и надо будет уходить, он возьмет ее на пару дней с собой в лес. Это было бы замечательно, и она с нетерпением ждала этого. Снег то таял, то опять выпадал, как это часто бывает в горах. Каждый день приносил все больше счастья и покоя.

             А потом пришли они...

            Температура начала повышаться. Голову как будто сдавливали железные тиски. Спина и ноги болели.

            "А ведь это не так и страшно - умереть", - подумала она. Она вспомнила круглолицего черта, наставляющего на нее пистолет и угрожающего пристрелить. Тогда она испугалась. Она никогда не хотела расставаться с ним, чтобы, если это случится, вместе переселиться в Фирдоус. Одной же, среди врагов ей не хотелось. Кто знает, куда она попадет?

            "Вы желали смерти раньше, чем она явилась вам. Теперь вы видели ее, когда смотрели..." Тогда она не была готова. Хотя, наверное, ей хотелось лежать рядом с ним в темном и холодном помещении. Но такую награду надо было еще заслужить!

            "Совсем не страшно", - думала она, начиная понимать, что бредит. - "Праведным рабам Всевышний посылает ангелов, которые говорят: "Не бойтесь и не печальтесь, а обрадуйтесь Раю, который уготован вам. Мы - ваши друзья и в этом мире и в будущем". И муъмин с легкостью расстается с этой жизнью".

            Ее бросало то в жар, то в холод, и она подумала, хорошо, что Аллах таким образом смывает с нее взгляды чужих мужчин.

            "Интересно, если я умру, где меня похоронят?" - с тоской подумала она. Не было и надежды на то, что кто-то транспортирует ее тело до заброшенного села и выроет рядом со свежим, покрытым травой холмиком еще один. Да и кто осмелится на такое? А ей так хотелось в Судный День встать рядом с ним. Но это еще ничего не значило. В этот день человек не вспомнит ни о родных, ни о детях, а будет занят лишь собой. Конечно, она знала, что если искренне просить шахаду, Аллах дарует степень шахида и умершему в своей постели. Но была ли она достойна этого?

            Внезапно тоска защемило сердце. Как бы ей хотелось сидеть сейчас там, на этом кладбище, недалеко от места, где снег обагрился его кровью, слушать, как шелестит трава под ветром, и плакать.

            "Это все во имя Аллаха, и я довольна судьбой, уготованной ему Аллахом. Клянусь Аллахом, я буду стойкой, и да воздаст ему Аллах должную награду". Эти слова произнесла София, тетя Пророка (с.а.с.), когда увидела тело убитого и изуродованного многобожниками Хамзы. Они вспомнились ей, когда в последний раз ходила смотреть на него. У нее было только 5 минут, но и за это надо было быть благодарной "милиции", которая "милостиво" позволила ей посмотреть на мужа и, к тому же, не изуродовала его тело. Да еще, уже как из ряда вон выходящий верх великодушия через две недели отдала его похоронить! Но ее к тому времени уже не было там.

            Рассвело. Солнце наполнило ее комнату золотистым светом. Начинается новый день, такой же однообразный и пустой, как и все дни, проведенные тут. Разве что только теперь она заболела.

            "Если бы этого не случилось, через месяц он позвал бы меня к себе, - подумала она. - Он обещал построить для нас блиндаж в горах, чтобы мы всегда были вместе. Тогда бы я читала Коран так же красиво, как он."

            Уже шестой месяц, как она не видела его и не слышала этого чтения. Правда, у нее остались несколько фотографий и видеозаписей. Она вздохнула. Раньше она не могла выдержать разлуку с ним одну неделю. Теперь ей надо было ждать всю жизнь.

            - Если я когда-нибудь еще выйду замуж, в Раю я хочу быть твоею женой, - вспомнила она сказанное ему при последней встрече. Он знал, что скоро попадет в окружение. Он обещал ей.

            Она попыталась представить какой будет их следующая встреча. Глаза наполнились слезами и на губах появилась улыбка.

            Стройные ряды шахидов с благоухающими миском и сияющими шафраном ранами пройдут через врата Рая. Они не познают страха и не будут опечалены. В сени деревьев плоды будут склоняться низко. Они будут возлежать на расшитых ложах, прислонившись, не торопливо беседуя друг с другом. Вечно юные отроки будут обносить их родниковым напитком и вином из источников, из которых пьют только приближенные. Он будет ее заступником. И потом введет в их прекрасный дом, где они прибудут вечно, никогда не расставаясь. Им будут прислуживать ангелы и гурии. Но из всех райских благ самым чудесным будет то, что они смогут видеть Лик Аллаха, подобно луне в полнолуние, и Он будет доволен ими, а они - им.

            Инша Аллах, он сейчас у подножия Трона, наслаждается благами Всевышнего и радуется о тех, кто еще не присоединился к ним, но твердо следует по прямому пути. Инша Аллах, он ждет ее.

            Слезы высохли на ее щеках. И она подумала, что земная жизнь - это не так уж и долго по сравнению с Раем.

Хава Муслим