Фрагмент пресс-конференции политзаключенных-нацболов, освободившихся из мест лишения свободы (Москва, Центральный Дом Журналиста, 3 августа 2007 года)

...Мы были жестоко наказаны государством лишь за то, что хотели выразить свое отношение к правительству и лично к господину Зурабову, разработавшим этот безумный закон (о монетизации льгот - ред.). Мы выбрали именно такую форму протеста, потому что у нас не было другого способа продемонстрировать свою позицию. Жизнь показала, что наши требования были справедливыми.

Во время захвата мы не сказали ни одного грубого слова, не предпринимали никаких насильственных действий, что на суде подтвердили и свидетели, в том числе полтора десятка омоновцев. Однако на ход процесса это не повлияло. Судья олицетворяла собой Фемиду в худшем понимании этого слова - "правосудие" с закрытыми глазами и ушами. Наша участь была предрешена, и мы не строили иллюзий. В итоге все и получили по 5 лет (после рассмотрения кассационной жалобы срок заключения был уменьшен - ред.)...

То, что творится на зонах, называется беспредел. Ты становишься бесправным рабом. Активно используются пытки, как физические, так и "белые". У нас, например, активно использовалась "музыкальная шкатулка". Ежедневно, на большой громкости включалась одна и та же сура из Корана, поставленная на повтор. Она "исполнялась" по 8-10 часов каждый день на протяжении нескольких месяцев, превращая мозги в кашу.

За малейшее, порой придуманное нарушение тюремного распорядка, его переводили в Штрафной Изолятор (ШИЗО). Я пробыл в ШИЗО общей сложности около 250 суток из своего срока. Помещенных в ШИЗО постоянно жестоко избивали. Подвешивали на наручниках и били впятером. Причем, если избиваемый терял сознание, экзекуция не прекращалась. Обливали из пожарных шлангов и продолжали. Сигналом к завершению пытки для них был момент, когда избиваемый - простите за физиологические подробности - обосрется.

Я несколько раз объявлял голодовки в знак протеста, поэтому с этим делом возникали проблемы и били меня до упора. Клянусь, никому, даже своим палачам я никогда не пожелаю пережить и сотой доли того, что довелось пережить мне.

Они не ведают, что творят. Это особый сорт людей, и я не сомневаюсь, что если бы им позволили, они бы с удовольствием сдирали бы кожу с живых людей и жгли бы их живьем в крематориях, приговаривая: "Будешь, сука, еще выбрасывать портрет Путина?"...

В заключении я понял, что символом российской пенитенциарной системы может быть признана кафельная плитка. Кафельной плиткой сегодня выкладывают полы и стены во многих отделения милиции. Говорят, что это "евроремонт". На самом же деле я понял, что так просто легче смывать кровь тех, кого пытают в этих застенках. Если бы смытая кровь могла вновь проступать сквозь кафель, российские отделения милиции оказались бы кровавого цвета...

Мы все прошли и все пройдем, - заявил Громов. - И если бы пришлось начать жизнь заново, я сделал бы все то же самое. Я не могу молчать, потому что в этой стране самые жестокие преступления власти происходят с молчаливого согласия граждан...

На зонах нацболов воспринимают уже как отдельную группу, или, как говорят на "фене" - "особую масть.

Как ни странно, когда мы разговаривали с "неполитическими" о нашей борьбе и причинах, по которым оказались здесь, то в 90 процентах случаев встречали полное понимание с их стороны.

На зоне они тоже борются за соблюдение собственных прав, поэтому наши цели им были понятны. А тот факт, что мы принципиально отказываемся подписывать бумагу о сотрудничестве с зоновской администрацией, что всегда чревато репрессими, ШИЗО, пытками - это автоматически переводит нас в ранг "элиты преступного мира", потому что на подобный шаг отваживаются немногие. Таких на зоне всегда уважают, что мы и успели почувствовать. Можно сказать, что нацбол - это такая новая российская тюремная "масть".

По материалам НБП-инфо