(история и современность)

Аллах, Свят Он и Велик, предупредил каждого своего раба:

«Иудеи и христиане не будут довольны тобой, пока ты не последуешь их религии. Скажи: «Путь Аллаха - это прямой путь». Если же ты станешь потакать их желаниям после того, как к тебе явилось знание, то Аллах не будет тебе ни Покровителем, ни Помощником...» (аль-Бакара 2:120)

Мы - мусульмане должны быть не только предельно внимательны к предостережениям и запретам Всевышнего Аллаха, но и обязаны объективно учитывать их, формируя векторы развития жизнедеятельности. Ведь именно в тот злополучный момент, когда мы предаем забвению слова Всевышнего или не уделяем им должного значения, мы впадаем в очевидное заблуждение, и, как следствие, становимся беззащитными и слабыми. Несмотря на то, что подобных примеров в ходе истории было предостаточно, мы порой не стремимся учесть ошибки тех, кто был до нас. Мы снова и снова попадаем в хитроумные ловушки куфра, зачастую даже не осознавая в полной мере масштаба пагубности происходящего. Воздействие куфра непременно приводит к деформациям нашего вероубеждения, медленно, но верно отдаляя нас от истины Ислама. И самая опасная ситуация возникает тогда, когда мы перестаем идентифицировать эти изменения, как плоды инородного воздействия, воспринимая их как данность, как нечто изначально присущее.

В современном мире повсеместно имеют место факты стремления мусульман заслужить благосклонность тех, кто по определению не может быть доволен мусульманами, кроме как сведя их веру на нет. Попытки во что бы то ни стало, если даже и не встроиться в «цивилизованное» кяфирское общество, то всячески позиционировать «толерантность» в его отношении, привели к тому, что среди мусульман стали распространяться чуждые, опасные идеи, разлагающие иман и сказывающиеся на их поведении.

Подобные проявления религиозного растления затронули и ту часть мусульман, которые, по собственной воле, или по принуждению, являются сегодня «российскими». Этот статус, силой навязанный нашим предкам, парадоксальным образом явился сегодня предметом гордости и вожделения некоторых из нас. Вероятно, что это - следствие снижения уровня исламского самосознания в массах, следствие деградации веры, которые, в свою очередь, возникли не без участия куфра. Ведь Аллах в Къуране говорит: «Они не перестанут сражаться с вами, пока не отвратят вас от вашей религии, если только смогут» (Аль-Бакара 2:217).

Цель данной работы - выявление источников внешнего воздействия на внутриисламские процессы, возымевших прямое и косвенное влияние на трансформацию изначальных императивов Ислама в массовом сознании, или же, иными словами, попытка распознать антиисламские стратегии России в историческом и современном контексте.

Русь была терпимой в отношении «басурман» татаро-монгол до тех пор, пока у нее не набралось достаточно сил для того, чтобы иго аннулировать. Тогда русские - бывшие зиммии (покоренные немусульмане, с которыми заключен договор), совершенно беспрепятственно исповедовавшие православие и совершавшие сопутствующий культ на протяжении всего периода татаро-монгольского завоевания, вознамерились захватить и насильно христианизировать Казанское ханство. Войско, направлявшееся для завоевания Казани было напутствовано митрополитом Макарием, который характеризовал предстоящую операцию, как Божье дело, направленное к обращению «безбожных» и «поганых» мусульман в христианство, воинов же, павших в этом «священном» походе, как мучеников за веру. Завоевав Казань и все земли ханства, российское правительство стало осуществлять план устройства присоединенного государства, согласно которому «взаимоотношения завоевателей и покоренных вылились в самые тяжелые формы, какие только могли существовать между победителями и побежденными». Казанцам запретили не только жить, но и входить в город - все они были выселены за пределы городской черты. Город был разгромлен и разорен, его население сократилось на 4/5. Все это сопровождалось приказом российской администрации «все мечети пометать и конец их извести». В 1555 году в Казани была учреждена кафедра архиепископа и началось обращение местных жителей в христианство. Историк С.М. Соловьев так описывал отправление вновь назначенного архиепископа из Москвы в Казань: «Это отправление было необычное, первое в русской истории: архиепископ ехал в завоеванное, неверное царство распространять там христианство... Этот духовный поход... был завершением покорения Казани». Началась раздача земель хана, казанских князей и помещиков русским. В Казани рядом с ханским дворцом было начато строительство христианского собора - «громадное столичных пропорций здание, затеянное великой державой после победы» - демонстративная эмблема московского могущества.

Итак, изначально отношение России к Исламу сводилось к практическому применению двух векторов воздействия - силового и идеологического. Факты территориальной экспансии открыто сочетались с насильственной христианизацией.

В середине XVI века Москвой была инициирована новая волна христианизации мусульман, которая в дальнейшем поддерживалась государством. Принятая в 1593 году специальная Грамота запрещала мусульманам, живущим в населенных пунктах совместно с русскими, «иметь мечети... для того, чтобы не было соблазна христианам и крященам». Эта Грамота служила основанием для местных властей сносить мечети.

В 1713 году Петр I «указал... басурманам магометанской веры, за которыми есть поместья и вотчины и в тех их поместьях и вотчинах за ними крестьяне и дворовые и деловые люди православной христианской веры, сказать свой Великого государя указ, чтобы они, басурманы, крестились, конечно, в полгода; а как воспримут святое крещение, и теми поместьями и вотчинами, и теми людьми, и крестьянами владеть по-прежнему. А ежели они в полгода не крестятся, и те их поместья и вотчины с людьми и с крестьянами у них взять и отписать на него Великого государя, и без указу никому не отдавать; а сколько человек не крестятся, и что у таких поместий и вотчин отписано будет, о том в канцелярию Сената прислать из тех губерний ведение» (1). Был принят также царский наказ, предписывающий не допускать обращения в Ислам соседних с мусульманами народов.

Сенатским Указом от 19 ноября 1742 года все вновь построенные мечети, а также мечети, построенные там, где проживали православные, было велено «сломать и впредь не допущать», а обращенных в Ислам «всеми удобовозможными способами разведать, а кто явится, сыскивать накрепко, кем и из какой веры или народа к Магометанскому закону обращены и в вере их утверждены, и по следствию на кого покажут и сыщется про то допряма, чинить с таковым» (2).

Очевидно, что на захваченных территориях Россия методично устанавливала религиозное вето, лишая местное население возможности исповедовать Ислам. На исламский да'ават (призыв) был наложен строгий запрет, грозящий призывающим физическим уничтожением.

Подобная политика продолжалась до конца XVIII века. 17 июня 1773 года Святейший Правительственный Синод издал Указ «О терпимости всех вероисповеданий и о запрещении архиереям (русской православной церкви) вступать в разные дела, касающиеся до иноверных исповеданий и до построения по их закону молитвенных домов, предоставляя все сие светским начальствам». Это указ ознаменовал собой новый этап антиисламских действий России, охарактеризовавший себя попытками российской администрации заменить тактику прямого столкновения на использование хитрых политических технологий.

При этом Екатериной II были предприняты первые инициативы частичного включения территорий Северного Кавказа в состав Российского государства, соответствующим указом которой о присоединении «Кубанской стороны» к империи явился Манифест 8 апреля 1783 г., в контекст которого вошли посулы императрицы новым подданным мусульманам «охранять и защищать их лица, храмы и природную веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядам пребудет неприкосновенно» (3). Но при этом очевидно, что принцип религиозной терпимости и Екатериной, и ее преемниками на Российском троне соблюдается настолько, насколько «такая терпимость может согласовываться с интересами государственного порядка» (4).

Во времена правления Екатерины II Россией был впервые задействован курс на управление внутриисламскими процессами посредством своих ставленников в лице проправительственных мулл. Для этих целей 22 сентября 1788 года был подписан Именной указ Екатерины II «Об определении Мулл и прочих духовных санов Магометанского закона и об утверждении в Уфе духовного собрания для заведования всеми духовными чинами такого закона, в России проживающими». В Указе были сформулированы следующие задачи: «чтобы Муллы и прочие духовные чины Магометанского закона... определялись не инако, как по учинении им надлежащего испытания», и чтобы это «были люди в верности надежные и доброго поведения» (5).

Таким образом, состоялась первая попытка централизации религиозной власти над мусульманами в рамках структуры, подконтрольной российскому правительству. Позиция России в этом случае оказалась, как показала практика, куда более коварной и, вместе с тем, результативной. Но позже, а на тот момент территориальные интересы оказались для России важнее дальновидных политических перспектив.

Так, в конце XVIII столетия Российская империя взяла курс на установление своего господства на всем Северном Кавказе и император Павел I «сознательно перешел от вмешательства к захвату и открытому столкновению с исламским миром... и мусульманскими племенами» (6). Очевидно, что политика, проводимая Россией на Кавказе, несла в себе помимо целей сугубо территориальной экспансии, еще и христианизацию как важную и неотъемлемую стратегическую составляющую. В связи с этим интересна точка зрения зарубежного исследователя, который пишет о намерениях России обратить кавказцев в христианство и утверждает, что сама ее политика определялась ее конфессиональной принадлежностью (7). Созвучные концепции существуют и в российской научной литературе. Так, осетинский исследователь А. Цуциев считает, что «православие явилось в процессах российской колонизации Кавказа почти тождественным самому российскому подданству, принятие в подданство совпадало с обращением в православие» (8).

В конце XVIII столетия Россия начала интенсивно пропагандировать и внедрять среди северокавказских народов православие. Так, в 1772 г. только из ингушей были крещены 177 человек. Затем, после почти полувекового перерыва, начиная с 1821 г. по 1836 г. насильственная христианизация приняла действительно глобальные масштабы. В этот период прошли через принудительное крещение тысячи горцев. На этой почве стали возникать волнения, тогда имели место попытки территориальной локализации крещенных горцев от некрещеных.

Переселение казаков из центральной России на Кавказ, навязываемое православие, вынужденные переселения в связи с укрупнениями селений и многие другие негативные последствия политических стратегий России, вызывали у горцев справедливое недовольство, активизировавшее ряд народных восстаний.

Хотя попытки христианизации горцев, по большому счету, не явились успешными, во второй половине XVIII в. имели место случаи обращения в православие горцев, мигрировавших из родных мест в приграничные с Северным Кавказом районы России. В 1762 г. в С.-Петербурге было решено привлечь новообращенных осетин и кабардинцев на службу в строившемся в районе Кизляра форте, который планировалось впоследствии использовать также и как центр православного миссионерства.

«Попытки царского правительства систематизировать порядок обращения беглых мусульман в православие не имели существенных последствий. Политические интересы России на Кавказе обусловливали потребность активного использования мер идеологического воздействия на горцев. Не случайно власти стремились расширить возможности мусульман в восприятии христианства, чему соответствовало содержание дарованной кавказской шотландской колонии грамоты 25 декабря 1806 г. В ней определялось: «Всякому кабардинцу, черкесу или другому магометанину или язычнику из людей свободных дозволяется принять вероисповедание колоний и сделаться членом оной с согласия управы» (9).

Несмотря на то, что территориальные интересы обнаруживалась в качестве основного элемента политической ориентированности России на Кавказе, ее сопутствующим дополнением определенно являлась христианизация.

Однако, вопреки желаемому результату, стремление к христианизации, сопровождающие российскую экспансию на Кавказе, в значительной степени обусловили увеличение роли Ислама в консолидации северокавказских народов, ставшего идеологической основой сопротивления колонизаторским усилиям. Так, в 1785 г. произошло событие, ставшее началом активному военному сопротивлению российской экспансии под религиозными лозунгами. Шейх Мансур был первым, кто понял необходимость объединения мусульман Кавказа как с целью защиты своей родины и национальной самобытности, так и своей религии. Именно в этот период Ислам начал оказывать сильнейшее воздействие на внутреннее положение в кавказских обществах. С подачи шейха Мансура сопротивление России стало происходить под религиозными лозунгами, лидерами которого впоследствии стали, переняв идейную платформу предшественника, Гази-Магомед, Гамзат-бек, а с 1834 г. знаменитый имам Шамиль.

Очевидно, что и шейх Мансур, и имам Шамиль видели в искоренении язычества и создании исламского государства конечную цель, которая была призвана стать и основным средством для достижения победы. Но исламизация встречала серьезный отпор среди оппозиционно настроенного горского населения, поэтому «сопротивление русским шло одновременно с борьбой против язычников, а впоследствии и против тех мусульман, которые предпочитали следовать традиционным обычаям и адату, чем более жесткому и требовательному шариату» (10).

Множественные факты прямого сотрудничества отдельных этнических групп, социальных сословий и жителей некоторых населенных пунктов с завоевателями, позволяют судить о том, что многих горцев, урон национальной самобытности и религии, сопряженный с покорением Россией, смущал меньше, чем полноценный Шариат. Поэтому, необходимо акцентировать, что наиболее активными и ревностными борцами против российской экспансии оказались именно северокавказские мусульмане с полноценным религиозным самосознанием. Основная масса населения оставалась индифферентной, занимая выжидающие позиции, а некоторые горцы и вовсе пытались наладить контакты с завоевателями, покупаясь на разнообразные перспективы материального характера.

Тем не менее, несмотря на то, что основная масса северокавказских мусульман во многом все же сохраняла верность своим домонотеистическим традициям и антагонистично относилась к полноценному претворению в жизнь исламских установлений, в период Кавказской войны произошло упрочнение позиций и взаимопроникновение национально-патриотических и религиозных ценностей, что возымело влияние на становление специфических черт в этноконфессиональном самосознании мусульман Северного Кавказа.

Дудова Стела,