Причиной эскалации напряженности в отношениях России с Западом является ее нежелание считаться с принципами цивилизованного мира, считает Стефан Меллер, бывший министр иностранных дел Польши

После десятилетия доверия в отношениях с Россией Запад начал терять терпение. Исчерпались запасы безоговорочной доброжелательности тех кругов, которые ранее некритично воспринимали действия Кремля. Раздражение Запада постепенно увеличивали очередные шаги России, ее упорное и бесцеремонное стремление ко все новым целям.

Решающими оказались годичной давности вопрос газового шантажа в отношении Украины и совершенно свежая история с Беларусью, где Россия могла бы без труда совладать с непослушным сатрапом. Между тем, она манипулирует на геостратегическом уровне судьбами целой страны и народа. Не только ближайшие соседи, но и мир обеспокоен грубым использованием привилегированной позиции России как главного поставщика энергетических ресурсов, нарушением прав человека, наконец - созданием властью все новых барьеров на пути развития гражданского общества.

Жесткая реакция вице-президента США Дика Чейни (Dick Cheney) на вильнюсской конференции, если и не была знаком новой политики, то представляла собой очевидный симптом этого раздражения. Также и Европа - понимаемая как общность не только интересов, но и ценностей - не может в долгосрочном плане делать вид, будто все в порядке, будто практика и система ценностей, исповедуемых Кремлем, могут быть раз и навсегда одобрены. И именно это становится самым важным вопросом: определение точной границы между поддержкой строительства потенциальной демократии в России и критикой.

Когнитивный шок

В широком плане самой серьезной проблемой России, ведущей к эскалации напряженности в отношениях с Западом, является то, что российский истеблишмент не считается с ценностями, повсеместно признаваемыми на Западе, ценностями, которые его породили и считаются основанием цивилизованного мира. Нежелание строить демократическое гражданское общество также делает образ России все более неприглядным для внешнего мира. Особенно чувствительны к этому политики Евросоюза, который в 50-е годы строили христианские политики из Германии, Италии, Франции, стремясь не допустить когда-либо в будущем войны, подобной недавно отгремевшей. Как же им поверить в то, что Россия движется к демократии? Что им делать с заявлениями о том, что политики в Москве строят 'другую' демократию?

Обращает на себя внимание тот факт, что и российские демократические круги сегодня совершенно открыто декларируют необходимость расстаться с верой в то, что в России удастся построить демократию, известную европейцам. В этой ситуации западный мир, до сих пор готовый принимать московскую формулу о невозможности подражания в России классической демократии, все чаще убеждается в том, что эта формула служит лишь дымовой завесой. Ее задача - замаскировать факт поиска новой мутации системы: синтеза прежних порядков, своего рода коммуноцаризма с человеческим лицом. Посему гораздо более решительная, чем раньше, реакция Запада на нарушение стандартов плюрализма и гражданских свобод должна стать методом радикальной поддержки демократических процессов в России.

Наследие империи

Отметив это, укажем на смягчающие обстоятельства, то есть, потенциальные аргументы защиты. На первое место поставим когнитивный шок, который испытали русские, в течение 70 лет отрезанные от внешнего мира. Чем в этой ситуации стала Россия, и к каким элементам прошлого нужно обращаться? Какова география этого государства, каких пределов достигает его влияние? По сей день, разговаривая с жителем России, порой нелегко сказать, кем считает себя наш собеседник: русским, гражданином Российской Федерации или же 'советским человеком'. Прибавим к этому многочисленность народов, живущих на территории Федерации и тот факт, что именно национальные конфликты, вовсе не замороженные в советские времена, стали одной из важнейших причин распада Советского Союза.

Разумеется, основным источником этих дилемм является проблема наследия империи. Также не подлежит сомнению то, что российские предпосылки к мышлению о своем месте в мире глубоко укоренены в истории, в том, что история 'наградила' Россию множеством булыжников, от которых она освобождается с величайшим трудом, а то и не умеет или хочет от них освободиться. Более того, Москва должна определить себя в ситуации, потери земель, которые она по сей день считает матерью России и православия - взять хотя бы Украину с Киевом. Иначе, но подобным образом обстоит дело и с остальными бывшими союзными республиками.

Понимание истории - это также одно из серьезнейших препятствий на пути улучшения польско-российских отношений. Речь не идет даже о том, что в глазах русских Польша - это часть славянского мира, которая непонятным для них образом тяготеет к Западу. Если добавить, что в России понятие 'славянство' означает объединение государств с подобным мышлением, а не демографически-племенную концепцию, как у нас, то становится понятнее, почему мышление о поляках в России связывается с мышлением о нас как о предателях. Этот узел нарастает: неслучайно польско-российские связи наиболее накалились тогда, когда примерно год назад началась дискуссия вокруг Ялты. Она стала началом спирали, первым звеном цепи опасных событий, за которым последовало, в частности, недопустимое обхождение с Польшей во время празднования окончания второй мировой войны.

Болезненной проблемой остается и Катынь, и она останется таковой, пока эта трагедия будет в составе амальгамы неподобающим образом строящейся политики новой России и ее отношения к собственному наследию. Между тем, пока непохоже, что грядут какие-то изменения. А ведь, вопреки тому, что мы порой слышим от русских, нет ни одного разумного поляка, который, говоря о катынском преступлении, обвинял бы в нем русских как нацию. Мы знаем и повторяем, что вину за него несет тогдашняя структура тоталитарного государства. То, что Москва отвергает предлагаемую Польшей формулу осуждения катынского преступления, по моему мнению, вредит демократическим планам России. Не говоря уж о двусторонних отношениях между нашими странами, такое замалчивание загрязняет российское мышление о собственной истории, затрудняет освобождение от проклятого для всех нас - поляков и русских - наследия коммунистических преступлений.

Пока это не изменится, отношения между Польшей и Россией будет дестабилизировать не только газопровод, пролегающий по дну Балтийского моря, но и ров в учебниках истории и в памяти польских семей. Если к проблемам с историческим наследием прибавить вызов, каковым является огромная, с трудом поддающаяся охвату и управлению в условиях трансформации страна, гигантские экономические и демографические проблемы - то сложно удивляться тому, что знаменитый российский вопрос 'Что делать?' правители страны и рядовые граждане задают себе по несколько сот раз на дню. Также сложно удивляться наличию потребности в суррогате или предпосылок к созданию новой идеологии, которая объединит народ и государство, а для самого государства станет фундаментальным ориентиром.

Польский ключ к России

Будем помнить и о том, что российская политика не является одномерной и синхронизованной. Москва постоянно ищет различные возможные варианты, а решения Кремля зачастую связаны с настроением в данный момент и зависят от того, что только что 'пришло по почте'. Проблема в том, что ответы появляющиеся в последнее время, - это чаще всего или шаг вперед - два назад или же вообще три шага назад. При всем драматизме положения России, начинают, к сожалению, появляться, а порой доминировать слишком простые ответы, заключающиеся зачастую в обращении к разнообразным вариантам лозунгов из тех времен, которые, как казалось, навсегда прошли. Между тем, ситуация развивается как в уже ставшем классическом фильме 'Рейс' Марека Пивовского (Marek Piwowski): оказывается, что Москва, прямо как инженер Мамонь, больше всего любит лозунги, которые ей уже известны.

Мир безусловно осознает необходимость поддержки российских механизмов приспособления и хочет, чтобы Россия стала государством, развивающимся благополучно, богатым и сильным благосостоянием своих граждан. Всегда ли мы сотрудничаем хорошо и умно? Всегда ли предвидим последствия наших мнений и поведения? Порой может сложиться впечатление, что мы имеем дело или с ненужной уступчивостью (что в долгосрочном плане является плохим дидактическим подходом) или с неэффективным и вредным покрикиванием, также представляющим собой разновидность антидидактики.

Хочу четко заявить: демократический мир обязан в равной мере поддерживать Россию, если она идет в направлении демократии, и создавать механизмы контроля и самоконтроля. Их существование должно проявляться в прозрачных - более однозначных, чем это бывало до сих пор - оценках, комментариях и директивах. Я имею в виду не только диалог между отдельными государствами, но также, и прежде всего, создание, насколько это возможно, согласованного общественного мнения стран Запада. Большое влияние имеют на это политические силы и масс-медиа, а также облик Европейского Союза. В конце концов, одной из причин, по которым должна быть создана будущая конституция (или другой регулирующий документ) является шанс на формирование общей внешней политики. Механизмы контроля должны вести к реалистичной оценке нынешней Российской Федерации и ее отношений с миром.

В поисках границы уступок

Тем временем, с одной стороны мы имеем дело с нежеланием России решительно заняться поиском нового, демократического лица страны и нового места в мире, а с другой - с отсутствием последовательного поведения Запада в широком понимании. Однако поскольку спор с Россией становится у нас на глазах постоянной составляющей современной международной политики, следует серьезно задуматься о том, где могут пролегать нерушимые границы уступок с обеих сторон, и чего они касаются.

Без такого знания сегодня невозможно эффективно поддержать строительство демократии в России. Лишь такая, с трудом обретаемая компетентность является ключом, открывающим дверь к доброму и желанному диалогу. Отмычкой эту дверь не открыть. Голос Польши - спокойный и по существу - может внести большой вклад. Но будем помнить, что, как говаривал писатель, 'стиль - это человек'. Так что займемся неустанными поисками собственного польского стиля, собственного голоса, которого мир ожидает и к которому он внимательно прислушивается.

Стефан Меллер - историк, публицист, дипломат, бывший министр иностранных дел. В 60-е годы - сотрудник Польского института международных дел, затем проректор Государственной высшей театральной школы. Был связан с демократической оппозицией, публиковался в самиздате, в т.ч. в журнале 'Krytyka'. Посол ПР в Париже и Москве, автор многих исторических исследований, в т.ч. книг 'Революция в долине Луары' (Rewolucja w dolinie Loary) и 'Прощание с революцией' (Pozegnanie z rewolucja).

("Dziennik", Польша)