Надлунный мир, где всегда безоблачно

Надлунный мир, где всегда безоблачно

(Мысленная беседа с первым наибом Имама кавказских моджахедов Абу-Идрисом)

Немало наших вчерашних товарищей переметнулось на сторону врага, и возможно еще есть готовые предать. Но нас это совсем не печалит. Кто заводил с нами дружбу на всякий случай, тот уже тогда лишил ее величия. Они предавали в самый неожиданный момент, но после сами сталкивались с предательством - таково воздаяние за коварство! Та дружба, которая заключается ради корысти и смотрит, что можно выгадать, - это не дружба, а сделка. Мы не нуждаемся в таких сделках, и все они вместе взятые не стоят капельки пота с силиконового чулка твоего протеза.

Плохи мысли и дела тех, кто выходил на Джихад ради выгоды и славы в этом подлунном мире. Аллаха нельзя обмануть, и как они с Ним общаются, так и Он с ними. Ты много раз видел, как те, кто заводил себе друзей, для того,
чтобы они выручали из цепей, покидали их, едва начинали греметь оковы. С кем они сошлись ради мнимой пользы, милы для тех, лишь, покуда самим полезны.

Кто подружился ради выгоды, будет дорога награда за измену дружбе, коль скоро и в ней было дорого им что-нибудь кроме нее самой. Как начали, так и закончат, и
никогда им не понять философии истинного моджахеда, заключившего завет с Богом! В мире есть верующие и лицедеи, потому что все дела не согласованные с верой всего лишь авантюра и лицедейство. Не может у верующего одновременно одна сторона лица грустить, а другая ухмыляться.

Так пусть же лицедеи приглядятся к нам ближе, и знают, насколько мы отличаемся от них. Пусть же они не умеющие пользоваться глиняной утварью как серебряной удивляются тому, как мы пользуемся серебряной как глиняной. Не одинаковы мы с ними, и лишь только в одном имеем сходство -
с самого часа своего рожденья все одинаково движутся к смерти, и они и мы. Древние говорили: «каждый уходит из жизни, так как в него вошел». Но каждый ли? Все приходят в мир со смятением, но не все выходят из него безмятежно.

Возьмем кого угодно – хоть юношу, хоть старика, хоть человека средних лет, живущих без истинной веры: все они одинаково боятся смерти. А причина тут одна: нет у них за душой никакого блага, вот они и страдают жаждой жизни. Они заботятся не о том, правильно ли живут, а о том, долго ли проживут, в достатке ли проживут; между тем жить правильно это доступно всем, жить вечно – никому.

Они не знают, как правильно жить, так как же они могут правильно умереть? И лишь когда смерть подходит до гортани, они начинают осознавать всю ничтожность этого мира, и пустоту своих дел. Они проявляют беспокойство, и в страхе простирают руки к небесам.

Они начинают трепетать и печалиться, едва к ним приближается неизбежное: их сразу покидает мужество, уходит краска с лица, текут бесполезные слезы, и что может быть позорнее, чем эта тревога перед смертью?

Они начинают обращаться к алимам, чтобы они допустили к уху Бога, как будто Он без этого плохо их слышит. Им неведомо, что Аллах заключил в человека свой дух, наблюдателем и стражем всего хорошего и дурного, и человеку не нужен никакой надсмотрщик в сутане священника. И только моджахеды уходят к престолу Аллаха безмятежными - «нет над ними страха, и не будут они опечалены» - кто умирает безмятежным, не таким, каким он родился, тот уже постиг мудрость, и они есть мудрецы!

На лицах Шахидов печать мудрости, спокойствия и блаженства.
Моджахед, готовый стать Шахидом, выводит врагов из равновесия своим спокойствием. Никакой крик, не воздействует на него - ни зазывный, ни угрожающий, ни в пустую нарушающий тишину. Моджахед на пути Аллаха, напоминает человека добровольно положившего руку на жаровню. Ужасна мука, когда тебя жгут, но еще ужаснее она, когда ты сам себя жжешь.

Но на его лице не дрогнет ни один мускул! Он стоит, и спокойно смотрит, как с его руки на вражескую жаровню падают капли, и не убирает ее, сгоревшую до костей, покуда сам враг не уносит огонь.
Радость души – цель для всех, но где отыскать великую и непреходящую радость, большинство людей не знают, и каждый ищет ее по разному. Один в пирушках и чревоугодничестве, другой – в честолюбии, третий – в роскоши, выставляемой напоказ...

Как хорошо сказано, что лишь в Джихаде жизнь ясна! Мы мусульмане, а Ислам – это не лицедейство, годное на показ толпе, и мусульманином надо быть не с утра до вечера или с вечера до утра, а сиюминутно. Джихад совершенствует дух, и душа безногого моджахеда – как надлунный мир, где всегда безоблачно. Да хранит тебя Аллах!

 

Твой брат в Исламе

 

Отдел писем

 

"The Free Caucasus"