Целая группа «ученых» М. Блиев, В. Дегоев, Н. Дьяков В. Кузнецов (по какой-то странной случайности, почти все они проживают во Владикавказе) из года в год штампуют «кавказоведческие труды», в которых утверждают, что чеченцы на протяжении целого ряда столетий противостоят российской экспансии только в силу своей дремучей «социально-экономической отсталости». Мол, другие народы («ученые» перечисляют их: осетины, кабардинцы, кумыки) были развитыми и цивилизованными, и поэтому хлебом-солью встретили приход России на Кавказ, а вот аварцы и особенно чеченцы настолько отставали в своем развитии, что, не понимая, какой глубокий социально-экономический прогресс она им несет на штыках своих солдат, предпочли покорности сопротивление. Исключительно из-за своей дикости и отсталости.

Вот что, к примеру, пишет в своем «Введении в кавказоведение» историк В. Кузнецов: «Горские народы… находились на разных уровнях исторической эволюции. Наиболее социально развитыми представляются кабардинцы, после реформы 1861 г. активно прогрессируют осетины, тогда как чеченцы отстают в своем экономическом и общественном развитии вследствие изоляции в глухом высокогорье и отстраненности Чечни от крупных путей с севера Кавказа на юг. Чечня была географически как бы отодвинута на обочину истории. Эти долго действующие факторы сказываются до сих пор» (Владикавказ, 2004 г.). Последняя фраза, думаю, читателям вполне понятна: чеченцы противостоят российской агрессии только потому, что «эти факторы» (отсталость) действует «до сих пор».

Впрочем, несмотря на наукообразные термины, это утверждение лишь повторяет то, что писали о чеченцах царские историки в XIX веке, например, Н. Дубровин, Р. Фадеев, Д. Романовский, В. Ключевский, В. Потто, С. Эсадзе и др. Эти предшественники Кузнецова и Блиева тоже трактовали необходимость жесткого обращения с чеченцами их «дикостью», следствием которой является их «привычка жить войною». Указывалось на то, что это была война «просвещенной христианской страны» с «басурманскими хищными племенами», не понимающими «собственной выгоды». Как мы видим, с начала и середины XIX века Россия поменяла несколько типов государственного устройства (монархия, тоталитаризм, демократия, полицейский авторитаризм), однако российская историческая концепция Кавказских войн остается без изменений.

В этой связи хотелось бы вкратце напомнить читателям несколько фактов. И особенно такой факт: когда российские властители решили осчастливить кавказские народы «социально-экономическим прогрессом», в самой России на любом уездном рынке можно было по сходной цене купить людей, которыми торговали как скотом. Хочешь – в розницу, хочешь – оптом, целой деревней. В «просвещенной России» у рабовладельцев-баринов было в моде заставлять своих крепостных крестьянок кормить ценных породистых щенков молоком. В одной руке у крестьянки грудной младенец, в другой – щенок барина, и оба, посапывая, увлеченно сосут молоко. Впрочем, щенок не был равен младенцу, потому что за породистую собаку в России можно было купить небольшую деревню рабов. Наиболее красивая женщина из крестьянок в «христианской России» зачислялись в гарем барина, что считалось большой честью для ее родителей или мужа.

Если читатель подумает, что это неправда, советую ему перечитать Радищева, Пушкина, Александра Дюма или графа Алексея Толстого. У этих гениев русской и мировой литературы он найдет такое сочное описание прогрессивной жизни россиян XIX столетия, от которого покраснела бы и вокзальная бомжиха. Мне запомнился один пассаж из «Учителя фехтования» Дюма-отца: «В России крестьянам разрешают мыться в банях сообща – и мужчинам, и женщинам. Дело в том, что в России к народу относятся как к скоту, которому чужда стыдливость» (цитирую по памяти). И вот, весь этот великолепный «социально-экономический прогресс» под барабанный бой и звуки полковых труб двинулся на Кавказ, чтобы и его народы стали такими же прогрессивными и развитыми, как российский народ. 

Выше был изложен преимущественно социальный прогресс России, хотя, как все знают, экономика неотделима от социального устройства. Мне могут возразить, сказав, что Россия, что ни говори, превосходила Чечню в экономическом плане. Но разве я спорю? Царь Петр Первый, кумир нынешнего российского президента, действительно был гением, потому что добился экономического прогресса в России единым росчерком пера: учредил фабрики и приписал к ним в вечное рабство целые волости. По цехам ходили солдаты и беспощадно пороли кнутами тех пролетариев, которые к концу 18-часового рабочего дня проявлял признаки легкого утомления от перетаскиванию чугунных болванок. Вынужден признать, что на Кавказе, даже в самых его развитых и передовых частях, такого экономического прогресса не наблюдалось. Было нечто другое.

К началу Кавказской войны XIX столетия «отсталая», «дикая» Чечня, по свидетельствам русских военных источников, представляла собой наиболее развитую в хозяйственном отношении территорию на Кавказе. Вся Чеченская равнина и Притеречье были покрыты ухоженными садами, огородами и возделанными полями. Майор Властов в объемной статье «Война в Большой Чечне» (несколько номеров газеты «Русский инвалид» за 1858 год) отмечает поразившую его при первом посещении Чечни деталь: «Вся Чечня покрыта густой сетью оросительных каналов. Везде, насколько можно охватить взглядом, зреют сады и тучные урожаи на прилежно возделанных полях. По чистоте и опрятности, по богатству обстановки, с чеченскими домами могут соперничать только дома немецких поселенцев в Крыму и на Кубани».

Красноречивее всего об изобилии в Чечне свидетельствует многократно зафиксированный историками факт: чеченский хлеб не только полностью покрывал внутренние потребности, но и поставлялся в Дагестан, Астрахань и даже в такие страны, как Турция и Иран. Из Чечни экспортировался несравненного качества мед с горных лугов, войлочные ковры, седла, превосходная одежда, верховые лошади специально выведенной горной породы и – особая гордость чеченских мастеров – огнестрельное оружие и булатные шашки со своими товарными знаками в виде волка (их на юге России называли «волчками»), ревущей обезьяны («терс-маймал») и кинжалы атагинских и веденских оружейников, в том числе и знаменитые «Хенап-шалт». Чеченцы вообще-то большие любители заграничных товаров, но в оружии они отдавали приоритет своим отечественным мастерам.

Даже в самых развитых частях Кавказа, включая и Закавказье, в XIX веке, в эпоху имамата Шамиля, не было того, что имелось в «диких», «отсталых» Чечне и Дагестане. Вкратце перечислю: пушечные и пороховые заводы, мастерские по массовому производству огнестрельного и холодного оружия, первая на Кавказе газета, которая называлась «Журнал», своя конституция («Низам» Шамиля), воинские уставы для пехоты, кавалерии и пограничных частей, система орденов и медалей, довольно развитая картография, фортификационные сооружения, не уступающие, по свидетельствам русских генералов, лучшим европейским образцам того времени, валютное законодательство, и масса других достижений. 

Ничего плохого не хочу сказать ни об осетинах, ни о кабардинцах, ни о кумыках – это наши кавказские братья, и многие из них сегодня сражаются плечом к плечу с чеченскими и дагестанскими моджахедами, как сражались и в прошлые эпохи. И пусть не прозвучит для них оскорбительным вопрос, который я адресую блиевым-кузнецовым: могут ли они привести пример наличия таких достижений среди «развитых», «прогрессивных» народов Кавказа, которых они, из-за своего имперского паскудства пытаются противопоставить «отсталым» чеченцам и аварцам? Нет, не могут, кроме трескучих общих фраз об «отсутствии у чеченцев внешних торгово-экономических связей». Как будто экспорт чеченских товаров в Турцию или Астрахань не доказывает наличие таких связей. 

Перейдем к современной «социально-экономической ситуации» в Чечне. К началу Первой российско-чеченской войны, Чечня по уровню жизни доминировала на всем постсоветском пространстве. Огромные двух-, трех- (и даже поболее) этажных особняков из итальянского кирпича, самые роскошные марки автомобилей (в 90-х годах одних «роллс-ройсов» в Грозном было в несколько раз больше, чем в Москве), современнейшая электроника почти в каждом доме, мороженое из Греции и одежда из Италии и Франции. Предвижу мгновенную реакцию российского читателя: ну конечно, фальшивые авизо, чеченская мафия, грабеж русского населения. Но нет ничего легче, чем опровергнуть эти пропагандистские штампы, если оперировать не выдумками кремлевского агитпропа, а фактами и цифрами.

Надо, наверное, объяснить, что такое фальшивое авизо. Это – официальное банковское извещение об изменениях в состоянии взаимных расчетов, переводе денег, посылке товаров и т.п., направляемое корреспондентам и клиентам. При этом следует помнить, что авизо оформляется на специальных бланках, где указываются его номер, дата, содержание операции, сумма и номер счета, наименование отправителя и адресата и другие данные. В качестве авизо могут служить и копии платежных поручений, мемориальных ордеров и прочих расчетных и бухгалтерских документов. Обязательное условие: при получении по авизо какой-то суммы денег или товара, банк-отправитель должен подтвердить подлинность этого документа. Следовательно, фальшивые авизо – это чисто банковский вид мошенничества, причем, производить операции с авизо во всей довоенной Чечне был правомочен только один центральный Грозненский банк. А сколько среди миллиона чеченцев могло быть людей, связанных с центральным Грозненским банком? Человек 50, от силы 100. Вот и будем считать, что на фальшивых авизо нажились 50-100 чеченских семей.

«Чеченская мафия» – одна из самых популярных тем российских СМИ 90-х годов прошлого века. Перед написанием этой статьи я специально проштудировал обзорный труд Артема Рудакова «Чеченская мафия под прицелом КГБ» (изд. Эксмо-пресс, 2002 г.). Автор, если выражаться предельно мягко, недолюбливает чеченцев, что проявляется на каждой странице его книги. Однако и он на всех российских просторах насчитывает не более одной тысячи «чеченских мафиози», причем около половины из этого числа – представители иных национальностей, преимущественно русской, которые, как любому понятно, свои «преступные капиталы» отправляли не в Чечню, на подъем ее благосостояния, а держали при себе. Получается еще 500 чеченских семей, наживших свои богатства незаконным путем.

«Грабеж русских». Русские, живущие в довоенной Чечне, как и везде, подразделялись на две – очень непропорциональные – категории. Процентов 10 «чеченских русских», в основном, представители партийной и хозяйственной номенклатуры, были более-менее обеспеченными по «совковым» меркам людьми. Остальные русские трудились преимущественно на заводах, фабриках, нефтяных промыслах и реже – в сельском хозяйстве. То есть, были в подлинном смысле этого слова пролетариатом, хоть их и не секли батогами как при Петре.  А у пролетариата, как известно, не только отчизны нет, но и терять им, кроме своих цепей, нечего.

Богатые русские – партийные боссы, директора заводов и фабрик, маститые ученые – при первых же катаклизмах в Чечне, то есть в конце 80-х – начале 90-х годов, выгодно продали свою городскую недвижимость чеченцам, которых при советской власти только в редчайших случаях прописывали в Грозном, и уехали в Россию. Среди 300 тысяч русскоязычного населения таких было не более 30 тысяч. Никто их не грабил, возможно, потому, что они своим заблаговременным отъездом лишили чеченский криминалитет такой приятной возможности. А у остальных 270 тысяч русских просто нечего было грабить, появись у «лихих людей» из чеченцев такое намерение, поскольку они были бедны как церковные мыши.

По официальному отчету ельцинского придворного историка Волкогонова (помните? был такой) в зимних боях за Грозный в декабре 1994 – январе-феврале 1995 годов, российская авиация и артиллерия погребла под развалинами домов 35-40 тысяч русских. Остальные или убежали в Россию, или остались, покорившись судьбе. Причем, убежавшим от российских бомб и снарядов русским в России давали статус беженца только в том случае, если они подписывались под документом, гласящим, что бежали они от «фашистского режима Дудаева». У оставшихся в Грозном русских не было не только жилья (Грозный многомесячными бомбежками и артобстрелами был превращен буквально в щебень), но даже порядочных туфель или штанов, на которые посягнул бы даже самый последний чеченский мародер. Но мы забежали вперед.

Причину чеченского процветания объяснил никто иной, как Сергей Шахрай, по сей день знаменитый тем, что по подготовленной им юридической документации был разрушен в Беловежской пуще Советский Союз. Обосновывая необходимость военного вторжения в Чечню, Сергей Шахрай привел очень весомый для тогдашних кремлян арифметический довод: Дудаев, отменив пошлины на ввозимый из-за границы товар, по сути, превратил Чечню в гигантский оптовый рынок, на который еженедельно по выходным дням съезжаются десятки тысячи торговцев из всех северокавказских республик и южных краев и областей России (кстати, не было зафиксировано ни одного случая, чтобы в «криминальной дудаевской Чечне» ограбили приезжего торговца).

Шахрай писал, что ежедневно из Чечни в разные концы мира отправляется не менее десяти пассажирских самолетов с оптовиками, каждый из которых, по скрупулезным подсчетам Шахрая, везет минимум 10 тысяч долларов. Плюс еще тысячи чеченцев едут за товаром в Турцию и Иран сухопутными маршрутами – на автобусах и поездах. Выходило, что ежегодный внешнеторговый оборот чеченских оптовиков составлял от 5 до 8 миллиардов долларов. Плюс многомиллиардные обороты от внутренней торговли. «Российская казна не получает ни одной копейки налогов от этих гигантских сумм!», – сетовал Шахрай, и предлагал «покончить с режимом Дудаева».

Дудаев в своей экономической политике проявил высшую мудрость: не стал искусственно поддерживать в Чечне гигантские заводы по производству допотопного оборудования, устаревших еще полвека назад станков и машин, но зато издал указы, отменяющие все виды налогов для частных лиц и дающие народу полную экономическую самостоятельность. И случилось чудо: никогда ни до, ни после, в Чечне не строились такие суперсовременные дороги, никогда Грозный не был столь красив, как при Дудаеве, никогда его улицы не заполняло столько роскошных автомобилей самых престижных и дорогих марок, не работало столько уютных кафе и маленьких ресторанчиков. Строились фонтаны с цветомузыкой, украшались новыми особняками улицы. Из Грозного, где можно было на каждом шагу встретить иностранцев из самых далеких стран, исчезал провинциальный дух советских времен, он стал столицей в полном смысле этого слова.

Вернемся к причинам чеченского сопротивления российской рабовладельческой империи. Как видит читатель, причиной этого беспримерного сопротивления является отнюдь не «отсталость» чеченцев: в спокойные, мирные периоды своей истории чеченцы жили так, как и не снилось обитателям тараканьих изб. Жили богато, достойно и – самое главное – свободно. И именно свобода, чей вкус притуплен или навсегда атрофирован у очень многих «прогрессивных», «социально-экономически развитых» народов, является тем, что из века в век поднимает чеченцев на борьбу. Если бы чеченский народ считал смыслом своего исторического бытия тряпки, дома и иные приметы «прогресса» и «развития», то лучшие его сыновья и дочери не вставали бы на священный Джихад против агрессоров, жертвуя на пути Аллаха не только свое имущество, но и свои жизни. Но этого никогда не понять крысиному разумению тех «кавказоведов», для которых весь смысл мироздания сошелся на «социально-экономических» причинах.

Саламу Талхигов,