Современная Сибирь стоит на пороге больших перемен.
Впервые, за более чем 400 лет, сложилась ситуация, когда появляется возможность выйти к самостоятельному развитию, преодолеть отношение к себе как к окраине, периферии, месту добычи полезных ресурсов. Одним словом, Сибирь приобретает шанс перестать быть российской колонией. Этот процесс только в самом начале, но в ряде регионов Сибири: Омской, Томской, Тюменской, Читинской областях он чувствуется совершенно явно.
Неколониальное, или постколониальное развитие Сибири, чья реальность в условиях сегодняшней России не представляется фантастической, уже сейчас ставит на повестку дня важный вопрос, каким будет сибирское общество и каковы должны быть пути его развития.
С начала российской колонизации Сибири, в ней целенаправленно сдерживалось развитие общественных структур, с тем, чтобы оно было недоразвитым, легко управляемым, неспособным выдвигать руководителей и политические идеи, в общем, чтобы оно было обществом страны, приспособленной только для добычи ресурсов.
Развитие сибирского общества, пуск процессов его развития является одним из важнейших условий самостоятельного развития Сибири. В связи с этим очень важен вопрос о тех образцах общества, с которых стоит брать пример.
Опуская перебор возможных вариантов, скажем сразу, что наиболее оптимальной для Сибири является модель, построенная на исламских принципах межобщинных взаимоотношений. Она приемлема по нескольким причинам.
Во-первых, для Сибири крайне негативные последствия несет воспроизведение любых форм государства, близкого к российскому или европейским примерам. Сибирь по определению – страна многонациональная, и здесь не существует доминирующего народа. Даже русские, которые составляют сегодня «паспортное» большинство населения, здесь неоднородны, активно смешиваются и сливаются с нерусскими народами в новый народ с формирующимися признаками. Славяне, в лице русских из Евроссии, украинцев и беларусов, составляют меньшинство, в 6-7% населения. 10-12% приходится на тюркские народы, 3-4% - немцы и прибалтийские народы, 3-4% - палеоазиатские народы. Такое положение исключает создание в Сибири n
Фундаментальным же отличием исламской модели государственности (модели, предложенной мусульманским мыслителем Калимом Сиддыки), от западной, является экстерриториальность. Иными словами, игнорирование главной социальной формацией, роль которой в Исламе играет умма, фактора привязки к конкретной территории. Не имеет решающего значения для уммы также национальный фактор. Принадлежность к Исламу важнее территориальных и национальных соображений. Речь не идет о конкретных народах, которые составляют умму, а о совокупности всех мусульман в целом. И только эта совокупность и может рассматриваться в Исламе как полноценный субъект, все её части, будь то целый народ или отдельно взятый джамаат, лишь части этого субъекта. Ни один отдельно взятый народ, будь то чеченцы, татары или малайцы, не рассматривается моделью Сиддыки как самостоятельная основа для государства. Исламское государство в том виде, в каком заложил его основу Пророк Мухаммад (с.a.с.), основано исключительно на всей совокупности мусульман, уважая их национальные и родовые структуры только в рамках неукоснительного единства.
Понятие n
Из этого вытекает важный для Сибири в целом вывод о возможности построения принципиально иной модели общества и государства, основанного на социальных единицах, в том числе и не имеющих жесткой привязки к территории и национальности. Привнесение продиктованных Исламом принципов в развитие общества в Сибири позволит достичь баланса интересов всех её народов, как больших, так и малых, как коренных, так и пришлых. В рамках российской или европейской модели (требующей выделения «образующего» народа) эту проблему решить невозможно. Потом, отсутствие жесткой привязки к территории, а также отсутствие некоего обожествления территории (как было в России и Европе), не позволит воспроизвестись модели «центра-окраин», которая смертельна для самостоятельного развития Сибири. Поэтому, в вопросах организации и структурирования будущего сибирского общества недопустимо сведение его компонентов исключительно к национальному фактору.
Во-вторых, исламские принципы могут оградить Сибирь от становления системы, в которой государство, превращаясь в самодостаточную силу, полностью господствует над обществом, как сейчас есть в России, а также в Европе. Классическая формула исламского государства, направленного в данном конкретном случае вовне, в сторону всемусульманского единства, может одновременно с этим, способствовать и становлению принципиально новой модели сибирского общества, как не имеющего прямых аналогов в современном мире феномена.
В соответствии с шариатом, мусульманские общины не могут подчиняться неисламским властям, что, конечно же, кажется диким и кощунственным фактом в рамках менталитета, выкованного в условиях тагута «Государства», «Державы», «Империи».
Вместе с тем, признание этого факта должно стать главным моментом в обсуждении развития обществ на территории бывшего СССР. Это должно положить конец всем инсинуациям на евразийскую тематику, воображающим комплиментарные союзы счастливых народов под каблуком доброго батюшки-царя, «отца народов» или гаранта Конституции. Все эти модели прямо противоположны шариату и потому незаконны.
Вместе с тем известно, что, мусульманам дозволено заключение стратегических договоров с неисламскими обществами, при которых сохраняется полная автономия джамаатов, их равенство с субъектом договора вне зависимости от его размеров и численности, и отсутствие фактора покровительства, главенства по отношению к мусульманам со стороны немусульман.
Общий бюджет на основании таких договоров может подразумевать исключительно целевое выделение средств со стороны мусульман. Такая форма отчислений финансов в единые структуры, которая может характеризоваться как выплата дани, которая уходит в неизвестном направлении – недопустима. Формирование прозрачной модели бюджета способно в большей степени, нежели ныне действующие, удовлетворить интересы и других, немусульманских составляющих, лечь в основу настоящего, полноценного гражданского общества.
Иными словами, исламская модель предоставляет возможность создания в Сибири неизвестного в европейской практике типа межобщинного договора, положенного в основу структуры, выполняющей четко определенные функции, которые можно перечислить в коротком списке: оборона, безопасность, эмиссия денег, общие принципы законодательства и стандарты. На это общество выделяет часть создаваемого им продукта на основании четко расписанных расходов единого бюджета. Единые структуры берут с общества только то, что необходимо им для выполнения своих функций. В рамках такого устройства разнообразная «государственная собственность», «госкомпании» и прочие подобные явления становятся нонсенсом.
Всем, что не входит в компетенцию государства, (а это большая часть жизнедеятельности) занимаются разнообразные общественные организации, в том числе и джамааты. Современный опыт показывает, что общественные организации способны создавать структуры, вполне сопоставимые с государственными, более гибкие и эффективные, для решения самых разнообразных социальных и экономических задач. Эта модель означает ликвидацию центральной власти как таковой в принципе, и её замену на некие уполномоченные для ряда отдельных функций структуры, не обладающие суверенитетами над общественными организациями или джамаатами.
При таком раскладе полностью исчезают предпосылки для тирании в рамках договорного субъекта, что для мусульман означает защиту от возможности появления опасного тагута (тагута «Сибирского Государства»), способного отвлечь мусульман со слабой акыдой (вероубеждением) от важнейших общемусульманских вопросов.
Поскольку мусульмане являются частью населения Сибири, то отказ им в принятии религиозно-гражданской идентификации, навязывание идентификации «подданного», открывает дорогу для уничтожения самостоятельности других общественных объединений. Это ведет, в конечном итоге, к распаду сибирского общества, и к возвращению его в исходное состояние.
Модель общественного договора (между общественными организациями, включая джамааты), допустимая шариатом, является, универсальной и наиболее эффективной моделью для всей Сибири в целом. При её реализации Сибирь избегает непропорционального перекоса, неизбежного при формировании унии между джамаатами и стандартной, отживающей своё моделью n
Внимание к исламской модели вызвано так же и тем, что, несмотря на относительно малую численность мусульман в современной Сибири, основные районы концентрации мусульманского населения делают исламский фактор весьма значительным. Мусульмане компактно проживают в нефтегазоносной Югре, на территории существовавшего до русских Сибирского юрта, составляя большую часть сельского населения Тобольского, Тюменского, Ялуторовского районов, составляют значительную часть рабочих нефтяного и газового комплекса.
На юге Тюменской и Курганской областей татарское население разбавляется казахским. Казахи - костяк мусульманских общин Омской области и Алтая. В Новосибирской области и Красноярском крае встречаются крупные татарские общины, представленные как коренным тюркским населением – сибирскими татарами, пришедшем сюда в ранее средневековье, так и потомками переселенцев из Казанской губернии. Наиболее восточные мусульманские общины представлены читинскими татарами. Далее к Хабаровску и Владивостоку мусульманские общины представлены исключительно поздними, советских времен переселенцами, не имеющими сколько-то серьёзных традиций пребывания в регионе.
С 70-х годов ХХ века, велико влияние ингушских диаспор в золотоносных районах Забайкалья и Читинской области. Ингушские диаспоры не рассматривают сами себя как постоянное население края, но, в случае формирования на базе татарских национальных общин полноценных мусульманских, наднациональных джамаатов, подобно существующим на Кавказе, ингуши вполне могут влиться в них, и придать им более чем значительный вес.
Перспективы создания и развития полноценных мусульманских джамаатов способствуют тому, что бы изначально разрабатывать программу постколониального развития Сибири с учетом их фактора. Самой большой из возможных ошибок будет недооценка исламского фактора, ввиду его кажущейся незначительности, и непонимание кардинальных различий алгоритмов мусульманских и немусульманских общин, вопросы допустимого и недопустимого для мусульман в плане их участия в общих с немусульманами проектах. Следствием подобной ошибки может быть вариант катастрофической дестабилизации края в случае, если заранее не будет достигнуто взаимопонимание с мусульманами на уровне формирования гражданского общества.
Осложнение межнациональных отношений в районе Югры чревато угрозой для одного из основных источников сибирского экспорта. Осложнение отношений с представителями казахских общин грозят ухудшением отношений с одним из наиболее важных партнёров Сибири – Казахстаном. Одно это в состоянии затруднить или даже блокировать самостоятельное развитие Сибири.
Любой дисбаланс в условиях формирования сибирского гражданского общества изначально категорически недопустим. Именно поэтому сторонникам проекта сибирской самостоятельности, в условиях близящегося неизбежного краха российской «тюрьмы народов», так важно избежать изначальных катастрофических ошибок в вопросах взаимодействия с мусульманскими общинами.
Совсем не лишним будет также сказать, что предлагаемый вариант формирования сибирского общества важен и для самих мусульманских джамаатов в Сибири.
Отсутствие, за исключением Югры, регионов однородного компактного проживания мусульман, этническое смешение мусульман в целом, наконец, условия формирования мусульманских общин в Сибири и на Дальнем Востоке, как потомков переселенцев и вахтовиков, превращает джамаат в единственно возможный вариант эффективной организации мусульман. Он нивелирует и снимает возможные и крайне опасные, губительные для мусульман, межнациональные противоречия. Мусульманский джамаат должен стать полноценной и весьма важной, в силу всех озвученных выше аспектов, структурной единицей жизнеспособного сибирского общества.
«Сегодня…. именно мусульманские джамааты, подобные общине в Эфиопии, являются передовым отрядом Ислама. Поэтому надо правильно расставлять акценты, когда мы говорим о них. Речь должна идти именно о джамаатах, а не о "диаспорах". Ибо понятие "диаспоры", что бы там ни говорили, неизбежно предполагает ее оторванность от родины, а в данном случае это возвращает нас к в корне неверному пониманию термина "дар уль ислам" как неких "земель исторического проживания мусульман". На самом же деле "дар уль ислам" это чисто политико-правовое, а не историческое понятие, так как мусульманский джамаат, реально живущий по шариату где-нибудь в черных кварталах американских городов - это "дар уль Ислам", а куфрское государство Турция - это не "дар уль ислам". Соответственно, позиционируя себя как "диаспору", мусульмане…. автоматически привязываются к историческому определению "дар уль ислам" и неизбежно определяют сами себя как "нацмены". Но это в корне неправильно, так как мусульмане, где бы они не жили, являются никакими не нацменами, но представителями полуторамиллиардной единой Нации Мусульман… Отсюда и неуместно считать себя "диаспорой", оторванной от родины. Родина мусульман в широком смысле - это весь мир. Поэтому мы не "диаспоры", мы - джамааты, являющиеся филиалами единой глобальной нации, чья родина и чья арена борьбы - это весь мир». (Харун ар-Руси. Хиджра в Эфиопию, исход в Медину и экстерриториальное исламское государство).
Дмитрий Верхотуров, Даниeль-бек Туленков
Отдел сотрудничества и СМИ
