Вторая русско-чеченская война, которая на наших глазах переросла в русско-кавказскую, продолжается уже шестой год подряд. Для кремлевских «стратегов» она виделась как маленькая победоносная, в помощь грядущих президентских выборов. Некий блицкриг предвыборного характера в исполнении маленького полковника КГБ, мнящего себя кем-то средним между Наполеоном, Гитлером и Сталиным.
Не получилось. Точнее получилось, но не все. Пиаровскую часть «блицкриг» выполнил успешно. В купе с беспрецедентной компанией по промыванию мозгов российскому электорату, с помощью тотальной манипуляции словами и образами, подмены понятий, использования умолчания о целях, цене и сроках планируемой «операции», прямая ложь - все это способствовало воцарению Путина в кресле верховного правителя России.
Потом было десять или пятнадцать заявлений Путина в духе и тоне прежних советских победных реляций, о прекращении войны в Чечне. Наиболее характерной цитатой из многочисленных заявлений и выступлений Путина можно считать его речь ровно три года назад, 18 апреля 2002 года, при изложении так называемого «послания президента РФ федеральному собранию»:
«Теперь о ситуации в Чечне. Военную стадию конфликта можно считать завершенной. Она завершена благодаря мужеству и героизму …» и т.д. и т.п.
Тогда, помнится, буквально через 30 минут после этого заявления, российские телеканалы сообщили об ожесточенных боях в Чечне с большими жертвами со стороны оккупантов.
Сегодня, сообщения о боях и диверсиях приходят не только из Чечни, но и с Дагестана, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и даже Москвы.
Шали, Ведено, Гудермес, Аргун, Урус-Мартан, Ножай-Юрт, Галашки, Мескеты, Курчалой, Хасав-Юрт, Баксан, Беслан и множество других городов и сел Северного Кавказа. Раньше я никогда не слышал о них, не знал о их существовании, я никогда не встречался с людьми населявшими их, не был знаком с жизнью, обычаями, нравами населяющих их народов. Все это было бесконечно далеко от меня и вдруг, они вломились в мою жизнь запахом крови, синонимами смерти.
И вот я уже знаю о Чечне больше, чем о своей родной стране, я встречаюсь и разговариваю с беженцами из порожденного Кремлем ада, представителями этой маленькой кавказской страны и как будто сам оказываюсь под обстрелом, кожей ощущаю беспомощность детей перед очередной зачисткой. Эти знания в меня вбили ракетными обстрелами, блок-постами и зачистками, фотографиями растерзанных трупов и разрушенных городов, слезами матерей и бесконечными цифрами потерь.
Как так случилось, что русский народ, переживший страшные войны, заплативший миллионами жизней, перестал воспринимать чужую боль, стал с безразличием относиться к слезам своих жен и матерей, к гробам своих детей? Почему нас оставляет равнодушным вид разрушенного человеческого жилья и разодранное в клочья тело младенца? Почему мы с упорством достойным лучшего применения продолжаем посылать на смерть и сеять смерть? Кровь и смерть стали обычными, ежедневными новостями на наших телеэкранах, как прогноз погоды! И почему мы считаем, что чеченский народ хуже эстонцев, украинцев, грузин, казахов? Одним можно, а другим не сметь? Почему мы охотно верим, что в Чечне проходит антитеррористическая операция? А все чеченцы не иначе как террористы и их необходимо уничтожать, «мочить в сортире»?
Терроризм и террористы понадобились нашим правителям, чтобы появился СТРАХ!
Дизраэли как-то сказал: «То, что называют общественным мнением, скорее заслуживает имя общественных чувств». Если же надо в чем-то убедить массу, то этот процесс может быть начат только с воздействия на эмоции - на освоение логической аргументации масса не пожелает тратить ни усилий, ни времени.
Толпу убеждают не доводами, а эмоциями. Особенно легко возбудить те чувства, которые в обыденной морали считаются предосудительными: страх, зависть, ненависть, самодовольство. Для манипуляции сознанием, годятся любые чувства - если они помогают хоть на время отключить здравый смысл. Общество, подверженное влиянию неадекватного страха, утрачивает общий разум. Страх всегда используется как инструмент управления. Страх внушенный, привитый русскому народу и выросший в нем в огромного монстра, лишил его возможности соображать. Культивирование страха стало важной составной частью всего путинского правления, инструментом его власти.
Страх терроризма. По определению терроризмом является угроза или использование насилия в политических целях отдельными лицами или группами, которые действуют как на стороне, так и против существующего правительства, когда такие действия направлены на то, чтобы оказать влияние на большее число людей, чем непосредственные жертвы. На примере Путина мы имеем типичное проявление государственного терроризма, терроризма в отношении, как собственного российского народа, так и народа Чечни.
Обычно мы равнодушны к праву, но когда льется кровь, не правовые действия вызывают у нормальных людей возмущение. Вина в кровопролитии на тех, кто сидел и продолжает сидеть за кремлевской стеной, но с помощью пропаганды перекладывает эту вину на Россию в целом и на русских в частности. Российский государственный терроризм всколыхнул всю Чечню, а теперь уже и весь Северный Кавказ. И здесь уже никакие силовые действия, никакая дальнобойная артиллерия и авиация не поможет.
А. Сергеев,
