Один за другим уходят те, которых мы знали, к кому мы были привязаны, кого любили. Уходят по воле Всевышнего Аллаха, отбыв на этой земле срок, который Он определил для каждого.
После очередного известия о гибели близкого тебе моджахеда, с которым когда-то сводила тебя судьба, душу охватывает сложное чувство. Откуда-то рождается уверенность, что ушел очень хороший человек, очень важный человек. Человек, который был лучше тебя самого. Может быть, ты так не думал до его гибели.
Тогда ты находил у него какие-то ошибки, спорил, неодобрительно качал головой, что, в общем, не мешало тебе восхищаться какими-то его чертами, способностями, а в чем-то по-доброму завидовать ему. Одновременно с чувством утраты, возвращается та ясность внутреннего восприятия, которая тускнеет от увлеченности земными планами. И мы вновь обретаем способность, правильно оценить жизнь в этом мире и жизнь будущую.
Каждый из ушедших был по-своему неповторим и оставил свой след в этой войне и в этой жизни. Это в полной мере относится и к Ризвану Читигову, да благословит Аллах его Газават. Мы молим Аллаха принять его мученическую смерть.
У него было много радиопозывных, но мне всегда казалось, что наиболее адекватным его характеру был позывной «Буран».
Я забыл уже, когда впервые познакомился с Ризваном. Среди частой круговерти военных знакомств, вежливый ритуал первого взаимного приветствия не запомнился. Он запомнился мне во время совещания чеченских командиров в Беное. Это было, где-то в июле-августе 95-го года. Невысокий, стройный, с правильными чертами лица, одетый в дорогую камуфляжную форму и американскую кожаную куртку, он привлекал внимание своим щегольским видом. Вообще он всегда выглядел аккуратным и модным. Даже, когда прибывал на одну из лесных баз моджахедов, создавалось впечатление, что где-то рядом находится дорогой кемпинг, и он вышел на прогулку, только что приняв душ и одев свежую футболку.
Совещание шло несколько эмоционально. Были и взаимные претензии, прорывались скрытые обиды. Большинство не поддерживало спор. Сохраняли молчаливую сдержанность, пытаясь этим самым вернуть разговор в спокойное русло. Ризван задумчиво улыбался и тоже молчал. Хотя чувствовалось, что эмоциональности у него побольше, чем у спорщиков.
Каждый брал слово, призывал к единству и прощению взаимных обид. Только Ризван был прям и категоричен. Он во всем обвинил хозяина дома, заявив, что тот не имел права быть одним из спорщиков, нарушая элементарное приличие, принятое среди чеченцев. При этом подчеркнул: «Даже если ты десять раз прав!». Спор, как-то сразу прекратился.
О Ризване ходит много легенд, некоторые из которых активно подпитывают русские. По одной из них он якобы служил в американской морской пехоте. Такая же выдумка, как служба Шамиля Басаева в подразделении ГРУ.
Видимо российские генералы не переносят саму мысль, что против них воюют не выпускники военной академии, а люди обыкновенных профессий: учителя, бизнесмены, каменщики, чабаны. К тому же, в первую войну любое интервью российских представителей начиналось и заканчивалось ритуальной фразой, что «молодых российских мальчишек бросили против «хорошо обученных дудаевцев».
Однако правда заключается в том, что в то время основная масса чеченских ополченцев не только не имела никакого военного опыта, но были и такие, которые не знали, как пользоваться автоматом.
Рассказывали, как во время первого штурма, где-то в районе железнодорожного вокзала завязался бой. Один молодой ополченец растеряно повторял: «Не стреляет…заело, что-то… не стреляет».
Рядом стоящий боец из группы Шамиля, наблюдавший, как тот суетливо вертит в руках автомат, раздраженно сказал: «Эй, хорошо обученный дудаевец!.. Сними автомат с предохранителя».
Ризван выехал в Америку после развала Союза, как только появилась первая возможность. Деятельный и находчивый, он быстро и удачно организовал там свой бизнес. Но как только появились первые сообщения о начале боевых действий, он свернул все свои дела и вернулся в Чечню.
Ризвана спрашивали, как он вел дела в Америке, не зная языка. «Да, ерунда это», - отвечал он, - «Там люди годами живут, не зная английского языка».
В первую войну Ризван запомнился тем, что провел трофейный танк через три района и замаскировал его, где-то в Ножай-юртовских лесах на границе с Дагестаном. Он сумел замаскировать танк таким образом, что даже ни один местный житель не мог вычислить, где он находится.
Ризван был отменным танкистом (в советской армии он был командиром танка). С началом первого вторжения русских войск организовал несколько боевых расчетов из одного танка и нескольких БМП. Расчеты были интернациональные по составу. Среди его бойцов был один русский парень. За месяцы боев в строю остался лишь один танк. Но и этим одним танком Ризван досаждал врагу. Стреляли, ориентируясь по карте. В первую войну почти несколько месяцев танк Ризвана наносил удары по Тухчару на территории Дагестана, где стоял лагерь российских войск. Русские объявили охоту за этим танком. Нескольких российских офицеров объявили «героями России», за его «уничтожение». На самом деле русские так и не смогли уничтожить танк Ризвана. Он был сожжен самими моджахедами, во время отступления в горы.
Характер Ризвана был веселый, общительный. Но одновременно проявлялась жесткость и упорство в вопросах для него принципиальных. При внешней общительности он трудно сходился с людьми. Это не позволяло ему управлять большими отрядами моджахедов. Хаттаб сразу уловил, что Ризван мастер организовывать небольшие диверсионные группы. Его группы действовали автономно и могли мобильно подключаться к любой запланированной операции.
Мало того, что его группы действовали дерзко и неожиданно, они еще строили для себя базу прямо под носом у оккупационной группировки. Мне довелось провести несколько дней на одной из таких баз. Она располагалась по ходу глубокого оврага, на дне которого протекал ручей. Местные жители проходили в нескольких метрах от нас, погоняя коров и буйволиц, ничего не подозревая.
Во время «зачисток» в селе, он, как правило, не прятался и не уходил. Одетый в гражданскую форму, он перемещался по дворам вслед за русскими, предупреждая по рации о маршруте врага. На широком поясе под курткой постоянно носил два пистолета – Стечкина и бесшумный пистолет Барышева.
В нем всегда чувствовалась готовность в любой момент дорого продать свою жизнь.
Присутствие врага он ощущал почти физически, как бы тот не маскировался. Во время знаменитого рейда по тылам врага зимой 2000г. Ризван, Хаттаб и Залмай (Якуб) должны были пересечь Бакинскую трассу. Надо было найти хорошее место для засады, следуя излюбленной тактике Хаттаба, когда основной отряд моджахедов уничтожает бронеколонну русских, а небольшая группа сидит в засаде, поджидая колонну, направленную на помощь.
«Здесь уже большая группа не нужна», - объяснял Хаттаб – «Достаточно подбить две-три единицы и остальные в панике дают задний, давя друг друга».
Ризван внезапно сделал знак рукой и остановил своих товарищей.
- В чем дело? - спросил Хаттаб.
- На всякий случай, - сказал Ризван, вытащил чеку и бросил гранату в заросший кустарником глубокий кювет на другой стороне дороги. Как выяснилось через минуту, граната попала как раз между двумя контрактниками, засевшими на другой стороне дороги.
Вообще, участие Ризвана в любой военной операции, как правило приносило ощутимую удачу. В одной из контратак группа Ризвана совместно с группой Рамзана Ахмадова выбила русских из Дуба-юрта, захватив при этом шесть БМП противника, не считая стрелкового оружия. Пушки, снятые с этих БМП, в последствии хорошо защищали высоты вблизи Шатоя и Шаро-Аргуна.
Остроумные замечания, которые иногда выдавал Ризван, становились среди моджахедов веселыми поговорками. Как-то зашел спор о политике, о правильной стратегии и прочих умных вещах.
- Знаю я, ваше планирование и стратегию, - обронил Ризван в пылу спора, - Набрали тридцать цинков патронов и напали на Россию.
Мы все засмеялись. Больше всех это замечание развеселило Хаттаба.
- Нет, это же надо! - сквозь смех сказал Хаттаб, - С тридцатью цинками… на ядерную державу….
Была у Ризвана привычка любому, приносившему весть о внезапном выдвижении русской колонны, говорить: «Не поднимай панику!». Хотя он чаще и говорил это с благодушной улыбкой, но никто не хотел прослыть паникером. Однажды эта чеченская, точнее сказать беноевская, щепетильность поставила нас в критическую ситуацию.
Уже в эту войну мы как-то на неделю перебрались в Беной, где Ризван обустроил для нас отдельный дом на краю села. У Ризвана дел много, он должен идти. Поговорив немного с нами, он прощался, вверив заботу о нашей группе своему помощнику. Помощник Ризвана молодой немногословный беноевец по имени Хасан, очень быстро и четко выполняет просьбы Хаттаба. Хаттаб, как всегда, в первую очередь разворачивает антенну высокочастотной рации.
Переговаривается с Курчалоем, Майртупом, Старыми Атагами. Элси и Ахмад составляют график караула. Перед заходом солнца на окраину соседнего села, русские подтянули БМП и развернули палатку. Все это как бы не навязчиво, но каждый из нас это учитывает и видимое отсутствие большой колонны нашу бдительность не усыпляет.
Заснули во время. После утреннего намаза не ложились, каждый занят своими делами. В начале восьмого часа пришел Хасан. Поздоровался со всеми, внешне очень спокоен, начинает складывать наши матрацы. Хаттаб, расчесывая перед зеркальцем бороду, на всякий случай спрашивает, не прибавились ли палатки русских, что на краю соседнего села?
- Русские зашли в наше село, - говорит будничным тоном Хасан.
- Ну, ты даешь, чабан! – опешил Хаттаб,- Почему сразу не сказал?
- Не хотел панику поднимать.
Мы переглянулись. Несмотря на серьезность ситуации, невозможно было удержаться от улыбки. Все поняли, что Хасан, видимо не раз выслушивал коронное замечание Ризвана и не хотел прослыть паникером.
Но никто не предполагал, что замечание «не паниковать» можно понимать настолько буквально.
Когда мы задали, уточняющие вопросы, положение оказалось еще серьезней. Русский спецназ, оказывается, уже находился через два дома от нас.
В течение минуты мы собрали свои разгрузки, оружие, вещи. Спустя две минуты мы уже один за другим выходили через заднюю калитку двора. Расположение дома было удачным. Сразу за домом начиналась узкая тропинка, окруженная с двух сторон высоким колючим кустарником, а дальше уже лес с оврагами и подъемами. Еще подумалось, что Ризван, как всегда, выбрал для нас место со знанием дела.
Мы двигаемся в среднем темпе, планируя до захода солнца попасть на одну из своих запасных баз. Нам надо добраться до подножья горной гряды, покрытой густым лесом. Но до этого надо пересечь дорогу, которая тянется вдоль подножья и еще довольно обширный участок открытого пространства.
Мы разговариваем меж собой, не приглушая голоса. Дорогу пересекаем по два- три человека поочередно. Это не столько осторожность, сколько некий условный ритуал осторожности. Не смотря на свой военный опыт, мы ведем себя легкомысленно. Никому из нас в голову не приходит, что если русские с утра начали «зачистку», то еще до рассвета обложили село секретками.
Вспоминая как этот эпизод, так и множество других случаев, ясно понимаешь, что мы все держимся по милости Аллаха, потому что Он нас оберегает, а не за счет наших способностей и опыта.
После того как, перейдя дорогу, улубились в лес, мы расслабились и сели отдохнуть. Абу-Халид поднялся на вершину холма, чтобы осмотреться. И вдруг быстро соскальзывает с него и делает нам предупреждающие знаки рукой. Мы уже все на ногах. На наш немой вопрос он тихо отвечает: «Они в метрах тридцати от нас».
Мы быстрым шагом идем по склону горы. Ноги проваливаются в рыхлую лесную почву, но идти по склону не трудно. Дальше уже спуск к шумной речке. Внизу возле реки какой-то старик чинит колесо арбы. Делаем паузу, выбираем - пройти ли еще вверх по течению или же пересечь реку на виду у старика.
- Ты уверен, что это были русские? – наконец спрашивает Хаттаб, - В этой зоне действует отряд Ризвана.
- Нет, это были не ризвановские, - возражает Абу-Халид, - Типичные русские хари, спец оружие, рюкзаки…человек тридцать.
Мы все же переходим речку на виду у старика. В течение десяти минут преодолеваем подъем и останавливаемся на ровном месте. Здесь уже кустарники и деревья погуще, и отсюда хорошо просматриваются река и противоположный склон.
- Давайте подождем немного, посмотрим, - предлагает Абу-Халид, - Они сейчас должны появиться на том склоне. А то вы уже под сомнение меня подвели – может я, действительно панику поднял?
Долго ждать не пришлось. На другой стороне со склона, с которого мы недавно сошли, спускалась уже группа русских. Впереди шли трое, с тяжелыми рюкзаками за спиной и ручными пулеметами на перевес. Остальные следовали через интервал шагов пятьдесят, сзади.
- Ладно, Абу-Халид, запишем, что это была не паника, - Хаттаб подмигивая нам, говорит серьезным голосом без тени улыбки.
Мы взяли опять средний темп. Лесной массив серповидно огибает село, и мы идем по этой дуге на границе леса и поляны. Через некоторое время остановились, присели и даже развели костер. Хотя проделана приличная дорога, но от села, мы ушли недалеко. Мы его просто обогнули.
Хасан, спрятавшись за куст, с интересом наблюдает, как русские стараются спасти бэтээр, передние колеса которого зависли над пропастью. Внизу, из чащи леса слышен стук топора и громкий разговор двух местных подростков, которые пришли заготавливать дрова. Хаттаб как всегда говорит по рации. Среди этих шумов Элси различает какой-то приглушенный шепот, и предупреждает остальных. Хаттаб по привычке выдвигает безобидную версию:
«Это, наверно, коровы?».
Элси знает привычку амира провоцировать дополнительное подтверждение.
«Коровы не говорят по-русски» - произнес он, закрывая дискуссию.
Мы вновь двигаемся, на этот раз вглубь леса. Идем примерно пол часа. Наступило время дневного намаза. Останавливаемся на небольшой поляне, вблизи родника. Мы с Хаттабом вдвоем сделали намаз. Я сажусь под чинарой, Хаттаб как всегда разворачивает антенну рации. Ахмад снял с себя разгрузку и намеревается сделать омовение. В это время с тревожным криком проносятся две сороки. Не нравится мне это, и я предлагаю Ахмаду надеть разгрузку. Идрис и Рамзан, стоявшие на возвышенности, застыли, прислушиваясь к шуму леса.
Послышался хруст валежника и одновременно свист пуль от винтореза. Элси просит разрешения шугнуть русских из подствольника. Хаттаб не одобряет. Бой в лесу хорош, когда ты первым наносишь внезапный удар из засады. Но если первая растерянность противника пройдет, бой становится вязким позиционным. А это нам сейчас ни к чему. Нас восемь.
Хаттаб приказывает разбиться на две группы. Он идет с тремя, двигаясь вдоль склона, наша четверка во главе с Элси идет снизу по ручью. Мы двигаемся параллельно по глубокому оврагу. Впереди идут Абу-Халид и Элси. Так мы прошли около километра.
Вдруг под ноги Абу-Халида падает какой-то круглый предмет… Мгновенно взглянув вверх он успевает заметить нашивку на рукаве, свесившийся через правое плечо дулом вниз автомат и характерную косынку на голове цвета хаки. Считая в уме секунды Абу-Халид, отступив на шаг, плотно прижимается к неглубокой боковой нише оврага. Промелькнула мысль, что вряд ли это спасет от осколков. Несколькими секундами позже, стоящего во весь рост на краю оврага русского, замечает Элси.
«Почему не стреляешь в него?!» - крикнул он Абу-Халиду. Последнему, трудно объяснить, почему он не стреляет. Русский как-то спокойно и даже благодушно предлагает нам: «Поднимайтесь!».
Оказалось, вовсе это не русский, а карачаевец из диверсионной группы Ризвана Читигова. И бросил он под ноги Абу-Халида, не гранату, а круглый камень, чтобы привлечь его внимание. Я эту минутную драму не застал, так как подоспел, когда карачаевец наклонил одну из веток кустарника и Абу-Халид, цепляясь за нее, выбирался из оврага.
Блиндаж находился в шагах пятнадцати от места встречи. Увидеть его можно было, только приблизившись вплотную. Укрытие было сделано очень искусно, естественный рельеф почти не был нарушен.
Группа моджахедов в этом небольшом лагере была интернациональная. В нее входили карачаевцы, татарин, русский, несколько дагестанцев и чеченцы.
Молодежь, налегая на тушенку, оживленно обсуждала, что могло быть, если б Абу-Халид занервничал бы и выстрелил. Больше всего мне хотелось спать, голода вообще не чувствовал. Обрадовался, увидев Кутейбу. Он раньше нас пришел в гости к этой группе.
Амир группы был молод, не больше двадцати четырех лет. Он быстро организовал мне место в блиндаже для отдыха, попутно отдавая какие-то инструкции членам группы. Уже засыпая, сквозь сон слышу, как он делает кому-то назидание.
- Во-первых, не Леха, а Абдулла. Лехой он был, когда батрачил в российской армии. А во-вторых, Абдулла, тебя касается…. Дай Аслану, достойный ответ, когда он подтрунивает. Не будь скованным, здесь нет дедовщины. Ты не просто мусульманин, а ты Моджахед. А значит самый свободный человек на земле….
Проснулся я, примерно, через полтора часа. Было непривычно тихо. Выйдя из блиндажа, я увидел, что шестеро моджахедов вместе с амиром молча сидят, прислонившись к глиняной стене, и смотрят в одном направлении. Амир, слегка улыбнулся мне и прижал палец к губам. Я оглянулся в направлении, куда все смотрели.
На противоположном склоне, в метрах тридцати от нас поднимались медленно, кучкуясь, и уже не соблюдая дистанцию, те самые спецназовцы, с которыми мы целый день играли в догонялки.
Около двенадцати моджахедов, выбрав удобные позиции, держали русских под прицелом. Открывать огонь разрешалось только при отклонении русских в сторону блиндажа. Но все закончилось без драки.
Вечером по рации с нами связался Хаттаб. Они уже дошли до базы и расположились на отдых. Не удержался от шутки, выразил сожаление, что мы «заблудились» сказал, что больше не оставит нас одних в лесу. Договорились, что на следующий день перед заходом солнца, мы тронемся в сторону нашего лагеря.
На следующее утро пришел Ризван с Хасаном, с тем самым, который «боялся паниковать». Принесли продукты и кое-что из боеприпасов. Рассказали, что русские расстреляли двух местных подростков, четырнадцати-пятнадцати лет. Это оказались те самые, которых мы слышали в лесу.
К вечеру этого дня мы в сопровождении шести моджахедов, которых выделил нам Ризван, уже без приключений добрались до базы, где нас ждал Хаттаб.
- Знаете, в чем была наша ошибка? - сказал он, интригуя нас, - Во время нашего броска мы не смотрели на карту. Я вчера сверил наш маршрут. Русские в лесу идут строго по обозначенной тропе, ни влево, ни вправо не отклоняясь. А мы шли впереди них, и каждый раз устраивали привал прямо на маршруте их следования.
Шамсуддин Нашхоев, Джохар
