У нас в народе издавна любят чекистов, слагают о них легенды. Кто наши первые чекисты? Три богатыря во главе с Ильей Муромцем, бережно охранявшие рубежи нашей Родины. Их пограничные подвиги еще задолго до того, как пограничные войска стали подчиняться КГБ СССР, свидетельствовали о том, что наша граница священна, поскольку враги - это нечисть, которая стремится к перерождению нашей сущности. От Ильи Муромца до Штирлица, памятником которому можно было бы при всеобщем ликовании прикрыть зияющую пустоту в центре Лубянки, простирается простор мифологического энтузиазма чекистской темы. Конечно, есть некоторое количество обиженных соотечественников, которые в той или иной степени пострадали от чекистских подвигов, но было бы наивным полагать, что внешний враг неспособен переродиться во внутреннего врага, который, в свою очередь, нуждается в искоренении.
Я не знаю, был ли когда-либо в Советском Союзе построен социализм (это вопрос к Марксу). Но тому, что Советский Союз мог выстоять столько лет, несмотря на враждебное окружение и грубое несоответствие советских ценностей основным требованиям человеческой природы, мы обязаны двум вещам: склонности нашего народа к утопическим проектам и институту чекистов. По сути дела, именно чекисты были наиболее последовательными государственниками внутри властных структур всесоюзной колыбели мировой революции.
Пока партия бесконечно колебалась между идеологическими мифами и государственным строительством, чекисты уже с конца Гражданской войны становятся умной организацией государственного порядка с гибкой кадровой политикой и многочисленными инициативными предложениями, которые простонародно можно было бы обозвать провокациями. Огромное обаяние этой организации, сумевшей в 1920-е годы создать видимость экономической свободы (НЭП), подчинить себе или просто-напросто организовать эмигрантские центры, хорошо почувствовала на себе русская интеллигенция.
Запугав (порой до смерти) непослушных, отправив философов за границу, чекисты нашли возможность работать с колеблющимися элементами, вступили в тесный контакт с творческой элитой. Со своей стороны, Горький, Маяковский, Бабель и сколько еще других писателей дружили с чекистским руководством. История подлинных взаимоотношений интеллигенции и чекистов еще не написана. Не написана и трагическая история самих чекистов, которые, отдав коммунистическому государству свои способности, разгромив Церковь и кулаков, были вынуждены пытать и убивать своих же товарищей в годы великого сталинского террора. Однако, несмотря ни на что, чекисты создали о себе миф всевидящей и всезнающей карающей организации, который пережил распад СССР.
Теперь, когда мы не можем рассчитывать на народный энтузиазм, либеральные партии и честные симпатии Запада, приходится признать, что единственной силой современной России оказывается воля к порядку и самосохранению. Потеряв утопию как основу национальной идеи, Россия сама себя привела к новой и единственно возможной идеологии. Имя ей - чекизм. Чекизм является сегодняшней государственной крышей, хотим мы этого или нет. Призвана вся чекистская рать - от курсантов до отставников. Остальные, как у Достоевского в "Бобке", бесстыже обмениваются посмертными мнениями. Чекизм - это, сказал бы Ленин, последний клапан. Смысл этого явления неоднозначен. Он имеет исторические корни и в разных видах под разными лейблами опробован в государственной машине России, начиная с Ивана Грозного.
Чекизм состоит из следующих вещей. Верный своей природе, он создает и культивирует двуединого врага: внешнего и внутреннего. Этот враг призван разрушить государственную целостность России (или, по крайней мере, нанести ей вред) - с этой страшной идеей народ, даже при всей своей усталости и политической забитости, не готов согласиться. Народ сам по себе является ударной идеей чекизма, которую он стремится возродить как клиента, нуждающегося в постоянной опеке. Несмотря на то, что народ - архаическое понятие, в России у этого понятия еще не исчерпан ресурс, и при умелом ведении дел им еще можно пользоваться.
Внешним врагом России легко сделать кого угодно - стоит только захотеть. Что касается внутреннего врага, то чекизм стремится к организации уникальной национальной ниши. Наша самобытность (что бы ни вкладывать в это слово) - конек чекизма. Нет, больше того: Первая конная армия. Здесь чекизм и патриархия могут застыть надолго в скульптурной позе Мухиной. У нас теперь два внутренних врага: коммунизм и капитализм. Поскольку человечество, кроме этих двух идеологий, ничего другого в данный период времени (за исключением пережитков племенного строя в некоторых частях Африки) не имеет, надо признать, что это - сильный ход. Коммунизм в России не продуктивен, а для капитализма не продуктивна Россия - все сходится. Чекизм инстинктивно движется выполнить запросы простого народа. У нас не любят, если сосед (тем более еврей) живет лучше нас. Богач - вор. Даже зажиточный человек - не наш. Слово "кулак" выдумал народ, а не коммунисты. Но мы зато охотно допускаем, что начальство может и даже отчасти должно жить лучше нас. Мы с детства ходили по различным Грановитым палатам и уважали роскошь начальства. Начальство для народа - неизбежное зло, с которым надо мириться. Деньги власти мы уважаем больше, чем власть денег. Дары, подарки и дачи мы любим больше, чем свою работу. Чекизм (на уровне, прямо сказать, гениальности) выстраивает начальственную вертикаль: он дает возможность начальникам обогатиться (почти бухаринский ход), а догадливому богачу - влиться в послушное начальство. Чекизм готов к тому, чтобы возглавить Россию на всех ступенях власти.
Понятно, что при таком казенном производстве мы далеко не уедем - но куда нам ехать? Простой народ удивительно неприхотлив. Главное - его не надо дразнить. Мы останемся у себя дома и немного прикроем окна. Понадобится больше - прикроем больше. Идеально было бы либо окружить себя китайской стеной, либо завоевать весь мир. Но чекизм неотрывен от действительности и информирован лучше всех. Чекизм знает: достаточно придумать заговор декабристов и посадить сто человек - Россия замолкнет на годы. Целых двадцать лет молчала Россия при Николае Первом - идеальный пример. Двадцать лет - нормальный срок. Это ровно столько, сколько отделяет любого зрелого чекиста от заслуженной пенсии.
Конечно, чекизм будет стремиться к тому, чтобы обрасти какой-то подходящей идеологической шкурой. Голый чекизм, при всей его замечательной "фитнессти", может простудиться на сквозняках грядущей мировой истории. Если чекизм, с приятной горчинкой цинизма, имеет государственное право на безнаказанность, если он говорит то, что не думает, и делает все, что считает необходимым, ему нужна, по контрасту, красивая моральная ширма духовных и душевных оттенков. Сейчас, в отсутствие ширмы, чекизм играет в проходную игру: сначала - порядок, потом - демократия. Красавец Николай Первый, наверное, тоже, сидя порой на горшке, думал о конституции.
Есть ли у чекизма реальные слабости?
Они заключаются лишь в отражениях. То на Западе скажут какую-то гадость, то в самой России какой-нибудь щелкопер напишет пасквиль. Цикличность, или порочный круг, российской истории обещает, конечно, в будущем отмену крепостного права, пору реформ, революцию арктических цветов иван-чая - но это потом. А сейчас чекизм - единственный гарант целостности России. Каратель, правда, не созидатель. Но фатализм есть фатализм.
Виктор Ерофеев
