У каждой из разновидностей терроризма есть своя политическая составляющая, однако чеченский вызывает больше 'понимания'.

Рафаэль Пош/ Rafael Poch, 11 сентября 2004

Чеченский конфликт неотделим от проблемы модернизации России.

Ужас произошедшего в Северной Осетии, в Беслане, теракта складывается из нескольких составляющих. Здесь и преступная политика насилия (терроризм), сострадание и солидарность, которые вызывают жертвы вне зависимости от геополитического контекста события, чеченский вопрос, сложная внутренняя ситуация в самой России, а также и ее отношения с Западом. Все указывает на то, что развязка бесланской трагедии не была результатом кровавого штурма, проведенного спецслужбами, а стала, скорее, следствием целой череды злополучных обстоятельств. По неким причинам 'основной линией' реакции Запада на произошедшие события были не сострадание и солидарность, а обвинения в адрес России и ее президента.

В информации западных СМИ преобладали такие темы, как неуважение к человеческой жизни, неэффективность государственного аппарата, запреты и угрозы в адрес прессы и телевидения, из чего делался вывод, что основной проблемой сегодняшней России является нехватка 'демократии'. В действительности же, истинной проблемой является слабость России, слабость ее государства и гражданского общества. И в данном случае российское общество несет такую же ответственность за неразрешенность этой проблемы, как и правительство страны. Имея на своей стороне высокие цены на нефть, Путин пытается повлиять на эту слабость. Рассуждение на тему его возможностей, о том насколько удачна или ошибочна его политика, вполне законны, но при этом не стоит забывать: во-первых, о сложности унаследованной им ситуации, а, во вторых, о плохом качестве инструментов, которыми он располагает в своей попытке что-то исправить.

Двойные стандарты

В последние десять лет слабость России привела к тому, что ей пришлось разделить с Соединенными Штатами влияние на бывшие прежде исключительно московскими владения на Кавказе и в Средней Азии. Об этом в 1997 году писал Збигнев Бжезинский (Zbigniew Brzezinski), назвав 'вознаграждением' за победу в холодной войне; в представлении Бжезинского будущее России выглядело бы следующим образом: разделение страны на несколько государств, в том числе одну дальневосточную республику и еще одну сибирскую. Точка равновесия до сих пор не найдена, и вне зависимости от истинного веса 'международного исламского' фактора (который Кремль, равно как и Буш преувеличивают), регион трещит.

Заинтересованность Соединенных Штатов в кавказском регионе продиктована богатыми энергетическими ресурсами этой территории. В ближайшем будущем предстоит уделить немало внимания Грузии и ее отношениям с Южной Осетией и Абхазией. И вся ситуация определяет двойные стандарты отношения к чеченскому терроризму.

У каждой из разновидностей терроризма есть своя политическая составляющая, однако чеченский вызывает больше 'понимания'. Несмотря на то, что действия чеченского терроризма во множество раз масштабнее, преступнее и отвратительнее проведенных в Мадриде терактов, различный уровень западного 'понимания' этих проявлений терроризма задает тон всей ситуации.

Чем объяснить тот факт, что Вашингтон как штаб-квартира крестных отцов бушевской 'войны против терроризма' является в то же самое время и членом 'American Committee for Peace in Chechnya' ('Американского комитета за мир в Чечне')? Список, предоставленный членом британского отделения Хельсинкской Группы Джоном Лохлендом (John Laughland), говорит сам за себя: советник Пентагона Ричард Перл (Richard Perle), замешанный в скандале 'Иран-контрас' Эллиот Абрамс (Elliot Abrams), бывший посланник в ООН и один из тех, кто обещал 'военную прогулку' по Ираку Кеннет Адельман (Kenneth Adelman), биограф Дональда Рамсфелда (Donald Rumsfeld) и редактор ретроградного издания 'Heritage Foundation' Мидж Дектер (Midge Decter), Франк Гафни (Frank Gaffney) из милитаристского 'Centre for Security Police', бывший вице-президент 'Lockheed Martin' и председатель 'Комитета США по НАТО' Брюс Джексон (Bruce Jackson), Майкл Лиден (Michael Leeden) из 'American Enterprise Institute', бывший глава ЦРУ Джеймс Вулси (James Woolsey). . .

Поддержка и контакты этих 'защитников прав человека' с представителями чеченских боевиков не имеют никакого отношения к политической подоплеке конфликта. Речь идет о тех же целях, которые в восьмидесятых годах подтолкнули их к поддержке бен Ладена (bin Laden) и его 'радикального суннитского интернационала' - этого детища ЦРУ и их пакистанских и саудовских коллег, первоначально создававшегося для борьбы с иранской революцией и СССР, а теперь в качестве 'мировой угрозы', пришедшей на смену 'коммунизму', служащего выгодным предлогом для борьбы.

'Я не говорю, что Запад является инициатором террора, или что он проводит такую политику, но мы становимся свидетелями повторного проявления менталитета холодной войны', - сказал на этой неделе Путин во время состоявшейся в Ново-Огарево трехчасовой встречи с группой специалистов по российским вопросам. Кто-то, сказал президент, 'хочет ослабить Россию, подобно тому, как римляне - Карфаген'. . . 'они хотят, чтобы мы сконцентрировались на внутренних проблемах и не высовывали головы на международной арене', - заявил он.

Двойные стандарты Запада содействуют развитию в России недоверия, примитивного национализма и бытовавшего во времена холодной войны 'представления о войне'. Они предоставляют аргументы военным и полицейскому аппарату, в руках которых никогда нельзя оставлять модернизацию страны. К несчастью для России подобные осложнения и политика гегемонизма составляют лишь часть проблемы. Другой ее составляющей, разумеется, является сам чеченский вопрос.

Драма деколонизации

Распад советской супердержавы и изменение логики строя при произошедшем при Горбачеве резком повороте к демократизации привел к образованию вакуума и многочисленных сложностей, схожих с чеченскими. Если эстонцы и литовцы могли требовать своей независимости, то почему этого не могла делать Чечня, население которой страдало гораздо больше них и по численности превышало население Эстонии? Произошедшая в начале девяностых в республике революция смогла устранить местную номенклатуру, но так и не сумела создать новую структуру национального правления.

Неуправляемый чеченский народ в частности и с точки зрения идиосинкразии, культуры, традиции был плохо подготовлен для создания такой структуры - обязательной для определения нового статуса, который позволил бы республике сосуществовать с Москвой. Необходимость нового статуса вытекала из новой действительности. На лицо было различие между вхождением в состав своего рода федеративной империи - СССР, где русские составляли менее 50% населения - и вхождением в состав 'Российской Федерации', в которой русских было уже 80%, где русский национализм захватывал позиции, а национальные меньшинства находились под угрозой.

С точки зрения Москвы, предстоявшая задача - сценарий европейской деколонизации усложнялся тем, что в случае России носил континентальный, а не заморский характер - была слишком хрупка для имевшихся в ее распоряжении средств. С одной стороны было необходимо помогать новой республике генерала Дудаева обосноваться и стабилизироваться, а с другой - необходимо было пересмотреть структуру федерации таким образом, чтобы она была приемлема для непокорных чеченцев. Вместо этого политики низкого ранга - с ограниченным опытом, только что пришедшие к власти и зачастую из категории младших служащих, гораздо больше обеспокоенные личным обогащением за счет государственной собственности, чем судьбой страны - сделали все для порождения кошмара.

Для российской и местной клептократии Чечня стала своего рода 'особой экономической зоной', черным ходом для экспорта нефти без чеков и фактур. Правительство Дудаева не контролировало ситуацию в республике. Превратившийся в 1993 году в самодержца Ельцин решил 'навести порядок', организовав 'маленькую победоносную войну'. Российский президент не придал значение древней персидской пословице, в которой говорится, что 'когда шах сходит с ума, он идет воевать на Кавказ'. Угроза сплотила чеченцев, грозных воинов, выставивших на посмешище российскую армию.

С самого начала войны проявилось противоречие, с которым также довелось столкнуться и французам во время войны в Алжире. Теоретически, чеченцы считались согражданами, которых было необходимо освобождать, но на практике к ним относились и относятся как к врагам. В российских городах чеченцы, да и лица кавказской национальности, вообще, вызывают недоверие и становятся объектом особого произвола служб правопорядка. Во время войны российская армия не брала пленных, гражданское население использовалось в качестве заложников, трупы убитых продавались родственникам за деньги, и т.д. Таким образом, использованные армией и силами безопасности методы интервенции стали факторами, провоцировавшим мятеж (российские военные даже продавали чеченцам оружие по рыночным ценам) и представляли собой один из симптомов болезни. Действия чеченских боевиков были адекватны этим жестокостям.

Прошло десять лет, десятки тысяч человек погибли, города и селения лежат в руинах, а проблема остается на том же месте. Реконструкция страны замедляется, а позиции сторон остаются прежними. Из-за своего упадка и неэффективности российский государственный аппарат является, скорее, одним из факторов конфликта, чем инструментом мирного урегулирования и стабилизации. Нынешние террористы-камикадзе порождение его правления: молодежь и взрослые, которые во время первой войны 1994 года были еще детьми и подростками. Этот конфликт передается и воспроизводится по наследству.

Взращенный Ельциным и унаследованный Путиным конфликт

Чеченская проблема отравляет всю политику Москвы, она неотделима от проблемы самой России, от процесса модернизации этой огромной страны, от ее выхода из кризиса с использованием экономических рецептов, которые Запад вряд ли может предложить.

Бедствия войны стали непосредственным результатом установленного Ельциным в 1993 году режима 'самовластия' - традиционной концепции российского авторитаризма, основанной на концентрации личной власти, совмещенной с имущественной выгодой и крайне враждебно настроенной к разделению властей. Именно этот режим, лишенный реального парламентского противовеса, и принял в 1994 году катастрофическое решение начать в Чечне военную кампанию. Характеристиками этого намного более мягкого и свободного, чем советский, режима являются:

- самодержавная, не имеющая реальных противовесов президентская власть;

- отсутствие механизма смены правителей и отсутствие у оппозиции шансов прийти к власти;

- декретное правление: конституция нового режима принимается указом. Врожденное непонимание разделения властей и правового государства. Президентская администрация - не определенный конституцией бюрократический аппарат президента - обладает большей властью, чем сам лидер государства либо любая другая из ветвей власти;

- организованные и зависимые выборы. Злоупотребление СМИ и мобилизация всех государственных ресурсов в поддержку 'партии власти' во время проведения выборов и всеобщее понимание того факта, что, даже если правящая власть не одержит победу, результаты голосования будут аннулированы либо сама процедура будет объявлена недействительной;

Все это составляет карикатуру на демократическое правление с малозначимыми суррогатами вместо должных институтов государства: парламента, политических партий, зависимых средств массовой информации и судебной власти.

Россия - единственная европейская страна, в которой за весь период ее посткоммунистического существования не произошло ни одной демократической смены правителя, когда власть перешла бы в руки другого лидера в результате настоящих выборов. При этом в стране наблюдается тенденция еще больше укрепить эту невозможность передачи власти: в 1993 году это было сложно, в 1996 году возможность была ограниченной, в 2000 году - немыслимой и в 2004 году - невозможной. . . В этом смысле Россия отстала от Белоруссии, Украины и Монголии.

При Путине режим достиг своего апогея и приобрел черты завершенности. Характеристиками его являются:

- укрепление отсутствия альтернативы власти;

- исчезновение или ощутимое сокращение в Думе веса критически настроенных к власти политических партий;

- исчезновение региональной угрозы, что стало следствием потери власти правителями регионов (верхняя палата парламента больше уже не состоит из обладающих депутатской неприкосновенностью губернаторов, а из их представителей и лоббистов);

- узаконивание передачи самодержавного правления (при Ельцине поиск преемника был, по-видимому, непредсказуем, сегодня же ясно, что президента сменит на посту назначенный им премьер-министр);

- нейтрализация последних стремившихся действовать независимо магнатов. Для начала было покончено со 'скандальными' клептократами Гусинским и Березовским, уже сегодня - с куда более скромным и серьезным Ходорковский, компания которого контролирует производство 25% российской нефти (что больше объема, производимого Ливией);

- большая бюрократическая стабильность и дисциплина (меньше хаоса в назначениях, журналисты больше не имеют доступа к источникам в Кремле, который при Ельцине был настоящим решетом, через который просачивались конфиденциальные сведения).

Именно этот режим и ведет войну в Чечне. Сможет ли он после своей истинной демократизации, которую ему советует провести Запад, принять более эффективные меры по разрешению конфликта? Наверняка вопрос не настолько прост, однако более независимое и крепкое общество поможет предотвратить трагические события. Как бы то ни было, эта демократизация не является проблемой одного лишь 'злого Путина'. Кроме того, а, возможно, и прежде всего это проблема общества.

Проведенная на этой неделе в Москве демонстрация 'против терроризма' напомнила о плачевном состоянии в России 'гражданского общества'. Это инертное, неспособное взять на себя ответственность общество уже не может прикрываться существовавшими в советскую эпоху оправданиями. Сегодня у него есть все возможности. На него больше не надет тот удушающий, мешавший полноценному развитию корсет абсолютизма.

Процесс появления на свет российского общества необратим. Его контрастность с окружающим миром огромна. И ко всем прочим причинам добавляется и вопрос создания единой Европы. Вполне очевидно, что рано или поздно Россия станет частью большой европейской структуры, которой в значительных количествах поставляет свои нефть и газ. Также очевидно, что какими бы ни были отношения между ЕС и Россией, эти отношения не будут ни стабильными, ни серьезными до тех пор, пока истинная демократия не придет на смену 'самовластию'.

Неспособность российского общества выйти из инертного состояния, взять слово, создать сеть синдикатов, независимых организаций граждан и всего того, что наполняет смыслом понятие 'демократия', также составляет часть проблемы. Очевидно, что такое положение вещей не может существовать вечно. Через десять-пятнадцать лет российское общество возмужает и усвоит уроки поражений и промахов девяностых. И тогда будет найдено равновесие между желаемым 'западничеством' в плане защиты универсальных ценностей и необходимым национализмом, объясняемым положением России как великой страны. И в этот момент политическая реформа вновь станет в России актуальным вопросом.

P.S. Чеченская стратегия Путина

В своем наиболее значимом заявлении по Чечне, сделанном в 2002 году, Владимир Путин заявил, что 'нас в первую очередь волнует не столько вопрос об официальном статусе Чечни, сколько то, чтобы с ее территории не исходила угроза в адрес России'. Те слова открывали определенную перспективу развития событий. Стратегия Путина заключалась в том, чтобы по мере возможности передать власть и полномочия в руки чеченской администрации во главе с муфтием Кадыровым. Называть этого человека 'прорусским' ошибочно. Во время первой чеченской войны Кадыров был против России, но во время второй перешел на ее сторону. Как лидер одного из братств суфийского ордена 'Кадырия' он являлся представителем традиционного чеченского Ислама, столкнувшегося с такими полевыми командирами как Шамиль Басаев.

Результат выбранной Кадыровым политики оказался двояким: в частности, бывший муфтий был убит 9 мая, однако, как стратегия эта политика вряд ли измениться. После трагедии в Беслане Путин заявил, что будет продолжать начатую политику.

"La Vanguardia", Испания
ИноСМИ