Если война становится затяжной, – а российско-чеченская война длится без малого вот уже 10 лет, – то она имеет все шансы превратиться в «забытую войну», что выгодно России, пытающейся убедить международную общественность в том, что никакой войны нет, и абсолютно невыгодно чеченской стороне, апеллирующей для ее прекращения к этой самой международной общественности. И, как бы цинично это ни прозвучало, русско-чеченская война имеет тем больше шансов к завершению, чем громче и «зрелищнее» она будет протекать в информационном плане. Поэтому, стратегическая задача чеченского Сопротивления заключается как раз в том, чтобы не дать заглушить свой голос гипнотическим камланием кремлевских марионеток, твердящих о «мирных процессах», о «восстановлении народного хозяйства» и прочих, усыпляющих внимание мировой общественности, вещах.
Для людей, живущих за пределами тех зон, где свирепствует война, последняя существует лишь постольку, поскольку о ней рассказывают СМИ. Иных признаков реальности для обществ, не ввергнутых непосредственно в кровавое насилие, нет. Такова в современном мире специфика восприятия проблем, которую по праву можно называть виртуальной, но которая, тем не менее, властно влияет на реальную жизнь. Посему эту специфику приходится учитывать как стратегический фактор, способный в любом смертельном противоборстве резко склонить чашу весов в ту или другую сторону. Сейчас эта чаша весов явно склоняется в сторону чеченского Сопротивления.
Когда говорят, что недавний ингушский рейд отрядов Сопротивления обозначил собой «новую стадию» русско-чеченской войны, это верно лишь отчасти. На самом деле, новая стадия войны обозначилась несколько раньше – 9 мая, с уничтожением Кадырова, а ингушский рейд представляет собой всего лишь один из аспектов «тактического развертывания» той стратегии, которая, как это сейчас видно со всей отчетливостью, взята на вооружение руководством сил чеченского Сопротивления. Что собой представляет эта стратегия? На каком политическом каркасе она выстроена? Какова ее теоретическая база и прикладная цель?
Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо вспомнить, что любая война состоит не только из военных действий как таковых: важнейшей составляющей войны является ее политическая часть, придающая функциональное осмысление самим военным действиям. И если рассматривать русско-чеченскую войну с точки зрения ее политической составляющей, то фигура Кадырова являлась тем «тотемным столбом», вокруг которого вращалась вся путинская модель «умиротворения Чечни», то есть ее повторного завоевания. Без Кадырова эта модель не имела никаких шансов на легитимацию, с Кадыровым у Кремля появилась возможность представить дело так, что в Чечне основная часть проблем решена, и речь идет всего лишь о «технической доводке» новой политической модели, из которой были тщательно вытравлены все признаки чеченского государственного суверенитета.
Эта модель имела сугубо демонстрационную ценность, но в наш век, когда информационные технологии позволяют формально легализовать и укоренить в массовом сознании любую, даже самую абсурдную, политическую мифологему, ее опасность не стоит недооценивать. С «выборов» Кадырова в русско-чеченской войне образовались как бы два разновекторных временных потока: с чисто военных позиций время играло в пользу Сопротивления, однако с политических позиций время стало играть против него.
Россия поставила на кон весь потенциал своего влияния в мире, чтобы легализовать Кадырова на Западе и Востоке, и нет оснований полагать, что мировые политики оказались бы настолько принципиальными, чтобы отвергнуть навязываемую Кремлем фикцию. Дружный хор «возмущений» и «соболезнований», который зазвучал отовсюду в адрес Путина после взрыва на стадионе «Динамо», показал, что процессы легализации Кадырова шли к завершающей стадии. Тем болезненнее был для Кремля неожиданный финал этого процесса. Старуха оказалась у разбитого корыта.
Устранение Кадырова имеет для чеченской стороны такую же демонстративную ценность, какую имело для Кремля его водворение в кресло «президента Чечни» –произошло столкновение двух информационных посылов, предназначенных для остального мира, и Сопротивление одержало в этом столкновении безусловную победу. Но чтобы поднять значимость этой победы на стратегический уровень, лидерам Сопротивления необходимо было пересмотреть свое отношение ко всякого рода инсценировкам, которые Кремль периодически проводит в Чечне под видом «демократического волеизъявления народа». Нельзя больше оставаться в роли «стороннего наблюдателя», когда Кремль выдвигает на должность «лидера Чечни» очередную свою марионетку.
Эти марионетки не столь безобидны с политической точки зрения, как представляется в силу их личностного ничтожества, поскольку за ними стоит вся пропагандистская и дипломатическая мощь России, посредством которой, несомненно, будет предпринята новая попытка легализовать их в глазах международной общественности. Последние заявления президента Масхадова показывают, что такой пересмотр произошел: любой предатель, который посмеет выступать от имени сделанного безгласным и беспощадно терроризируемого оккупантами народа, рискует понести жестокую кару по законам военного времени. Чеченский лидер в своем интервью, состоявшемся 20 июня сего года, заявил об этом предельно ясно:
«Если Путин решит продолжать прежнюю тактику кражи людей, будет пытаться запугать людей, ломая вековые традиции, нагнетая междоусобицу в чеченском обществе, то он будет искать таких же выродков как Кадыров. И у них никогда не получится настоящих выборов, если они ставят своих, типа Зязикова, и таких, который был здесь (Кадыров – ред.). Человек путинского выбора будит рушить традиции, придумывая вместо них новые: неприемлемые и отвратительные, пытаясь столкнуть части чеченского общества.
В противовес этому мы сделаем вот что… - Будем воевать с Россией с утроенной энергией. А пророссийским чеченцам, тем, кто попытается понять истину, мы поможем и объясним суть происходящего, если же они не захотят понять этой истины, то кара будет справедливой и жестокой».
