Пять часов пыток — и ты признал, что к палачам «претензий не имеешь»

На выезде из Грозного не так давно висит большой плакат: «Жить в Чечне — быть героем!». Подмечено, безусловно, верно. Однако, если уж совсем соответствовать местным реалиям, то лозунг следует переделать. Ну хотя бы так: «Выжил в Чечне — герой». И без всякого восклицательного знака. Выживание дается слишком дорогой ценой.

Лояльное Затеречье

Если двигаться из Грозного в станицу Савельевскую Наурского района — где как раз очередной человек не выжил, повстречавшись с федералами, которых теперь спасает от правосудия вся правоохранительная система республики, — то мимо плаката про героев никак не проедешь. Наурский район — это то, что «за Тереком». Вроде бы давно спокойная равнинная Чечня, чей лояльный статус обусловлен и географически, и экономически. Именно тут проходят трассы от Ханкалы в Моздок. Тут — Ноев ковчег группировки.

Целыми днями в Северную Осетию и обратно тянутся хвосты военных колонн, с кухнями и автозаками. А вдоль трасс — сплошной «антитеррористический» военторг, лавки со всем необходимым для группировки. От оружия и орденов до кефира и огурцов.

Жители затеречных сел и станиц, естественно, при деле и каких-то деньгах. А начальники антитеррористической операции то и дело ставят эту часть Чечни, находящуюся в дружбе с федералами, в пример горной — мятущейся и сопротивляющейся. Официально считается, что федералы — народ благодарный, и там, где никто по ним не стреляет, они отвечают взаимностью, не применяя бессудные казни в качестве единственной меры поддержания порядка, как они его понимают.

Однако в реальной жизни все это оказывается полной ерундой. Расправы в Науре случаются так же регулярно, как и везде. Силовики под шумок официальных разговоров терроризируют станицы Ищерскую и Микенскую — по ночам вламываются в дома, похищая людей и забирая все, что хотят, не брезгуя ни телевизионными пультами, ни копеечными металлическими кружками… Из селения Рубежное недавно забрали четырех юношей — жители успели их отстоять, окружив здание районной милиции, и всех четверых вернули толпе. Живыми! Ноги, руки, тела всех были искусаны собаками… Толпа благодарила кинологов… Никто ни на кого в суд не подал.

А 18 марта нападение было совершено на дом Хамбулатовых в Савельевской, где вместе с матерью, младшим братом и сестрой жил 23-летний Тимур.

Упал со стула

Дом Хамбулатовых — бедный, строгий и совершенно минималистский. Беленые стены, кровати, стол. В прихожей — Тимуровы мама и сестра, Аминат и Альбина. Аминат начинает рассказывать, как все произошло. Около трех ночи в дом заскочили люди в камуфляже, в масках и без них. Было человек тридцать, приехавших на шести машинах без номеров — «таблетках», «уазиках», «девятках». Они отборно матерились, били ногами и прикладами окна и двери, кричали о расстреле на месте…

— Дочка была как раз на лечении в Москве. Слава Всевышнему, — говорит Аминат. — Я была и сын. Я спала ближе к входной двери, меня обнаружили первой и швырнули на койку: «Закрывай глаза!». У моей головы поставили собаку и запретили вставать. Потребовали все драгоценности и деньги. Я обрадовалась — значит, грабить пришли. И ответила: «Драгоценностей нет, сами видите». Мой муж был главным экономистом совхоза, три года назад умер от инсульта, мы так ничего и не нажили… А теперь существуем тем, что взяли три гектара земли в аренду — крестьянское хозяйство и выращиваем огурцы и помидоры на продажу. В основном занимались этим я и Тимур — целый день вдвоем на грядках. Вечером только и мыслей, что побыстрее отдыхать… Но военные пришли в такую ярость, что у нас ничего нет!.. И пошли по дому — в комнату, где спал Тимур. Собака продолжала стоять у моей головы и не давала шевельнуться. Слышу, начался обыск. Я еще подумала: не верят, деньги ищут. Потом увидела: сына вывели в наручниках мимо меня из дома. Мне крикнули: «Если заявишь, зарежем всех!». Я побежала за ними. Соседи уже стали выходить из домов — шум разбудил. Но никто ничем не мог помочь против этой вооруженной банды. Сына увезли в неизвестном направлении.

Утром Аминат пошла в сельсовет к участковому. Тот сказал: «Я в курсе», — и направил в райцентр, к прокурору Серкову.

— Начинаю прокурору рассказывать, а он, не дослушав, мне прямо в лицо: «Я знаю. Сын твой умер. Со стула упал на допросе и умер, сердце отказало. Я сам осматривал тело, ни одной царапины. Тело уже повезли в Моздок».

На следующий день Аминат надлежало явиться в Моздок. Когда родственникам выдали тело Тимура, то оказалось, что у этой «острой сердечной недостаточности» симптомы следующие: переломанные кости рук и ног, колотые ножевые раны по всему телу, множественные сигаретные прижоги на коже, следы собачьих укусов, пальцы рук и ног расплюснуты и черные, ногти вырваны, уши проколоты, дыра-прокол в области печени, височные кости разрушены, паховая область темно-синяя, низ спины черный от побоев… В последний раз Аминат видела сына 18 марта в 3.30, когда его уводили из дома на улице Дзержинского, которую так и не успели переименовать во что-либо более приличное. А время смерти — 8.30…

Получалось пять часов на то, чтобы изуверскими пытками заставить остановиться совершенно здоровое сердце.

Аминат потребовала медицинского освидетельствования — ей отказали и выдали на руки результаты официальной судмедэкспертизы, согласно которой смерть действительно наступила в результате сердечного приступа, а на теле «ни одной царапины»…

— Он болел сердцем? — спрашиваю Изнаура и Зарган Адаевых, соседей семьи Хамбулатовых.

— Нет, — отвечает Изнаур. — Тимур вырос на наших глазах. Крепкий, здоровый сельский парень — мы живем дверь в дверь, в одном дворе, и он ни разу в жизни у врача-то не был… Другое дело: могло ли здоровое сердце выдержать примененные к нему пытки? Думаю, нет. То, что я видел, когда обнажили тело, убедило меня, что нет.

…Когда Тимура привезли домой, соседи-мужчины нашли видеокамеру (в Чечне все знают, что иначе потом вообще ничего не докажешь и прокуроры будут упорно черное называть белоснежным), зафиксировали на пленку все, что видели. А 23 марта жители Савельевской — русские и чеченцы — перекрыли дорогу, по которой военные колонны идут в Ханкалу и обратно в Моздок. К толпе подъехал Хумаров, начальник районной Наурской ФСБ, люди кричали ему: «Вы должны ответить! Мы все отдадим в прессу!». Хумаров, о котором в Науре дурная слава истинного сына своей службы образца 37-го года, выразил сомнение: «И что? Пресса вас защитит? Я село за два часа снесу».

Блокада действительно мало что дала — в районной прокуратуре над Аминат в очередной раз поиздевались, как могли.

— Прокурор Серков прежде всего удивился, — рассказывает мама Тимура, — что я его еще не отблагодарила: «Скажи мне — именно мне — спасибо, что у тебя труп остался. Холмик будет».

— И он не успокоился до сих пор, — добавляет Аминат. — Как поеду в прокуратуру, он каждый раз напоминает: должна отблагодарить. Но за что?

Счастье, если труп есть

Кроме того, сунули тогда Аминат протокол допроса. Из него получалось, что прямо перед смертью, ранним утром 18-го, Тимур признался в том, что сотрудничал с НВФ — незаконными вооруженными формированиями — и хранил дома, в шифоньере в своей комнате, самодельные взрывные устройства. Вот цитата из протокола: «Сегодня у меня дома работники милиции обнаружили СВУ, состоящее из пластиковой бутылки, в которой находятся тротиловая шашка, подшипники, электродетонаторы, провода, которые я вывел через пробку и замотал скотчем… Данное СВУ я изготовил сам». И т.д.

— А у нас-то и шифоньера нет, — говорит Аминат.

Еще ей продемонстрировали «главное алиби» палачей: прямо перед смертью Тимур будто бы написал, что претензий к правоохранительным органам не имеет… Аминат сунули написанные им слова: «претензий не имею». И подпись. Она собрала все свои силы и парировала: «Подпись — не его. Вот в паспорте — настоящая». Но никто не стал смотреть в паспорт.

Возможно, кто-то может жить без фантазии, но большинство ведь нет — и тогда ты обязательно представишь себе эту картину: как умирает человек от пыток, и тот, кто пытал, еще и заставляет жертву вывести это проклятье — «претензий нет»… Или другой вариант событий утра 18-го: уже когда Тимура забили и стало ясно, что он мертв, предстояло как-то заметать следы; и состряпали документ, и нарисовали подпись…

Дальше хождения семьи Хамбулатовых по мукам только продолжались, ширились и множились. Всего лишь по одной причине — они не захотели смириться с убийством Тимура и стали добиваться правды. То есть уголовной ответственности тех, кто вел допрос над ним. Хамбулатовых обливали грязью, им препятствовали, и всякий раз — в прокуратуре, Наурском РОВД, в районной ФСБ — получалось так, что будто бы сами Хамбулатовы и виноваты, что к ним ввалились в дом, похитили их родного человека, вернув его растерзанным трупом… Аминат пробивалась в правительство в Грозном, пыталась достучаться до Кадыровых, сначала одного, потом другого… Все бесполезно. В Чечне Робин Гудов нет, правдоискатели не требуются.

В мае Аминат Хамбулатова наконец написала Путину и Кофи Аннану, генсеку ООН. Один и тот же текст — под копирку, в котором всего три вопроса после краткого изложения фактов с просьбой содействовать получению конкретных ответов:

«1. Кто издевался, мучил, пытал моего сына и какими законами руководствовался?

2. В чем его вина

3. Почему прокуратурой не возбуждается уголовное дело и не ведется расследование?».

 …Сегодня, как известно, сотни матерей в Чечне разделяют судьбу Аминат. Они пытаются добиться расследования обстоятельств смерти и исчезновения своих сыновей. И вот что удивительно — даже они не разделяют ее настойчивости и редкого упорства. Я была поражена: почему? И мне было объяснено следующее: поймите, в Чечне такая ситуация, что каждое доведенное до ума — то есть дошедшее до найденных и наказанных убийц — уголовное дело по ОТДАННОМУ ТРУПУ уменьшает шансы остальных семей на то, что отдадут труп следующего похищенного человека… Есть труп — молчите и будьте благодарны.

Пройдут годы, и мы, конечно, будем удивляться, что не сошли в 2004 году с ума, что даже могли дышать, пить и есть…

Матери считают счастьем, если труп есть. Пусть изуродованный, пусть дитя твое проколото штыками насквозь — все равно ЭТО СЧАСТЬЕ. Таким образом, операция по спасению РФ от «сил международного терроризма» стала блицкригом по уничтожению всего живого в душах еще живых людей. Достоевский не поверил бы. А Толстой тем более… О котором вспомнить — самое время: дорога из Савельевской в Грозный как раз идет через Толстой-Юрт, огромное старинное село, в котором, по преданию, бывал Лев Николаевич и именно здесь познакомился с учением Кунта-Хаджи, чеченского святого, и эти впечатления легли в основу теории «непротивления злу насилием»…

Тебе — труп, а ты — спасибо?..

Анна ПОЛИТКОВСКАЯ,