Из всех заявлений, сделанных на прошедшей неделе политиками, самыми важными оказались заявления Владимира Путина. Его слова о том, что он не будет доводить нефтяную компанию ЮКОС до банкротства, имели огромное значение, потому что, к худу или к добру, суд над двумя крупными российскими инвесторами по обвинениям в мошенничестве и неуплате налогов стал своего рода показательным процессом для капитализма в России. И прогресс России, каким бы ущербным он ни был, стал, в свою очередь, примером хромающего, но действительного прогресса, к которому могут стремиться ослабленные страны Ближнего Востока или Африки.
Независимо от того, какая сторона, на ваш взгляд, более коррумпирована – слишком самоуверенный господин Путин и его прокуроры или магнаты ЮКОСа, созерцание бизнесменов Михаила Ходорковского и Платона Лебедева в клетке в зале суда вызвало большую тревогу. Если наши модели не способны к прогрессу, нам следует ожидать новых бед, захватов заложников и войн. Это и объясняет значительный интерес к тому, сокрушит ли Путин ЮКОС.
То, что подобные решения имеют ключевой характер, можно понять после прочтения статьи Нэнси Бердсэлл и Эрвинда Сабрэмэниана в американском издании Foreign Affairs. Авторы – Бердсэлл возглавляет Центр глобального развития в Вашингтоне, Сабрэмэниан – представитель Международного Валютного фонда – объясняют самые разнообразные беды мира одним словом, и это слово "нефть".
Нефтяная бонанца (неожиданная удача. – Прим. ред.) может принести пользу стране с развитой правовой структурой – Великобритании, Норвегии или штату Аляске. Но там, где гражданская ответственность, нормы права и демократический процесс лишены твердости, нефтяные потоки ведут к истреблению. Само присутствие нефти превращает законопослушных граждан в преступников и толкает страны назад к хаосу, религиозному фундаментализму и отчаянию.
Миллионы африканцев, которые погибли в конце 1960-х в битвах за Биафра, стали самыми трагичными жертвами этой силы. Суть этой истории была не просто в голодной смерти или племенном конфликте (как писала пресса в то время), но также отразила попытку восточного народа Нигерии игбо установить контроль над нефтяными ресурсами.
Понятие нефтяного проклятия не входит в традиционную концепцию экономики развития, которая считает подобные природные ресурсы благом для развивающихся стран – своего рода эквивалентом денег в банке, доступным, скажем, для использования на создание инфраструктуры. И все же мы то и дело видим упоминание об этом проклятии – не только на страницах Foreign Affairs, но и в книгах, и в периодических изданиях самого разного политического спектра.
Левые экономисты давно подметили, что империалистический или колониальный контроль над природными ресурсами – нефтью Ближнего Востока, маковыми полями Центральной Азии, сахарным тростником британской Гайаны, табаком американского юга – дал владеющим этим контролем возможность подавлять местное население. Этот взгляд был интеллектуальным предшественником представления о том, что США хотят управлять миром через нефтедоллары Halliburton.
Ориентированные на рынок правые больше склоняются к идее о том, что любой капитал, даже нефтекапитал, есть зло. И все же в прошлом веке рыночные мыслители от Манкура Олсона до Питера Бауэра начали указывать, что, проанализировав постколониальный опыт, можно увидеть: проблема крылась в природных ресурсах, а не в колонизаторах. Действительно, отсутствие природных ресурсов может быть преимуществом. Япония, Западная Германия и Сингапур – все достигли процветания, потому что были вынуждены развивать промышленный или интеллектуальный капитал.
Бердсэлл и Сабрэмэниан привносят в этот взгляд анализ проблемы гражданских институтов. Они отмечают, что нефтяное богатство освобождает государство от необходимости оказывать налоговое давление (Саудовская Аравия). Государство, таким образом, не заинтересовано ни в наращивании частного сектора, ни в материальном благосостоянии своих граждан. Нет потребности в гражданских отношениях – ни с той, ни с другой стороны. Права собственности, договорное право, заслуживающие доверия суды – на наш взгляд, основы – кажутся необязательными. Государство может вести себя так, как ему вздумается. Или красть.
Более того, нефтяное проклятие проявляется даже там, где государство и те, кто контролирует нефтяные ресурсы, уже разделены – например, в России. Это происходит потому, что правительство на самом деле не любит конкурирующую власть. Битвы на основе обвинений в преступлениях отдельных лиц (дело ЮКОСа) могут в реальности быть обусловлены желанием национальных правительств подмять конкурирующий центр власти (нефтяную компанию) или вновь установить контроль над ним. Эта динамика наблюдается даже тогда, когда участвующие стороны клянутся, что их действия лежат в судебной сфере (вероятно, как Путин).
Как в эту схему вписывается Ирак? Бердсээлл и Сабрэмэниан указывают на недопустимость приватизации нефтяной индустрии, которая, по их мнению, породит коррумпированную иракскую олигархию. Контролировать нефтяные месторождения и распределять доходы должна международная власть, а нефтяные деньги – по праву принадлежать иракскому народу. Однако сложно доказать, что такой власти можно будет доверять (особенно учитывая данные о том, как ООН выполняла свои функции доверенного лица по программе "Нефть в обмен на продовольствие").
В свете этого приватизация может оказаться наилучшим вариантом. В конце концов, есть и иные, более эффективные способы распределения собственности, а не только российский метод, при реализации которого ход вещей испортила программа займов в обмен на акции.
Может быть, Путину еще удастся создать заслуживающую доверия экономическую культуру в России. Тогда компании, подобные ЮКОСу, в итоге станут ручными и безотказными. В самом деле, у истоков многих сегодняшних авторитетных американских компаний стояли бароны-разбойники.
На данный момент даже заинтересованность в этих дебатах является позитивным признаком сама по себе. Если мы поймем, как между собой связаны дело ЮКОСа, Ирак и насилие над народом игбо, станет ясно, что наша важнейшая экономическая задача – снять нефтяное проклятие.
Financial Times
Инопресса
