Молодые люди начали пропадать несколько месяцев назад - один за другим, совершенно бесследно. Прокурор Рашид Оздоев заподозрил в этом систему и предположил, что, возможно, исчезновения людей были связаны не с обычной преступностью, а с деятельностью российских спецслужб.

Затем Оздоев пропал сам. В местном аэропорту он сошел с московского самолета - он возил в столицу свой доклад, в котором предположительно содержались сведения о злоупотреблениях Федеральной службы безопасности, - сел в свою машину и выехал из аэропорта. Больше его никто не видел.

Это дело потрясло всю Ингушетию, одну из республик на юге России, где обстановка и так уже накалилась в свете недавней волны насилия и похищений людей. Поиски пропавшего прокурора ни к чему не привели - следов не осталось. Ни один сотрудник спецслужб допрошен не был. А некоторые коллеги Оздоева нервно говорили, что, хотя и предполагают, что служба безопасности решила просто заткнуть рот не в меру ретивому прокурору, но не имеют возможности как-то повлиять на ситуацию.

'Похоже, что его забрали спецслужбы', - торопливо сказал нам его друг и коллега по прокурорской работе Михаил Ахилиев в коридоре здания прокуратуры, где эта версия даже не рассматривается, 'Все говорят 'мы ничего не знаем'. Это стена какая-то. Нет Рашида, и все'.

Представитель Службы безопасности, больше известной по своей русской аббревиатуре 'ФСБ', не согласился с обвинениями в том, что за похищением стоит его ведомство. Однако это не утихомирило сомневающихся и вновь привлекло внимание ко все возрастающей роли структуры-наследницы КГБ с обществе. В течение уже четырех лет, с тех пор, как директор ФСБ Владимир Путин стал президентом России, Служба набирает все большую силу.

В таких местах, как Ингушетия, от которой рукой подать до раздираемой войной Чечни, ФСБ все расширяет свою деятельность, которой местные власти мало что могут противопоставить, тем более что региональную власть возглавляет также бывший офицер КГБ и союзник Путина. По данным правозащитников, подозревающих, что за всплеском насилия стоят российские спецслужбы, за последние шесть месяцев пропали без вести как минимум сорок человек, в основном этнические чеченцы и ингуши.

'У нас здесь прямо Бермудский треугольник', - сказал нам вооруженный пистолетом коренастый телохранитель еще одного прокурора из Ингушетии. На самом деле, по его словам, без вести пропало намного больше сорока человек. Он попросил не называть его имени: 'Надо следить за тем, что говоришь. Меньше скажешь - больше проживешь'.

Единственный человек, продолжающий активно искать Рашида Оздоева, - его отец Борис, который уверен, что его 27-детний сын пал жертвой ФСБ и никто не хочет расследовать его исчезновение, потому что боится. 'Это что-то ужасное', - говорит Борис Оздоев, 'власть ФСБ поистине огромна'.

'Чем они отличаются от террористов'? - спрашивает он, утверждая, что агенты ФСБ одинаково активно действуют по обе стороны закона, 'Единственное их отличие - то, что у них есть государственная 'крыша''. 'Крыша' - это русское слово, обозначающее покровительство мафии.

Шестидесятилетний Борис Оздоев - отнюдь не антигосударственный радикал. В советские времена он в течение 20 лет был судьей, затем членом регионального парламента Ингушетии. И сам он, и вся его семья посвятили всю свою жизнь поддержанию законности и порядка в своем горном регионе, который к тому же богат нефтью. Его второй сын - офицер ФСБ.

Когда в марте Рашид пропал, у него уже был десятилетний стаж государственной службы, и его повысили до должности заместителя главного прокурора. В своем скромном кабинете в конце коридора третьего этажа здания прокуратуры он, по словам отца, написал три доклада, в которых содержались жесткие обвинения в адрес ФСБ за ее деятельность за последние шесть месяцев. Отец пытался отговорить Рашида, ради его же блага и безопасности.

Один из этих докладов - аналитическая записка, посланная в конце прошлого года полковнику Сергею Корякову, местному начальнику ФСБ - попала в руки одного журналиста. В ней прокурор обвинял ФСБ в том, что она спустила на тормозах дело о трех взрывах в Ингушетии в 2002 году. Время от времени ФСБ обвиняют в том, что она из политических соображений организует террористические акты, а затем прекращает расследования, которые могли бы вскрыть ее причастность к ним.

Самый последний доклад о злодеяниях ФСБ, по словам Бориса Оздоева, состоял из 14 страниц. Его сын отвез его в Москву, а 11 марта прилетел обратно в Ингушетию. С собой он привез DVD с записью фильма 'Последний император' и собирался посмотреть его вместе с другом Михаилом Ахилиевым у него дома. Однако так и не посмотрел.

'Мы объездили все вокруг, всех опросили - ничего', - говорит Ахилиев, 'ни его самого, ни машины'.

Борис Оздоев утверждает, что в своем расследовании исчезновения Рашида он вышел прямиком на Корякова. По словам Оздоева, его второй сын нашел машину брата, зеленую 'Ладу', под брезентом в одном из гаражей ФСБ, но впоследствии ее там не оказалось. После этого, говорит Оздоев, до него и дошли слухи о том, что его сына похитили офицеры ФСБ.

По ингушским национальным традициям, Борис Оздоев и все остальные взрослые мужчины семейства договорились о встрече с одним из офицеров ФСБ и его родственниками. На этой встрече тот признался в том, что действительно участвовал в похищении, и добавил, что приказ об операции отдавал Коряков.

'Они устроили аварию на дороге и остановили машину [Рашида]', - говорит Оздоев. Он вспоминает, что тот офицер ФСБ рассказывал, что затем Рашида схватили, затолкали в другую машину и увезли, а остальные отогнали с дороги зеленую 'Ладу'. 'Он сам не знал, зачем они это делают. Ему приказывал лично полковник Коряков'.

Двоюродный брат Бориса 65-летний Муса Оздоев, экономист на пенсии, подтвердил нам, что он также был на той встрече и слышал, как человек из ФСБ признавался в содеянном. 'Он сидел в другой машине, говорит, что играл роль водителя. Остальные занимались другими делами', - говорит Муса.

В течение двух недель Коряков не соглашался на интервью, даже по телефону, ссылаясь на занятость. Представитель ФСБ сообщил, что полковник отрицает, что он отдал приказ о похищении Оздоева. 'Если бы он это сделал, его тут же уволили бы', - сказал нам представитель спецслужбы Алексей Байгушкин. Он отверг обвинения в адрес ФСБ и сказал, что это пропаганда террористов, за которыми охотятся силы правопорядка. 'Понимаете, иногда террористы используют не только бомбы, но и информационные каналы', - сказал он.

Дело Оздоева предстает в новом свете в контексте подозрений правозащитных организаций и местных жителей в том, что война в Чечне, в которой чеченские сепаратисты воюют против российских войск и их чеченских союзников, все больше перекидывается на Ингушетию. По информации, собранной от родственников пострадавших, за последние месяцы погибли или были ранены более десятка людей. Некоторые из них были казнены без суда и следствия.

В начале марта вооруженные люди остановили машину недалеко от села Алтиево, вытащили наружу пассажиров и расстреляли одного из них, упавшего на землю. Затем они открыли огонь по другой появившейся невдалеке машине и убили находившуюся в ней 24-летнюю девушку. По информации правозащитного общества 'Мемориал', у них есть доказательства, что стрелявшие были офицерами ФСБ.

Затем в начале апреля некто предпринял попытку убить президента Ингушетии Мурата Зязикова, направив свою начиненную взрывчаткой машину на его кортеж, однако Зязикову спасла жизнь броня его 'Мерседеса'.

Похищения в Ингушетии проводятся по тому же сценарию, что и Чечне, где спецслужбы уже несколько раз обвинялись в том, что именно по их вине среди ночи бесследно пропадают люди.

Как рассказывает местный житель 30-летний Магомед Муцолгов, в декабре вооруженные люди в камуфляже и масках, выпрыгнувшие из машины рядом с его домом в Ингушетии, схватили его 29-летнего брата Башира. С тех пор Башира никто не видел, но его брат говорит, что друзья, работающие в ФСБ, сообщили ему, что Башира похитили именно спецслужбы. 'Таких случаев слишком много, чтобы можно было принять их за простые совпадения', - говорит Магомед.

Сына жителя Ингушетии Мухаммеда Яндиева, 24-летнего Тимура, увезли в марте шестеро людей в масках и камуфляже. 'Если те, кто его забрал, знают за ним какие-нибудь преступления, пускай скажут мне', - говорит 63-летний Яндиев. Однако прошло уже столько времени, и он боится, что его сына уже нет в живых. 'Я не знаю - либо их где-нибудь пытают в подвале, или их уже нет с нами'.

По словам властей, проблема носит локальный характер. Мурат Зязиков, бывший офицер КГБ, а сейчас президент Ингушетии, сказал в одном из своих интервью, что он знает только о семи делах по поводу исчезновения людей. Однако он признал, что [в Ингушетии] федеральные войска хотели проводить такие же 'зачистки', или попросту чистки, как в Чечне, но он не дал им это сделать.

'Для нас это неприемлемо. . . Мы не хотим воевать', - сказал он в своем кабинете под портретом деда, который тоже когда-то правил этим регионом, 'Нам нужны стабильность, мир и взаимопонимание'.

Зязиков, при котором в Ингушетии начали восстанавливаться школы, дома и мосты и значительное количество чеченских беженцев было отправлено на родину, иногда и помимо их желания, отказался комментировать обвинения в адрес ФСБ, однако заявил, что каждый случай [похищения людей] тщательно расследуется.

Официальное расследование исчезновения Рашида Оздоева зашло в тупик. Начальник следственной бригады Нурди Доклаев не исключил причастность ФСБ к этому делу, однако, по его словам, он не смог вызвать на допрос на Корякова, ни других офицеров, поскольку управление ФСБ в письменном виде известило его, что не обладает никакой информацией о предполагаемом похищении. 'У меня официальный ответ, что они не располагают никакой информацией', - говорит Доклаев. - С чем я к ним пойду, у меня совершенно нет доказательств!'.

Доклаев заявил, что вряд ли доклады Оздоева могли бы подвигнуть ФСБ на совершение такого преступления, потому что они не были настолько важны. 'Если бы мы пропадали из-за наших докладов, нас бы никого уже здесь не было'. Однако при этом он не исключил, что, раз брат Оздоева работает в ФСБ, у них есть шанс самим раскрыть это дело.

Именно это Борис Оздоев и пытается сделать. У него большие связи, налаженные за годы работы в суде и в парламенте, и он нашел людей, продающих информацию. Они сказали, что его сына держали в Чечне, но на прошлой неделе перевезли куда-то еще.

'Я ищу своего сына где только можно', - говорит он, 'и рассказываю людям о том, что здесь творится, чтобы не допустить второй Чечни'.

The Washington Post