Государственные модели мусульманских стран, при всем их разнообразии, располагаются в ограниченном диапазоне между двумя четко различимыми этатическими полюсами: на одном полюсе мы видим теократические монархии, а на другом - классические демократии западного образца. Саудовская Аравия и Турецкая Республика дают довольно ясное представление об этих противоположных полюсах.
Поставим вопрос: может ли одна и та же религиозная система, к тому же с наиболее канонизированными, в сравнении с другими религиями, принципами общественного обустройства, одновременно допускать два столь антагонистичные друг другу социальные модели, как шариатская монархия в Саудовской Аравии и секуляризированная республика в Турции? Ответ очевиден и он однозначно отрицателен.
Но мы поставили этот вопрос не для того, чтобы в этой статье заниматься выяснением, какая из названных государственных моделей (точнее - моделей власти) наиболее адекватно отражает коранические каноны и Сунну Пророка (с.а.с.). Мы просто хотели показать, что при известных обстоятельствах мусульмане могут с большим или меньшим терпением мириться с самыми противоположными друг другу типами государств и государственной власти, даже если некоторые из них открыто дистанцируются от религиозных предписаний в сфере общественного обустройства.
Каждая государственная элита мусульманских стран по-своему решает проблему острой критики или даже открытых насильственных действий со стороны тех слоев населения и организаций, которые в современных политических дискурсах принято называть "исламскими фундаменталистами". В Турции, к примеру, регулярные победы на демократических выборах так называемых исламистов с такой же регулярностью аннулируются совсем недемократическим вмешательством армии. В Египте и Пакистане на стороне правящих элит задействованы не только армии, но и ученые-богословы (алимы), убеждающие верующих в том, что светская модель государственного обустройства не только не противоречит сакральным установлениям, но и является единственно верным их отражением. У Саудовских и иных мусульманских монархий свои проблемы (их обвиняют в нелегитимности наследственной власти с точки зрения ислама) и свои гибкие способы противодействия оппозиции.
Стоит отметить, что государственные режимы мусульманских стран до сих пор более или менее успешно избегали социальных революций под религиозной идеологией (Иран - исключение, подтверждающее правило; кроме того, после смерти Хомейни Иран с увеличивающейся скоростью дрейфует в сторону установления светского демократического режима власти). Удавалось это главным образом потому, что народы мусульманских стран, абсолютно чуждые, наперекор устоявшемуся на Западе и в России мнению, экстремизму и массовому насилию, остерегались разрушительных революций, первой жертвой которых становится та самая справедливость, ради которой революции начинаются.
Однако затем в мусульманском мире началась длительная череда разрушительных социальных взрывов, продолжающаяся по сей день. Но началась только после того, как в мусульманскую страну вторглись иностранные войска. Речь идет о вторжении в 1979 году СССР в Афганистан. Когда местная власть, воспринимаемая законной если и не всеми афганцами, то, по крайней мере, значительной их частью, была бесцеремонно свергнута, а на ее место посажены откровенные марионетки, сами собой исчезли все нравственные факторы, удерживающие богобоязненных мусульман от массового насилия.
"Шурави", уничтожив в Афганистане структуру существовавшей на тот период государственной власти, тем самым реанимировали догусадарственные формы этнической самоорганизации - родоплеменные. Поскольку ислам строжайше предписывает беречь кровнородственные связи, то они сохранили свою прочность практически у всех мусульманских народов.
Иначе говоря, оккупанты оказались один на один против народа, который явочным порядком возродил те самые формы общественной организации, которые были присущи самым первым мусульманам эпохи Пророка (с.а.с.) и первых халифов, и, естественно, вместе с этими ранними формами общественной самоорганизации возродился и ранний, первичный, "патриархальный ислам", который и называют "фундаментальным исламом", исламом раннего и - как убеждены мусульмане - самого справедливого халифата первых четырех халифов.
Здесь простой, лежащий на поверхности вывод - демонтируя государство мусульман, оккупанты неминуемо превращают их в "исламских фундаменталистов", потому что никакие формы общественной организации, принесенные на штыках оккупантов, мусульмане не признавали и никогда не признают легитимными. Со "своим" государством мусульмане могут мириться, сколь бы это государство не было "плохим", но лишенные "своего" государства, никогда не примут предлагаемые оккупантами формы общественной организации. И, в силу этой причины, возвращаются на "запасной аэродром" патриархальной самоорганизации, регулируемой "патриархальным", первичным, "фундаментальным" исламом.
После Афганистана была Чечня, а ныне Ирак и снова Афганистан - и везде интервенты умудрились попасться в ту же ловушку, что и "шурави" в свое время в Афганистане. Свергая местные правительства и насаждая на их место своих марионеток, оккупанты в Чечне, в Ираке и опять в Афганистане демонстрируют абсолютное незнание менталитета исламских народов. Повторимся: если легитимность прежних властных элит в этих странах если и ставилась кем-то из местного населения под сомнение (Масхадов - особый случай, его легитимность не подвергалась ни малейшему сомнению не только в Чечне, но и нигде в мире, в том числе и в России), то эти сомнения не идут ни в какое сравнение со всеобщей убежденностью в абсолютной нелигитимности марионеток, сидящих на штыках завоевателей.
Какой вывод из этого следует? А вывод очень простой. Объявив целью своих вторжений в исламские страны "борьбу с религиозным экстремизмом и терроризмом", страны-агрессоры убрали в лице национальных правительств последние препоны, которые удерживали мусульман от самых радикальных форм социального протеста, то есть от открытой вооруженной борьбы за установление исламского порядка, исламской справедливости, исламского образа общественной жизни. Сказанное подтверждается закономерностью, которую легко заметить: "исламский фундаментализм" имеет наиболее прочные идеологические позиции и наиболее стойких приверженцев, отстаивающих их с оружием в руках, именно в тех мусульманских странах, которые стали жертвами иностранной агрессии - в Афганистане, Чечне, Ираке.
В самом начале американского вторжения в Ирак один из наших авторов выразился в том смысле, что исламский мир, этот "спящий гигант", будет разбужен "бесцеремонными пинками американских морских пехотинцев". Для исламского мира это - историческая закономерность. Потеряв свои национальные правительства, сколь бы плохими они ни были, и оставшись без их посредничества в общении с Западом, который, к тому же, оккупирует их земли, мусульмане рано или поздно, но неизбежно начинают освободительный джихад под лозунгами исламской справедливости, чей образец каждый мусульманин видит в правлении Пророка (с.а.с.) и первых четырех праведных халифов, что и представляет собой тот самый "исламский фундаментализм", который так пугает западного и российского обывателя.
Если Россия, США и союзниками Вашингтона по НАТО добиваются радикализации исламского мира и установления в нем повсеместно режимов, сходных с правительством талибов, то действия "антитеррористической коалиции" можно считать очень успешными и эффективными. Только непонятно, почему российская и западная пропаганда демонизирует ту первозданную форму общественного обустройства, тот "исламский фундаментализм", который стремительно распространяется по всему мусульманскому миру благодаря титаническим усилиям Кремля, Белого дома и многих европейских столиц.
М. Висаитов
Чеченпресс
