Чеченка поющая по русски

Чеченка поющая по русски

Никто не знает, как стать популярным. Как родить песню, под которую будут плакать и мужчины, и дети, и женщины, передавая и переписывая кассеты, слушая еще и еще, не обращая внимания на слезы?..

       У Лизы Умаровой, бывшей актрисы, а теперь скромной продавщицы книг, это получилось так. В сентябре прошлого года она ехала из Грозного в Нальчик, чтобы за сто долларов в тамошней студии знакомый музыкант записал сочиненные Лизой несколько песен патриотического, гражданского содержания. Песни нравились друзьям и родственникам, и, собственно, все… Ничто не предвещало ничего другого.

      

       ДОСЬЕ

       Лиза Умарова родилась и выросла в Казахстане. По профессии — актриса драмтеатра, закончила Ярославский театральный институт, но муж запретил играть на сцене. Работала директором дома культуры в Грозном до начала первой чеченской войны. Потом превратилась в беженку. Сыну — 14 лет, дочкам — 10 и 8 лет.

      

       Ехать от Чечни до Кабардино-Балкарии два часа, Лиза устроилась на заднем сиденье трескучей грозненской маршрутки, и та затарахтела к выезду из города, по «местам боевой славы». Горы мусора вместо домов, бомбовые провалы в устоявших стенах, зияющие пустоты «там, где встречались мы с тобой», — грозненский экстрим, превращенный в будни.

       — Я смотрела на эти руины и в сотый раз думала, какой же ужас нас окружает… После Москвы, например, — рассказывает Лиза Умарова. — Ну чем наш город — не герой? Если Киев — город-герой? И Ленинград тоже?.. Думала-думала, и пошли слова и музыка. Записала их в блокнотик. Приехала в Нальчик. Начали работать. «Какую первую песню будем писать?» — спросил музыкант. Я: «Грозный — город-герой». Он: «Но в твоем списке такой нет». Я: «По дороге придумала». Музыкант послушал и сразу сказал: «Она будет хитом».

       Сегодня «Грозный — город-герой» в Чечне, как газмановские «Офицеры, офицеры» — в военной среде. Прямое попадание в самую точку тысяч сердец, измученных фронтовым ПМЖ. «…Грозный! Ты сегодня — город-герой. Грозный — и все чеченцы гордятся тобой. Хоть твои улицы развалены и наше детство под завалинами. Но мы гордимся, столица, тобой. Грозный — город-герой»…

       Это — припев. Остальное — про то, как «ты не дрогнул, не сдался, не пал»... И — многократный гортанный выкрик низким Лизиным голосом: «Грозный! Ты сегодня — город-герой!». Песня о том, что каждый в Чечне видит вокруг и чувствует по этому поводу. И о том, что можно очень постараться и унизить целую республику, доведя народ до полного молчания, и даже утешать себя: мол, все сдались на милость победителю. Но песни народ будет любить только те, которые расскажут о совершенно противоположном: о неуничтоженной гордости, о недрогнувших сердцах, о стойкости.

       В прошлом сентябре, когда Лиза вернулась из Нальчика и выпустила кассету из своих рук: сначала друзьям подарила, а те еще кому-то, и далее по цепочкам знакомых, песня о Грозном сразу заняла первые места чеченских хит-парадов. На базарах, естественно. Других нет. «Когда-нибудь это будет гимн нашего города, — говорили мне люди. — Слушай, и ты все поймешь про нас. Важны слова».

       — На «Кавказе» (блокпост на выезде из Чечни в Ингушетию) меня недавно задержали, — продолжает звезда. — «Это какая-такая Лиза Умарова? — спросил охранник, крутя паспорт. — Которая поет?» Действительно, я сама себя слышу, проходя блокпосты, — федералы крутят. Я очень испугалась, что за мои песни меня сейчас тут задержат и я пропаду, — ответила: «Нет, другая. Та, наверное, на «Мерседесе» ездит, а я пешком». Охранник согласился: «Конечно, на «Мерседесе». Тысячи кассет продаются».

       Лиза — женщина несколько не от мира сего, витает где-то на своей орбите. ВСЕ ее кассеты расходятся только пиратским способом, она же не получает ни гроша, не может ни за чем уследить и что-либо в свою пользу наладить, хотя и мечтает об этом и по-прежнему живет продажей книг и тем, что присылают братья из Казахстана.

       Сейчас бездомная (дом в Грозном разрушен, документы сгорели) Лиза с тремя детьми снимает квартиру в Москве — «чтобы детям дать хорошее образование», — и там у нее полстола на кухне. Вот и вся тайна творческой лаборатории звезды. Песню «Русские матери» придумала, стирая в ванной.

       — Я терла белье и думала: до какой же степени наши слезы и наше горе — чеченских и русских матерей — одинаковы? Пришли строчки… Я все бросила, записала слова на кухне и вернулась к стирке…

       — А о ком песня «Гармонист»? Она людям так нравится… Не о том ли музыканте, которого все знали, — он играл на центральном рынке в Грозном и погиб в первую бомбежку в октябре 99-го? Того гармониста многие помнят.

       — Нет, это совсем другая история, это было в прошлом году. На том же центральном рынке я часто слушала гармониста — он играл старинные чеченские мелодии, которые и моя мама исполняла, а она давно умерла. И вот в очередной раз гармониста на рынке, на привычном месте, не оказалось. Я спросила женщин, торгующих там, они объяснили, что он убит. Сочинила песню… Я тоже слышала от людей, что многие считают: эта песня о гармонисте, погибшем в начале войны. Сколько бы я ни убеждала, что это о другом, никто не слышит. Ну пусть будет так… Песня — о всех погибших в войну чеченских гармонистах…

       — А к кому вы обращаетесь песней «Вставай, Россия!»?

       — Ко всему народу российскому. И к чеченцам, конечно, тоже. Войну затеяли не только русские, но и чеченцы. Я обращаюсь: «Люди, опомнитесь! Кричите о том, чтоб война была закончена». Руслан Аушев как-то говорил, что, когда был «Норд-Ост», он шел по Москве и удивлялся: там — сотни людей под прицелом, а в другой части города — бары, рестораны, казино открыты… Равнодушия к боли других много вокруг. У каждого — свой протест войне и равнодушию. Мой протест — в этой песне. Я все-таки не думаю, что «Грозный — город-герой» — хит. Очень это спорно. Мужчинам, заметила, почему-то нравится «Душа моя». Мальчик девятилетний плакал. И старик плакал. Это песня, которую я сочинила, как только началась вторая война. В 99-м. «Душа моя… Куда б ни мчали нас мечты, душа моя, ты лишь в Чечне находишь счастье и покой, душа моя… О, сколько бед перетерпели мы с тобой, душа моя. О, как страдали мы с тобой, душа моя, но лишь в Чечне…».

       — Вы поете в сборных концертах чеченских артистов?

       — Нет. Это пир во время чумы. Да меня и не приглашают, потому что знают мою позицию, — я не пойду. В Москве меня зовут в рестораны наши богатые чеченцы. Две тысячи долларов, три тысячи за вечер предлагают. Иногда: «Приди хоть на час, спой». Я говорю: «Вы слышали мои песни?». Они: «Да». Я: «Так вы, наверное, не поняли, о чем я пою. Еще раз послушайте «Вставай, Россия!», первая строчка — для вас. «Вам — Канары, казино, рестораны. А в Чечне идет война…». Обычно трубку положат, и все. Некоторые начинают злорадствовать: что из себя корчишь. Но я не корчу — это просто моя душа. Я так живу.

       — Но вы бы могли на вырученные деньги сразу записать все оставшиеся песни!

       — Конечно. Но… Не могу.

       В Москве тип песенного исполнения, подобный Лизиному, называется гражданской попсой — с упором на последнее слово. То есть Умарова — этакое чеченское «Любэ» в одиночку с примесью Газманова: простые мелодии, повторить которые несложно, и патриотические духоподъемные тексты.

       Заметно лишь одно отличие. В Москве эта разновидность музостихосложения в прогнозируемые хиты — давно старательский промысел и золотая жила на фоне неосоветских настроений толпы. Когда Расторгуев поет по телевизору якобы с чеченской передовой, то ни у кого нет сомнений, даже у фанаток, что это подделка — рисованные декорации. Но война, тюрьма — и хит выпечен. Лиза же — действительно прямиком с фронта, слова ее простые, но настоящие, какие говорят друг другу, вылезая после обстрелов из подвалов.

       Она с той стороны фронта, где столпились люди, попавшие под колесо и не знающие, что еще придумать, чтобы уцелеть. Собственно, Умарова и запела только потому, что сама попала под то же колесо и терпеть мочи больше не осталось. Что же касается «звездизма», то он пришел случайно, Лиза ни на что не рассчитывала, поэтому и пользоваться не умеет. Другие чеченские исполнители, работающие сегодня, поговаривают о песнях Умаровой: мол, примитивно, непрофессионально…

       Конечно, аранжировки не киркоровские. Но где взять другие, если по сто долларов за восемь песен, а «новые чеченские» — богатая диаспора, предпочитает спонсировать Алену Апину и Авраама Руссо?.. Звук плывет, басы недотягивают, голос дрожит.

       А люди — плачут. Учителя, кандидаты наук, крестьяне, министры, матери погибших… Все.

       И тут еще раз об одном феномене, связанном с Умаровой. Она — самая популярная певица и на блокпостах в Чечне. Офицеры, не выходящие за пределы Ханкалы, главной военной базы на окраине Грозного, просят сегодня тех, кто бывает в Грозном, обязательно вернуться с кассетой Умаровой. Чеченская гражданская лирика перебивает «Давай за»…

       Получается: хотя в Кремле не верят ни единому слову о чеченской войне, которое было бы произнесено вне контекста борьбы с международным терроризмом, — те, кто находится непосредственно в эпицентре этой «борьбы», уже думают иначе. Не все так примитивно, как кому-то легче предполагать.

       — Почему вы пишите и поете песни по-русски? Чтобы военные вас услышали?

       — Нет. Просто это мой язык, я выросла на нем.

       — Как проходит ваш день — самой популярной чеченской певицы 2004 года?

       — В ожидании звонка, что мне кто-то сделает заказ на книги.

       — А заказ на песни ждете?

       — Нет. Предложений о поддержке я не получала.

 

Новая Газета


© Kavkazcenter.com 2020