Старая-старая история… о том, что главная проблема президентов — в их окружении, а главная задача окружения — в превращении пространства вокруг президентов в информационный вакуум…
       Напомним предысторию этого материала: в последние месяцы Ингушетию, вслед за Чечней, накрыла волна похищений и внесудебных расправ, творимых силами военнослужащих без всякой оглядки на власть и Конституцию. Наша газета написала об этом — интервью с родственниками похищенных, фотографии жертв. Президент Ингушетии Мурат Зязиков упрекнул газету в стремлении дестабилизировать обстановку в республике. Мы предложили уважаемому лидеру республики непосредственно, лично выслушать людей.
       Президент согласился. Но организация встречи вдруг стала увязать в попытках президентского окружения ее избежать. В конце концов президент настоял, и встреча состоялась. Не со всеми родственниками похищенных, а с одним из них, своеобразным делегатом от семей, судьей в почетной отставке Борисом Оздоевым, отцом старшего помощника прокурора республики Рашида Оздоева.
       
       Досье
       Рашид Оздоев — 29 лет, был похищен вечером 11 марта на окраине селения Верхние Ачалуки (по последним данным частного расследования). Его машину неожиданно протаранила «Нива» зеленого цвета и с тонированными стеклами. «Ниву» сопровождала «Газель» со ставропольскими номерами (26-й регион), из которой сразу же после удара выскочили вооруженные люди в камуфляже — в Ингушетии их называют «тяжелые» (либо бойцы мобильного отряда МВД РФ, дислоцирующиеся в Карабулаке, либо сотрудники ОКУ УФСБ по Северному Кавказу — оперативно-координационного управления УФСБ с центральной базой в Пятигорске). Все они — очень крупные, рослые, передвигаются в полной выкладке, настроены по отношению к населению крайне агрессивно. Третьей машиной группы захвата была серебристая «девятка», без номеров и тонированная. В ней находились сотрудники радиоразведки ингушского УФСБ — они «вели» машину Оздоева по его мобильному телефону. Чувствуя слежку, Рашид в тот вечер несколько раз позвонил по мобильному коллеге — старшему помощнику прокурора Кабардино-Балкарии Заиде Кодзоевой в Нальчик и настойчиво просил ее ни в коем случае не отключать мобильный, так как ему надо будет ей обязательно позвонить. Однако звонка уже не последовало, мобильный оказался выключен, а сам Рашид исчез. Похищение произошло через четыре дня после того, как Оздоев направил прокурорское представление на имя генпрокурора России о причастности УФСБ РИ к бесследным исчезновениям людей в Ингушетии. Человека, внешне похожего на него, но уже сильно избитого, позже видели как в Ханкале, на главной военной базе в Чечне, так и во владикавказском УФСБ. Далее следы приводят в Москву — Рашида повезли туда. Но ни в одном СИЗО Москвы и Подмосковья человек с такой фамилией не значится. 8 апреля Борис Оздоев отправил срочную телеграмму на имя господ Путина, Патрушева и Грызлова: «…Место нахождения моего сына не установлено. Правовых документов по его содержанию не предъявляется… Так порождается террор в нашем регионе. Требую срочного вмешательства...» Ответа нет до сих пор. Официальное следствие ведет Нурдин Доклаев, старший следователь республиканской прокуратуры по особо важным делам. Семью уже неоднократно предупредили «доброжелатели» из правоохранительных структур, что если будут поднимать шум, то дело засекретят и отдадут в военную прокуратуру, а самим им непоздоровится.
       Разговор получился сенсационный и нервный: Борис Оздоев говорил президенту о бездействии правоохранительных органов Ингушетии, о том, что никто всерьез никого не ищет, о прямой причастности ФСБ к внесудебным расправам в республике, а Мурат Зязиков рассказал, что он сам в похожем положении.
    
       М.З.: Вы знаете, меня взрывали 6 апреля. Так я уверен, что они палец о палец не ударят… Ничего не найдут, да и искать не будут. Я сам тоже веду свое собственное расследование, кто меня взорвал…
       Б.О.: Но у вас все-таки больше возможностей. Когда у нас случилась беда, я пришел сюда и сказал в приемной: «У меня похищен сын, старший помощник прокурора республики. Мне нужно поговорить с президентом». Ваш секретарь ответила: «Он бывает недоволен, когда я пускаю по таким вопросам».
       М.З.: Вы написали заявление на мое имя?
       Б.О.: Конечно. Но оно тут куда-то задевалось.
       М.З.: Было или нет заявление, но я попросил вмешаться Иссу Костоева, члена Совета Федерации от Ингушетии, Башира Кодзоева, депутата Госдумы…
       Б.О.: Но это было потом, а требовалась ваша срочная помощь. У нас была информация, что сын пока в Ханкале и во Владикавказе, что он еще жив. Я ходил не только к вам, не один раз побывал в газетах «Ингушетия» и «Сердало» — везде был отказ даже пару слов сказать. Мне запретили обратиться к людям по телевидению — может, кто был случайным очевидцем похищения… Позже, по результатам моего собственного расследования, я выяснил, что родственник главного редактора «Ингушетии» Гадаборшева непосредственно участвовал в похищении моего сына. Может, поэтому Гадаборшев делает все, чтобы не пускать информацию об этом?
       М.З.: В каком смысле — причастен? У вас есть доказательства?
       Б.О.: Да, прямые. Признательные показания перед стариками нашей семьи. В том числе и одного действующего сотрудника УФСБ, как и что он делал по прямому указанию генерала Корякова, начальника УФСБ. Я ходил в УФСБ — был на приеме у начальника отдела собственной безопасности Сергея Абрашина. Видел ту самую зеленую «Ниву», серебристую «девятку» и «Газель». Как раз загружались «тяжелые»… Загружаются — уезжают — похищают — возвращаются — кому-то отдают наших людей… Я готов вернуть вам награду заслуженного юриста республики, которую вы мне вручили: вокруг творится что-то чудовищное.
       М.З.: Я правильно понял, что есть человек из УФСБ, который сам участвовал в захвате? И есть его показания? Прошу вас ознакомить меня. Мне самому надо понять… Можете устроить?
       Б.О.: Конечно. Мурат Магомедович, где людям искать помощи? Я могу вам дать список похищенных за последнее время. Там — 33 фамилии. Ни у кого из родных нет абсолютно никакой информации от официальных структур, все ищут сами.
       М.З.: Вы говорите неправду. Галаев утверждает: только семь фактов похищений.
       
       Досье
       Умарбек Галаев — и.о. прокурора Ингушетии. В интервью «Новой газете» сообщил, что в похищениях «ничего особенного нет. Их только семь. То, что к этому причастны военнослужащие, в прокуратуре данных нет. Все, куда мы направляли запросы по похищенным, включая ОКУ ФСБ, ответили одинаково: «никакими данными не располагаем». Документы Рашида Оздоева о беззаконных действиях УФСБ по РИ к материалам уголовного дела по его похищению не приобщены».
       — Способна ли прокуратура изменить ход событий? Вмешиваться в происходящее активнее? И какова мера ответственности за происходящие внесудебные расправы?
       — Есть, конечно, такая мера. Но какая — не знаю.
       
       Б.О.: Семь — это только по одной прокуратуре — республиканской. Другие дела — в других прокуратурах.
       М.З.: Значит, мне дали необобщенные данные?
       Б.О.: Да. Мы, родственники, даже отдельно посчитали похищенных ингушей — вот список для вас. Там нет пришлых, чеченцев.
       М.З.: Да какая разница — чеченец или ингуш. Никто не должен быть похищен. Я вообще не понимаю, что это за слово такое — «похищение». 13 апреля я провел совещание с руководителями правоохранительных органов республики и дал неудовлетворительную оценку их работе. Я их поднимал на совещании и спрашивал: «Почему такого-то похитили?» А они: «Не знаем». Да на хрена мне такие органы, которые ничего не знают! Так тогда и сказал: «Мне такие работнички не нужны». При проведении любых мероприятий должны соблюдаться законы. Их никто не отменял. Никаких зачисток! Я поднял на том совещании прокуратуру и сказал: «Прокурорский контроль ведь никто не отменял!» В ответ — ничего. Вы думаете, я удовольствие получаю от того, что тут происходит? В Чечне? На Юге России? Нормальный человек этим восторгаться не будет. Тут полно желающих, которые хотят превратить Ингушетию во вторую Чечню! Но я не позволю. Я потребовал: никаких машин с затемненными стеклами в республике, со спецталонами. Оперативных и неоперативных. Все машины — только с опознавательными знаками. Я подписал указ, парламент принял решение. И что вы думаете? Уже пошла прокуратура опротестовывать эти решения. То есть я — душитель свободы…
       Б.О.: Поймите, у нашей семьи — положение лучше, чем у других, у нас много связей в правоохранительных органах, мы хоть что-то можем узнать. Все остальные семьи похищенных находятся в полной информационной блокаде. Они не знают НИЧЕГО об участи своих близких. Никуда не могут пробиться. Многим намекают: мол, ваши — ваххабиты… Семьи ведут свой розыск. Многие писали заявления на ваше имя — и не получили ответов…
       
       Необходимое отступление
       Похищены в Ингушетии:
       Муцольгов Башир
       Оздоев Рашид
       Яндиев Тимур
       Сайнариев Султан (70 лет)
       Арсамаков Юсуп
       Арсамакова Лилия
       Латыров Руслан
       Льянов Магомед
       Цечоев Тимур
       Цечоев Иса…
       Как сообщил в интервью «Новой газете» и.о. министра МВД РИ Абукар Костоев, «похитители — военные. Эти похищения — при участии спецслужб из других регионов. Это у них называется спецмероприятия. Мы не можем запретить им действовать — таков приказ по МВД России. Если у машины спецталон, то досматривать ее мы не имеем права. Президент Зязиков нам дал указание: досматривать всех, под его ответственность, чтобы ни одна машина больше не въезжала в Ингушетию без досмотра и не выезжала».
       — Откуда в основном едут такие машины?
       — Со стороны Чечни.
       — Сколько удалось остановить со спецталонами за последнее время?
       — В Чечню вернули 15 машин. Большинство были без номеров.
       — А кем представлялись военные из этих машин?
       — Главным образом офицерами ФСБ. Они шли на принцип, что подчиняться нам не должны. Мы тоже — на принцип: пропустить не имеем права. Обычно они ссылаются на Корякова, главу ингушского УФСБ, что едут по согласованию с ним. (Глава УФСБ по РИ генерал Сергей Коряков, как и его заместители, от интервью и встречи с журналистом «Новой газеты» отказались. Несмотря на личную просьбу президента Зязикова. — А.П.)
       — Как вы оцениваете деятельность ОКУ ФСБ на территории Ингушетии?
       — Не могу отвечать.
       — Каковы причины похищений?
       — Причина одна — на территории Чечни идет война.
       — А кто жертвы, на ваш взгляд?
       — По нашим данным, среди них есть и участники незаконных вооруженных формирований. Но если бы мы знали, где они находятся, пустили бы все законным путем — следствие и суд.
       
       М.З.: Ваххабит, не ваххабит… Это человек. Я могу верить в кого хочу — мое личное дело. Пусть я двадцать пять раз ваххабит, но семья должна знать, где я нахожусь, если задержан, и какое предъявлено обвинение.
       Б.О.: Если мы сейчас не выйдем всем миром против этой заразы, последствия будут непредсказуемыми.
       — Мурат Магомедович, получается, что это даже хуже, чем 37-й год? — Это уже вмешиваюсь я. — Тогда хотя бы «тройки», «десять лет без права переписки», «враг народа», передачи можно было носить и посылать. Сейчас — полная неизвестность…
       — У вас нет личной заданности против меня?
       — Нет. Хотя в любом случае я — на стороне пострадавшего и, значит, против действий власти, если она не помогает пострадавшему.
       — Я тоже. Так вот, никакого 37-го года тут нет и быть не может. Я не допущу. Я сам в ссылке родился и знаю, что это такое. Мой родственник Идрис Зязиков — основатель ингушской государственности — погиб под пытками НКВД, и я не забываю об этом ни на секунду. Я — категорический противник всего, что происходит. Но я не могу никого снять — ни министра ВД, ни главу УФСБ. Но я с такими предложениями выйду. Все должны покинуть свои посты.
       — И глава УФСБ Коряков? Никто не забывает, что вы и сам — генерал ФСБ, уж извините. Усиление ФСБ в республике связывают, прежде всего, с тем, что вы — из этой системы.
       — Ну и что? Я не допущу тут «чекизма». Мое понимание: есть закон, и его никто не отменял.
       
       Послесловие
       Длинный и важный разговор…
       Но это только разговор. Посмотрите, что произошло: в апреле волна похищений в Ингушетии пошла на убыль, и это результат двух важных обстоятельств. Во-первых, несмотря на все усилия ингушского УФСБ, поддерживаемого РОШем (Региональным оперативным штабом по управлению антитеррористической операцией), информация вышла наружу, президент Зязиков занял позицию на стороне закона.
       Однако есть и вторая причина: спецслужбы получили то, что хотели, — человеческий материал. И больше пока не требуется. О чем речь? По нашим данным, из похищенных в последние месяцы в Ингушетии ФСБ лепит заговор — так сказать, «ингушскую «Аль-Каиду». Там не хватало женщины-шахидки (каждая «аль-каида» должна сегодня иметь шахидку) — и действительно, 18 апреля прямо с улицы Муталиева в Назрани, в двух шагах от правозащитного центра «Мемориал», была нагло похищена Хава Сосланбекова. Хава — сестра боевика, при ранении два года назад получившего полный паралич. Лучшая кандидатура? И вот ее затащили в остановившуюся рядом все ту же «Газель»… И след машины простыл.
       По нашим данным, часть похищенных будет предъявлена обществу как террористическая группа, имевшая целью… Да важно ли, какая «цель»… Важно, что некоторые уже признались в попытках свержения конституционного строя и связях с самим бен Ладеном…
       Это — типичный 37-й. Ликвидация неугодных по умолчанию и конструирование террористических сетей для политцелесообразной выгодной отчетности — захват, пытки, «десять лет без права переписки» на новом историческом этапе. И — на фоне тотального неверия общества в правоохранительную систему-защитницу. Вдумаемся еще раз: глава субъекта Федерации, не доверяя правоохранительным органам, ведет свое собственное расследование покушения на себя…

Новая Газета