В опросах россиян, показывающих их отношение ко второй русско-чеченской войне, всегда присутствуют два взаимоисключающих друг друга тезиса: «Эту войну невозможно выиграть», и «Эту войну необходимо продолжать» Такое сочетание только на первый взгляд кажется парадоксальным. Но при вдумчивом рассмотрении этот парадокс легко объясним. В начале декабря прошлого года лишь четверть (24%) россиян верила, что чеченское Сопротивление будет полностью подавлено, и вся Чечня будет возвращена в «лоно» РФ. Половина пребывала в убеждении, что эта война «окончится, как в 1996 году» или «приобретет затяжной характер и распространится на другие регионы Северного Кавказа». 51% россиян не верили, что российские власти смогут защитить их от диверсионных атак. Но при этом характерно, что 34% поддержали продолжение «широкомасштабной военной операции по ликвидации незаконных вооруженных формирований на всей территории Чечни».
Этой уникальной двойственности отвечают и оценки многочисленных аналитиков и политиков, которые периодически признают, что на самом деле чеченцы вовсе не побеждены, а по-прежнему опасны и готовы к длительному сопротивлению. Но все эти противоречия моментально испаряются, как туман в солнечную погоду, в том случае, если русско-чеченскую войну рассматривать не под углом зрения реализации каких-то политических устремлений, (как, например, установление мифической юрисдикции РФ над чеченскими территориями), а в плане уничтожения чеченцев, как этноса, как потенциальных носителей карающей мести.
Тогда совершенно понятно, зачем надо воевать, не надеясь на победу. Длительная война означает постепенное перемалывание мужской части чеченского населения в жерновах тотального геноцида, как превентивная мера по защите от справедливой мести со стороны чеченцев.
О том, что война направлена, прежде всего, против чеченских мужчин свидетельствует и практика фильтрационных (концентрационных) лагерей, и истеричные приказы русистов считать «боевиками» всех боеспособных мужчин-чеченцев, а также всех лиц мужского пола от 10 до 65 лет.
Вот почему за то, чтобы продолжать наступление «федеральных войск в Чечне» выступают 68% (за переговоры с Масхадовым - 23%). И с формулировкой - «если в ходе наступления российские войска будут нести большие потери, вы считаете, что наступление все равно должно быть продолжено...», - соглашаются 66% из сторонников наступления, (за переговоры с Масхадовым - 18%).
Налицо общественное стремление, во что бы то ни стало истребить «злых чеченов». Именно поэтому имел такой оглушительный успех призыв кремлёвского любителя унитазов «мочить в сортире». Обещание золотаря чеченских сортиров прочно засели в коллективной памяти россиян, их не могут оттеснить даже касьяновские обещания существенно повысить пенсии и зарплату.
Именно «мочильная» функция является главной функцией, которую массовое сознание русского быдла возлагает на Путина. Она и определяет сегодня отношение русского населения к Путину. Миф о том, что он якобы, способен защитить Россию от так называемого «чеченского терроризма» (а, по сути, от законного наказания за чудовищные преступления против человечности) пока что «спасает» политическое существование этой серой госмышки.
Отсюда и высокий рейтинг. Рейтинг страха! Путин «назначен» массовым сознанием (а точнее - подсознанием) на должность мифологического героя, который сможет избавить Россию от боязни чеченского возмездия. Этот подсознательный страх создает видимость сплочения вокруг власти. Но это не национальный подъём, а пароксизм смертельно напуганной за своё паршивое физическое существование русской крепостной толпы.
Поэтому «сверхподдержка» Путина имеет очень узкую социальную базу. Она не связана с институциональными конструкциями. И также не имеет действенного аспекта, и в этом смысле не является всеобщей народной мобилизацией.
Многих до сих пор интересует вопрос - на что истратит Путин имеющийся у него запас «народной поддержки», пока он не стал таять? Мнения различные.
Например, дальнейшая милитаризация страны. Из-за русско-чеченских войн русские генералы получили небывалую «популярность», карьерный рост. Но вряд ли путинский режим решит базировать свое и так неустойчивое существование на непрерывных войнах. Это не надежный проект, да и ресурсы для этого близки к исчерпанию.
А если продолжить и дальше строить полицейское государство? Поскольку, «наведение порядка», сокращение преступности в России полицейскими мерами сейчас практически невыполнимая задача, как и «закручивание гаек» в сталинском духе, у Путина остается запасной вариант - ответить на ожидания тех, кто видит в нем «второго Андропова», и провести показную кампанию по борьбе с коррупцией и преступностью. Что он собственно и делает (пока, очень непоследовательно).
Заманчиво также искушение разыграть антизападные настроения. Хотя такое «движение» вначале и будет импонировать русскому обществу, больному великодержавными амбициями, замешанными на «квасном патриотизме», очень скоро выяснится, что самоизоляция от Запада весьма дорогое удовольствие. К тому же, слишком много организованных групп со своими интересами (например, региональных групп) не найдут в этом «антизападном проекте» возможностей самореализации.
У Путина остаётся вариант попытаться авторитарными средствами реализовать план экономическое возрождения страны, установления внутренней стабильности и инициировать бум благополучие граждан России. Но для этого ему надо наступить «на горло собственной песне»: вывести из Чеченской Республики Ичкерия свои уголовно-военизированные бандформирования, подписать мирный договор с Президентом ЧРИ Асланом Масхадовым и признать де-юре независимость Чеченского государства (де-факто – это уже привилегия чеченских моджахедов). Для России это был бы азиатским, а не европейским ходом. Не западным, а восточным путём, не северным, а южным вариантом.
Однако и этот вариант весьма призрачен и практически не реализуем. Российское крепостное сознание, согласившееся с правом кремлевского режима мочить в сортире всех врагов, вряд ли простит слабость власти. А это смерть Путина, и не только политическая.
Абу-Аслан Бердушин, журналист газетного издания «Кавказский Вестник».