10 марта, в 5 часов утра, российские войска расположились в окрестностях нашего села. Рано утром меня и братьев разбудила мама и наказала быстро одеваться, предупредив, что российские войска уже окружили село, и скоро начнутся обыски. Блокада села объяснялась тем, что, якобы, этой ночью в село вошли боевики, и вроде бы наш мулла укрывает их.
Председатель сельсовета, которого они вызвали к себе, вернулся от них весь избитый. Военные предъявили ультиматум, что если в течение 20 минут он не выдаст боевиков, то село будет полностью подвергнуто артобстрелу, и, мол, ему достаточно известно, какие последствия бывают после этого.
Мы все вышли на улицу и стали ожидать, что далее произойдет. Мы боялись вернуться в дом, зная, что военные и в других селах поступали таким же образом. Сначала обстреливали, а потом, как бы захваченных боевиков, забирали в фильтрационный лагерь всех мужчин, или же просто их убивали. Через некоторое время, как мы и ожидали, показалась колонна солдат, около 500 человек.
Грязные: кто в масках, кто без них, они проходили мимо нас, оставляя по три, четыре солдата в каждом дворе. У нашего дома заняли позицию пятеро солдат, а у соседей трое. Уже потом по селу двинулась бронетехника. Впереди шли саперы с наушниками. Возле нашего дома остановился БТР, а на его броне сидело около 15-20 солдат, и все они были в масках.
Солдаты быстро спрыгнули и, выбив калитку, забежали в наш двор. Нам было очень страшно! Всех нас они уложили на землю, лицом вниз, с руками за головой. Один из них спросил: «Кто есть в доме, мать, говори быстро?». Ее тут же взяли за локоть и потащили к дому. Тогда Иса, мой брат, набросился на солдата, пытаясь отбить у него маму, и в этот момент другой русский, стоявший у яблони, выстрелил в него из автомата. Иса, падая, еще цеплялся за солдата державшего маму, и упал у ее ног. Мама истошно закричала: «Иса, сыночек!».
Потом я услышала еще два выстрела из автомата, но побоялась посмотреть в сторону второго своего брата. Я видела, как мама, вся бледная, медленно опустилась рядом с Исой и упала, раскинув руки в разные стороны. Я мельком посмотрела в сторону второго брата – он лежал лицом к земле, а в его затылке зияла огромная рана, и из нее хлестала кровь.
Но тут я услышала: «А с ней что будем делать?». «Тащи ее в дом», – ответил кто-то.
Сзади меня схватили за волосы и затолкнули в дом, и, забросив следом две гранаты, закрыли дверь. Гранаты покатились до противоположной стены, но почему-то они долго не взрывались, и я сразу же сообразила, что мне необходимо быстро перебраться в другую комнату. И только я успела перебежать, раздался ужасный взрыв, а потом и еще, да такой мощный, что потолок обрушился на меня, и я потеряла сознание.
Когда же пришла в себя, то услышала на улице разговоры, но никак не могла понять, кто это говорит. Потом я услышала, как какие-то мужчины стали ходить по комнатам, но я находилась под обвалом, и меня не было видно. Я слышала их разговоры с какой-то женщиной, которая твердила, что меня забрали на БТРе.
Я собралась с силами и крикнула, что я здесь. Только когда меня освободили из-под развалин, я почувствовала боль в спине и ногах. Одна нога была сломана, и ребра тоже. После того, как меня вывели на улицу, я увидела лежащих мертвыми своих братьев и маму. Вечером я узнала, что из села увели 20 человек, расстреляли нашего председателя сельсовета и его сына, будто бы за предъявленную дезинформацию. А я так думаю, если он их обманул, то зачем они тогда забрали людей? Потом, выяснилось, что никакой информации он не давал.
Что я могу сказать о действиях русских? Очевидно то, что они уничтожают чеченский народ. Отец наш умер от болезни в 1998 году, и теперь мы со старшим братом остались вдвоем. Теперь мы – круглые сироты. И таких детей, как мы, в Чечне очень много.
Показания Хасановой Таисы, Ножай-Юртовский р-н, селение Гардалой.
Записал 26 марта 2002 года Ваха Банжаев.
