С большим интересом прочитал на сайте "The Chechen Times" статью О.Шелигоффа «Неотопонимия как мерило патриотизма». В начале статьи приводится цитата из «Дневника чеченского писателя» Султана Яшуркаева о топониме «Ичкерия». Звучит цитата так:

«Собственно, село Ведено и Веденский район и есть «Ичкерия», к ней еще относится часть Нажай-юртовского района. «Ичкерия» по-кумыкски означает «внутренняя земля». Чеченцы никогда не говорили «Ичкерия». Это кому-то из послесоветской власти пришло в голову назвать так всю Чечню. Все ищут звучное название: то «Чечения» - назовут, то «Ичкерия». Как дети. А Чечня - она и есть Чечня: Нохчийче - жилище чеченцев. Один скажет глупость, а другой повторяет ее, остерегаясь, что его обвинят в отсутствии патриотизма, если не будет этого делать».

Воля ваша, но что-то в этой цитате показалось мне противоречивым. Перечитав ее еще раз, я понял в чем дело: С.Яшуркаев утверждает, что «чеченцы никогда не говорили «Ичкерия», и, вследствие этого, нашу страну нужно называть или «Нохчийче», или «Чечня». Как пишет сам С.Яшуркаев, «Чечня – она и есть Чечня: Нохчийче – жилище чеченцев».

Получается, что названия «Нохчийче» и «Чечня» - исконные для чеченцев, а название «Ичкерия» является каким-то новообразованием. На самом деле, название «Чечня» не имеет большего отношения к чеченскому языку, чем название «Ичкерия» - и первое, и второе название укоренились в литературе и быту благодаря российским историкам и писателям XVIII-XIX веков. И если Бестужев-Марлинский писал: «На рассвете одинокий всадник въехал в Чечню», то Лермонтов по отношению к нашему краю использует оба эти названия: «Нам был обещан бой жестокий, Из гор Ичкерии далекой, Уже в Чечню на братний зов, толпы стекались удальцов…».

Что вытекает из этих сопоставлений? А вытекает то, что если восточная часть нашей страны у Лермонтова названа Ичкерией, то западная часть (а «бой жестокий» в поэме произошел под селением Валерик) названа поэтом Чечней. И почему, применяя в официальных названиях топоним «Чечня», мы не можем применять и топоним «Ичкерия»? Оба они привнесены в наш язык через посредство русского языка, оба являются заимствованиями. Но Султан Яшуркаев отдает предпочтение названию «Чечня» и предает остракизму название «Ичкерия». Но здесь – дело вкуса, который, как известно, редко мотивируется логикой и историческими фактами. Но ведь вкусы могут быть разными у разных людей. Тем не менее, О.Шелигофф, явно солидаризуясь с Яшуркаевым, с некоторой долей иронии отмечает:

Этот вопрос никогда широко не обсуждался. Где-то, в начале 90-х годов, откуда-то «сверху» была спущена директива о том, что Чеченская Республика теперь еще имеет и дополнительное название - «Ичкерия». Большинство «современников революции» просто недоумевало и не могло найти логического объяснения такому решению».

Как один из «современников революции» хотел бы напомнить О.Шелигоффу, как в официальных чеченских документах появилось наименование «Ичкерия». До принятия в России новой «ельцинской» конституции 1993 года в ходу было название Чеченская Республика. Но когда российские политики самовольно вписали в новую конституцию это название, постулируя, что «Чеченская Республика – субъект РФ», появилась необходимость как-то изменить название республики, показывая тем самым, что чеченская сторона не признает и не принимает российского самоуправства. И по этим соображениям Чеченская Республика стала официально называться Чеченской Республикой Ичкерия. И что-то я не припомню, чтобы это решение у кого-то вызывало «недоумение», не говоря уж о невозможности «найти логического объяснения такому решению». Логика здесь совершенно очевидна и лежит на поверхности.

О.Шелигофф продолжает делиться воспоминаниями: «Интересующиеся или достаточно осведомленные в этом вопросе люди откровенно возмущались: «Ичкерия» - слово не чеченское, да, и означает всего лишь небольшую часть той территории, которую издревле называли Нохчийче!». Однако странно, что «интересующихся людей» нисколько не возмущало то, что в официальном обиходе оставалось другое «нечеченское» название – Чечня.

Далее О.Шелигофф рассказывает: «На эту тему сразу появилось огромное количество шуток, в которых за благодушной иронией проглядывало неприязненное отношение к нововведению. Звучное на слух, оно, на самом деле, грозило отрезонировать массой проблем и, в без того уже недружном чеченском обществе. Разделенное, как непритязательно называли в народе, на «позицию» и «оппозицию», оно было готово раздробиться еще и по новому принципу - на противников и сторонников «Ичкерии».

Честно говоря, мне трудно понять, почему русское название «Чечня» вызывало у шутливо настроенных патриотов большее предпочтение, нежели тюркское «Ичкерия». У тюркского названия, по крайней мере, то преимущество, что тюрки в обозримой истории не подвергали наш народ методичному многовековому геноциду.

Однако О. Шелигофф поясняет, что «споры были отнюдь не вокруг лингвистических достоинств самого названия. Жители районов и областей, к географической «Ичкерии» отношения не имеющие, подозревали в реформировании названия страны попытку «тихого местечкового переворота». На многочисленных тейповых съездах, внезапно ставших модными, тема «грядущего ущемления прав нашего тейпа» поднималась очень часто. Выводы, соответственно, делались самые радикальные – «не позволим!».

Сдается, что вся эта буря в стакане была поднята именно теми самыми очень осведомленными шутниками, но не самим народом, которого интересовали совсем иные проблемы. А «позиция» или «оппозиция» формировались не названиями страны, а отношением к ее независимости и готовностью защищать эту независимость. Как известно, храброму не нужны предлоги и оправдания, чтобы взять в руки оружие и выступить на защиту своей земли и свободы. Оправдания и предлоги нужны трусам, чтобы выкинуть белый флаг перед сильным противником. Вот и пригодилась шутникам и осведомленным лицам – как один из предлогов оправдать свою трусость – вся эта чушь, поднятая в спорах вокруг названий страны и «засилия горных тейпов».

Кстати, во избежание очередных «шуток» хочу пояснить, что сам я отношусь как раз к «равнинному» тейпу Нашхо, хотя, при зрелом размышлении, все чеченские тейпы раньше или позже спускались жить на равнину именно из горных областей. Так что все мы – горцы, если, конечно, в своих предках числим чеченцев.

Статья О. Шелигоффа довольна объемна, поэтому возражения «по пунктам» заняли бы слишком много места. Кроме того, по многим пунктам возражений и нет. Но последнее не относится к следующему пассажу:

«Однако, проблема остается. И, дело тут уже не столько в названии, сколько в особом «методологическом подходе» лиц, претендующих на звание «вечнозеленых всечеченских гуру». Не упомянул «Ичкерия»? Коллаборационист! Сказал «Грозный», вместо «Джохар» (тоже, кстати, переименование из разряда «я подумал и решил»)? Подкоп под идею государственности! Говоришь «Чечня» вместо «Чечения»? Враг народа!».

Что странного видит автор в том, что у сторонников чеченской независимости резкое отторжение вызывает «не упоминание «Ичкерии» в названиях страны? Российские оккупанты и их местные холуи типа Кадырова официально именуют Чечню «Чеченской Республикой», поскольку в такой редакции это название занесено в российскую конституцию, по которой Чечня – «субъект РФ». В Чеченской конституции, по которой наша страна является независимым государством, Чечня официально называется Чеченской Республикой Ичкерия. Если тот или иной человек пишет или произносит в публичном выступлении словосочетание «Чеченская Республика», то в контексте идущей войны каждому понятно, что данный человек – сторонник России и противник чеченской независимости. А название Ичкерия – это некий знаковый «пароль», показывающий, что мы имеем дело со сторонником чеченской независимости и противником российской агрессии против нашей страны. Здесь все предельно ясно.

Что касается названий столицы – Грозный или Джохар – то здесь в официальных документах и выступлениях чеченских политиков и лидеров употребление названия Джохар не просто «дело вкуса», а обязанность. Потому что на одном и из первых своих послевоенных заседаний чеченский Парламент принял постановление дать Джохару Дудаеву звание генералиссимуса и назвать его именем чеченскую столицу. Возможно, шутникам это постановление опять не понравилось, но в тот момент все шутники молчали в кулак. И О. Шелигофф, если не обращать внимания на его интонации, совершенно прав: «Не упомянул «Ичкерия»? Коллаборационист! Сказал «Грозный» вместо «Джохар» - подкоп под идею государственности!». Так и есть. Только следует уточнить, что сие в малой степени относится к нам с Шелигоффым, а касается, преимущественно, чеченских общественных деятелей и политиков.

В завершение хотелось бы напомнить Шелигоффу, что во времена оные был в Чечне такой русский писатель Чебалин, написавший популярный в то время роман «Час Двуликого». Так вот, впервые на оскорбительное звучание названия Чечня обратил внимание именно этот писатель, вложив это мнение в уста то ли Кирова, то ли Орджоникидзе (к сожалению, теперь трудно вспомнить). Действительно, ни одно название ни в мире, ни на постсоветском пространстве не несет в своем звучании такого уничижительного оттенка как «Чечня». Ведь не говорят «Ингушня», «Аварня», «Грузня», «Русня» и т.д. Попробуйте произнесите при представителях этих местностей названия в подобном духе – реакция будет очень бурной и дело выльется в лучшем случае во взаимные оскорбления, если не драку. И странно, что наши шутники не только не оскорбляются, слыша «Чечня», но и горячо защищают это название, протестуя против употребления его более благозвучного варианта Чечения.

Лечи Исраилов,