Рейд боевиков по горному Дагестану показал, что мир на Северном Кавказе сегодня – понятие призрачное и условное. В начале второй президентской кампании Путину передали привет фигуранты его первой кампании. Просто напомнили ему кое-что о «сортирах».
Еще в воскресенье о существовании в Дагестане Цунтинского района помнили разве что оставшиеся с советских времен любители Расула Гамзатова, певшего о том, как его отец "бревна сплавлял из Цунтинской чащобы". В понедельник вечером, когда там растворялись ушедшие от федералов боевики, "чащобы" обрели новую известность.
При этом ценители тайных сговоров между столичными финансово-промышленными группами и чеченскими боевиками наверняка разочарованы тем, что инцидент произошел не до, а после думских выборов. Ведь не связывать же, право слово, случившееся со стартующей президентской кампанией: это в 1999-м она начиналась с вторжения в Дагестан, а в одну воронку снаряд дважды не падает даже на затянувшейся кавказской войне. А раз не падает, то над телами убитых пограничников звучит лишь столетней давности российский вопрос: зачем и кому это нужно?
Вторжение чеченских отрядов в Ботлихский и Цумадинский районы в 1999 году, со стратегической точки зрения, сразу было признано делом бессмысленным: развивать оттуда наступление на Дагестан было совершенно бесперспективно из-за горного ландшафта. Но там была ясна хотя бы ближайшая цель: за месяц до вторжения в одном из сел района обосновался отряд местных ваххабитов, который затем был неожиданно блокирован федералами, что и заставило боевиков из Чечни отправиться на выручку своим "братьям". Но в Цунтинском районе в 2003 году "братьев" у боевиков нет: из 8 тыс. населения района в экстремизме если и замечены, то единицы. Развивать из района наступление на сопредельные территории – дело тем более гиблое: район представляет собой фактически каменный мешок между горными хребтами, выход из которого достаточно легко перекрыть.
Быть может, отсюда явная неподготовленность нового театра войны к этой своей роли. Летом начальник Цунтинского РУВД жаловался автору этих строк, что не может звонить даже в Махачкалу со своего рабочего места в райцентре: сносная междугородняя связь на весь район налажена в одном-единственном селении, до которого из райцентра почти час езды по горной дороге.
На самом деле ничего неожиданного во вторжении нет. Горные массивы на стыке Дагестана, Чечни, Грузии и Азербайджана с начала 90-х остаются практически вне контроля федеральных сил. Погранзаставы в целом справляются с контролем на дорогах и в населенных пунктах, но не на высокогорных тропах.
Показателем неподконтрольности этого конгломерата служат легенды, коими он обрастает. В одном из прилегающих районов местный оперативник хвастался нам, что "по совместительству" борется с пересекающими высокие хребты "агентами НАТО и Израиля". Вместо парней из Моссада, однако, из лесного полумрака временами выходят более знакомые нам по телевизионным кадрам персонажи, решающие одним им ведомые вопросы контрабанды оружия, наркотиков, переброски новобранцев на учебные базы в Грузии. Причем выходят одинаково уверенно на первом, семнадцатом и сороковом этапах "контртеррористической операции".
Впрочем, справедливости ради заметим, что высокогорным "Бермудским треугольником" дело не ограничивается. Признали же военные, прикусив губу, что Басаев провел летом "каникулы" в Кабардино-Балкарии.
И августовский, и нынешний инцидент расположились по времени так, что их крайне сложно привязать к какой-либо московской политической конъюнктуре. А значит, вопросы они ставят гораздо более сущностные: какова же на самом деле оперативная обстановка на Северном Кавказе, кто в какой степени ее контролирует и какова логика поведения присутствующих там антироссийских сил? Один кавказский журналист как-то с горечью заметил, что происходящее в Чечне понимают всего два человека – Ястржембский и Удугов. Однако на сей раз промолчали и они.
