В Москве я раньше бывал только проездом. Теперь приехал в этот город c мыслью задержаться здесь надолго. Первое время живу у Николая, с ним же и работаю - у него своя фирма. Коля с женой и дочерью обитает в трёхкомнатной квартире в одном из спальных районов столицы.
Жена его, четвёртая по счёту, москвичка. Я чувствую, как её тяготит моё пребывание в их доме, хотя она прекрасно видит, что всё свободное время я занят поисками жилья. С трудом верю в то, что именно с ней Николай приезжал каждое лето ко мне в Грозный. Будто не она говорила восторженные слова о горском гостеприимстве и щедрости, и, к тому же, непременно звала меня и участников наших застолий погостить у них. Я пытаюсь сгладить её отношение к себе тем, что постоянно приношу в дом всё съестное, к большому неудовольствию Николая. Результат - нулевой. Конечно, Коля страдает, видя поведение жены, но сделать ничего не может. Единственный выход мне видится в одном - побыстрее найти угол и переехать.
Никогда не думал, что в Москве так сложно снять квартиру. Газеты пестрят объявлениями, предлагая широкий выбор жилья, но когда начинаешь звонить по объявлениям, тут же возникает множество преград. Главное препятствие - моя национальность. Когда выяснятся, что что я чеченец, на том конце сразу же кладут трубку. Иногда вопрос о национальности не затрагивается, вероятно, из-за того, что у меня нет характерного акцента. Назначаю время встречи, предъявляю паспорт и тут-то происходит неизбежная осечка: мне обещают перезвонить и не звонят.
Одно объявление честно предупреждает: «Китайцев и чеченцев просят не беспокоиться». Не могу представить, что объединяет чеченцев с этим великим народом. Возникает непреодолимое желание просто-напросто взглянуть на автора, давшего такое объявление. Звоню, назначаю встречу и, жертвуя временем, еду смотреть квартиру. Милой, интеллигентной даме объясняю, что послан шефом на предварительный осмотр. Женщина не догадывается, что меня интересует не квартира, а нечто другое. Про это другое я невзначай упоминаю в конце беседы. Ах, чеченцы! Она абсолютно ничего про-тив них не имеет. Она с ними никогда в жизни даже не сталкивалась. Но про них ТАКОЕ пишут и показывают! Нет, простите, лучше от них подальше.
Пишут, действительно, много и на любой вкус.Особое рвение проявляет «Московский комсомолец». Запущенное в обиход выражение «лицо кавказской национальности» - открытие именно этой газеты. Упоминая почти о каждом совершённом преступлении, она не преминёт вставить, что его совершили «лица кавказской национальности» (читай - чеченцы). Или другое обиходное выражение газеты: «чеченский след пока не установлен».
Газета также позволяет себе вот такие анекдоты. «Какой самый быстрый зверь в мире?» - вопрошает некто. Ответ: «Чеченец на «Мерседесе!» Газеты словно соревнуются друг с другом в стремлении побольнее высказаться в отношении чеченцев. Одна из них даже опубликовала байку о том, как доблестные горцы принесли с собой в ресторан мясо, отдали его на кухню, а затем затеяли безобразную свару из-за того, что после приготовления блюда мяса стало меньше.
Не отстаёт от своих собратьев и ТV. Оно играет ведущую роль в процессе оболванивания доверчивых сограждан. Зрителю ни на один день не дают забыть о том, что виновниками всех их бед являются чеченцы. В телепередачах чеченцы представлены закоренелыми мафиози. В умах обывателя целенаправленно формируется образ врага - злобного, жестокого и коварного, который за все эти годы ещё больше одичал, и что хрестоматийные слова известного автора о «злом чечене» в полной мере воссоздают образ сегодняшнего чеченца.
Но дальше всех ушли профессионалы. Благодаря техническим возможностям и своему богатому опыту, признанные мастера провокаций действуют эффективнее, чем пресса, и после их работы и выясняется окончательно, КТО такие чеченцы на самом деле.
Внезапно по России прокатывается волна терактов, проведённых чеченцами с угонами наземного и воздушного транспорта. Эти теракты возникают настолько вовремя, что ни у кого из россиян не возникает сомнений в их подлинности. Непонятно, ЧТО помешало Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II именно в этот период не сделать своего памятного заявления, которое было им выдано лишь пару лет спустя. В передаче самострела Невзорова «Дни» от 23 марта 1996-го года Патриарх заявит, что чеченцы, заодно с эстонцами, являются «врагами России и Православной церкви». Хотя,
можно ли упрекнуть божьего помазанника за подобное откровение, если вслед за ним у нас созреет свой собственный гнойник в лице некоего М. Гуцериева, бывшего депутата Госдумы от Республики Ингушетия, который в телепередаче А. Караулова «Момент истины» заявит на весь мир, что все чеченцы - боевики, чеченский народ сам заслужил всё, что происходит сейчас в Чечне и действия российских войск на её территории - счастье для чеченцев. «Согреешь на груди змею - она ужалит грудь твою». Тот, кто знаком с биографией М. Гуцериева, оценит мудрость балкарской пословицы. А впрочем, я забегаю вперёд.
Москва живёт своей жизнью. Москва - город, в котором все подчинено своему хозяину. Где газеты пишут то, что выгодно его владельцам, милиция делает то, что от неё хотят хозяева... У каждого есть свой хозяин: у ТV, у рэкетиров, у судей, у шлюх... Этим городом правит некто невидимый с множеством голов, если срубить одну из них - на её месте вырастает две. И вот в мозгу одной из них созрел чудовищный сценарий. Найдены исполнители, розданы роли. Скоро чеченцы узнают имена всех действующих лиц. А пока... Идёт репетиция...
В воздухе осязаемо витает особый, нездоровый дух надвигающейся беды. Большой Беды. Она обязательно завершает Большую Ложь. Во всяком случае, так всегда было с моим народом.
Я делюсь своими мыслями с Николаем - он только смеётся над моими страхами. Но я доверяюсь больше зверю и, повинуясь его инстинкту, звоню домой и прошу жену быть готовой в любой момент выехать вместе с детьми. Затем я меняю тактику поисков квартиры. По вечерам,
на станциях метро, я перехожу от старушки к старушке, которые приторговывают всякой всячиной, и прошу помочь. Чтобы вызвать большее к себе доверие я облачаюсь в строгую одежду, а для пущей убедительности надеваю ещё и очки.
Перемещаться по Москве становится всё сложнее и даже опаснее. Знакомых земляков обстрелял милицейский патруль. Их машину остановили, проверили документы и отпустили, а по рации всем передали, что в ней вооружённые бандиты. Есть раненые, один убит. "Назови человека сто раз свиньёй, и на сто первый раз он захрюкает". Верно замечено. Вот уже не только сам себе я кажусь подозрительным. Милиция, в одном из переходов метро, тоже обратила внимание на мою нервозность. Не спасла ни моя внешность, ни очки. Продержав в вонючем обезъяннике несколько часов и оштрафовав, меня отпустили. Разрешения на проживание не дают под предлогом, что в компьютере на меня отмечено много нарушений. Откуда они? Не могу понять.
Если сидеть подолгу, не выходя из дома, - работы не станет. А при каждом повторном задержании наказание будет ужесточаться: меня об этом предупредили. Настроение - скверное. Единственное утешение - квартира, с которой мне повезло. Теперь я живу у одинокой пенсионерки-татарки, снимая одну из двух её комнат. Хозяйку зовут тётя Рая. Я попросил её сказать любопытным соседям, что мы с ней родственники. Это необходимая мера предосторожности, потому что московский телеканал начал призывать своих граждан к бдительности, и, в случае появления подозрительных субъектов - а это, конечно же, чеченцы-террористы, - звонить по указанным номерам. Бегущей строкой следуют номера телефонов.
Тем временем в сводках новостей показывают что-то невероятное: в Грозном идут настоящие бои с применением танков. На память приходят слова Лечи о бомбардировках. Дозваниваюсь к жене на работу и прошу, чтобы она передала моё требование всем перебраться в село, к родственникам.
- Да у нас тут всё нормально; постреляли, правда, немного... Чего ты зря волнуешься? И при тебе также стреляли, - отвечают мне беззаботно из дома. - Никто не собирается нас бомбить, с чего ты взял! Кто им позволит - никак в XX-м веке живём. Не посмеют они на глазах всего мира решиться на такое, не смеши людей...
Через некоторое время TV демонстрирует колонны танков и вооружения, нескончаемым потоком движущиеся к Грозному со всех сторон. Не могу представить себе состояние людей там, дома, которые тоже сидят у экранов телевизоров и видят, как вся эта армада надвигается на них. Опять звоню домой и приказываю им немедленно выезжать, пока ещё есть возможность. Мне обещают. В голосе жены нет прежней беззаботности. Связь прерывается и больше уже не восстанавливается.
Наступает Новый 1995-й год. В Москве весело встречают праздник, а в Грозном разворачивается кровавая бойня. Пошёл отсчёт иного времени. Отныне жизнь для чеченцев поделена на два отрезка - «до войны» и «после войны».
Я не отхожу от телевизора. Картины разрушений заполняют сводки новостей. Карикатурные генералы удивлённо восклицают: «Они в нас стреляют!» При этом российские вояки умалчивают о том, ЧТО именно явилось причиной такого не гостеприимства. Бомбёжки и артобстрелы отрицаются, как самая наглая уловка со стороны чеченцев: «Разрушения? Есть. Но это сами чечены взрывают свои дома, инсценируя российские бомбардировки с воздуха!». Ложь... ложь... ложь...
Мутная, тягучая ложь льётся потоком. Лжи так много, что власть в ней завязла, как в мазуте, и для её координации назначается квалифицированный специалист Сергей Ястржембский, прозванный впоследствии, - за свой уникальный дар искажать факты, - «Ястреб-лжецким». Горстку корреспондентов и депутатов, говорящих о войне правду, не опровергают, но называют «предателями» и «гадёнышами», тем самым подтверждая правдивость их сообщений. Чеченцев сравнивают с гитлеровскими фашистами, и тут же, забыв о сказанном, заявляют, что чеченцы - граждане России, а Чечня - её неотъемлемая часть. Вечно пьяный Президент вечно пьяной страны, вложив в свою мимику самый мерзкий смысл, на весь мир называет чеченцев «террористами», «фальшивомонетчиками» и «мафиози». А обладатель знаменитой кожаной кепки, вертящийся рядом, с холуйской угодливостью ему поддакивает: «От этих бандитов всего можно ожидать!»
Кто-то привёз из дома видеокассету с военной хроникой. Любительская камера запечатлела человеческое горе. Безмерное горе и непередаваемую боль. Кадры, один страшнее другого, фиксируют следы дикого разгула федеральных войск: обугленные тела заживо сожжённых; перерезанные детские шеи; отрезанная, и затем сваренная в ведре голова мужчины... На фоне творимых зверств, просто унижение человеческого достоинства и вековых традиций видится сущей безделицей. Когда начинает казаться, что посланники сатаны насытили свою фантазию, выясняется, что эти существа не исчерпали всех способов причинять боль живому человеку. Следующий фрагмент будет стоять перед моими глазами вечно.
В нём снята убитая солдатами молодая женщина. Её истерзанный труп беспомощно раскинулся на земле, лицом вверх. Одежда отсутствует. Руки покорно вытянуты вдоль нагого тела, навсегда лишённые силы защитить свой позор. В осквернённую плоть вбит деревянный кол... Россия наводит в Чечне свой порядок. Вторично за последние 50 лет.
Эта кассета надолго выводит меня из равновесия; я готовлюсь услышать из дома самое худшее. В душе поселяется холодный страх. Время остановилось.
От поездки домой Николай отговорил меня самым решительным образом:
- Необдуманное решение. Не видишь, что там происходит? Ты поедешь на смерть, а твоя смерть твоим домашним сейчас не нужна. Лучше пережди немного.
Мучительное ожидание прерывается в один из морозных вечеров. Возвратившись после работы, я застаю тётю Раю необычайно оживлённой.
- Магарыч с тебя! - рокочет она, не дав мне ещё толком зайти. - Твоя едет, с детьми. Звонила из Кизляра. Послезавтра будут здесь. Поездом.
Исполинская фигура тети Раи заполняет проём коридора. Хитрые глаза на мужеподобном лице суетливо бегают. Последовавший вопрос объяснил причину этого беспокойства.
- А они надолго едут?
Я завожу её на кухню, подальше от соседских ушей. Дело в том, что в молодости тётя Рая долго работала в кузнечном цехе и до сих пор разговаривает, как когда-то на производстве.
- Не знаю точно... Ну, а если надолго, то что?
Услышав такой ответ, она громоподобным голосом начинает:
- Бек, - орёт она, чеканя каждое слово, - слушай меня внимательно, что хочу сказать! Я - мусульманка! Я двадцать лет работала в кузнечном цеху! У меня больные ноги и руки, посмотри, какие они опухшие!
Тётя Рая демонстрирует свои больные конечности. Затем идет подробный рассказ о том, как она продолжала работать и после ухода на пенсию, так как надо было помогать сыну-студенту и двум дочерям, у которых мужья не мужья, а черт-де что ...Потом о своей работе дворничихой, благодаря которой она получила эту квартиру... О том, как она ни свет ни заря записывалась в очередь за коврами, чтобы потом эту очередь кому-нибудь продать... Обо всём этом я уже слышал неоднократно и поэтому делаю слабую попытку прервать её. Но по опыту знаю, что стараюсь зря: она долго будет вдохновенно рассказывать о том, что растила детей, фактически, без отца, и какая одна из дочерей, Рита, неблагодарная тварь. При упоминании о Рите тётя Рая скрипит зубами и кроет её матом. Достаётся и Ритиным любовникам, которых та меняет, как одежду, и покойному мужу, который при жизни не следил за дочкой. Чёрт с ней, Ритой, продолжает надрываться она, но у Риты есть дочь - Юля, а Юленьке нужно купить зимнее пальто и сапожки, потому что девочка быстро растёт и старые вещи ей уже малы. А пенсия у тёти Раи маленькая...
В этом месте она, наконец, делает паузу и, шумно дыша, вытирает пот с раскрасневшегося лица.
- Сколько нужно доплатить? - успеваю вставить я.
- Я мусульманка! - начинает она снова, и мне опять приходится выслушивать историю её жизни, пока мы не приходим к обоюдному согласию.
Два дня спустя мы с Николаем едем встречать моих. Дети бегут ко мне со всех ног. Девочка с ходу начинает тарахтеть, глотая слова:
- Па, нас бомбили, мы сидели в подвале... Целых двенадцать дней!.. Знаешь, как было страшно!.. Самолёты так громко летали, уши руками закроешь - и всё равно слышно... А бомбы у них - настоящие!.. И ракеты... - от них всё взрывается. Так страшно!.. А одна в автобус попала, с людьми. Но мама мне глаза рукой закрыла, чтобы я не смотрела... А Ибрашка смотрел... Мама просит: «Не смотри, Ибрашка», а он всё равно смотрит... Такой противный...
Мальчик менее разговорчив.
- Помолчи, - строго говорит он сестре. - Или разговаривай по-чеченски.
При этом он глядит на меня, как бы требуя поддержать его. Я смотрю на них всех и не нахожу первых слов.
- А где ваш багаж? - ищу я глазами их сумки.
- Какой багаж! Мы еле живы остались. - говорит жена устало. У неё измученное лицо и запавшие глаза.
- Голодны? Есть хотите? - невпопад спрашиваю я.
- Я хочу только помыться, ничего больше.
Мы садимся в машину. Девочка трещит без умолку:
- Па, а далеко нам ехать? А в "Макдональдс" нас когда повезёшь? А на карусели? А где здесь метро? Ты покажешь нам метро? И телебашню...
Мальчик периодически её одёргивает:
- Сколько раз тебе говорить - разговаривай на чеченском.
Когда, простившись с Николаем, мы поднимаемся в квартиру, и суматоха мало-помалу стихает, девочка, тайком от остальных отводит меня в сторону и просит, робко заглядывая в глаза:
- Папа, а ты не можешь сделать что-нибудь, чтобы мама больше не плакала?
