Во вторник в Мосгорсуде голландский предприниматель российского происхождения Олег Жиров дал свидетельские показания по уголовному делу Заура Талхигова, обвиняемого в пособничестве террористам, захватившим Театральный центр на Дубровке.

Больше судить некого: террористы были убиты в ходе спецоперации, а организаторов задержать до сих пор не удалось. У Жирова на "Норд-Осте" погибла жена Наталья, а 14-летний сын чудом остался жив. В интервью корреспонденту "Известий" Леониду БЕРРЕСУ Олег ЖИРОВ рассказал о том, как познакомился с Зауром Талхиговым и почему тот звонил террористам в осажденный ДК.

- Где похоронена ваша жена?

- Кремация и отпевание прошли в Москве, а захоронили урну с прахом Наташи в Голландии, недалеко от города Утрехт. Мы здесь живем и жить будем дальше. Сегодня суббота 7 июня. У Наташи день рождения. Я сейчас еду с ее могилки к детям. У нас осталось двое - мальчик и девочка.

- Как вы оказались в конце октября 2002 года в Москве?

- Моя голландская фирма Rusnet является официальным партнером одного из российских информагентств. В ноябре должен был состояться официальный визит Владимира Путина в Нидерланды, и мы приурочили к нему международную конференцию по вопросам инвестиций. В октябре я должен был приехать в Россию, чтобы решить массу организационных проблем. А тут еще у детворы в последнюю неделю октября подвернулись осенние каникулы. Откровенно говоря, мы сначала хотели поехать в Италию. Жена часто сетовала, что отпуск проводим то в России, то на Украине, откуда я родом. В последний день я уговорил ее отпроситься с работы, и мы поехали в Москву. Здесь остановились у брата, который живет в Кузьминках. В Москве я занимался своими вопросами, а Наталья, будучи заядлой театралкой, купила билеты на всю неделю. 22 октября мы были в "Современнике", а 23-го жена с сыном пошли на "Норд-Ост".

- Выбор этого мюзикла был случаен?

- Конечно, нет. Когда я был подростком, мне очень нравились книжка и фильм "Два капитана". На этих идеалах и сына своего стараюсь воспитывать. Кроме того, мне этот мюзикл посоветовал голландский партнер, который знает в этом деле толк. Обещал, что будет захватывающе и интересно.

- А почему вы не пошли на спектакль?

- Меня пригласили в Торгово-промышленную палату, где проходила номинация лучшего российского предприятия года. В таких случаях говорят о каком-то предчувствии... Не знаю. 23 октября я целый день мотался голодный по Москве. И тут помпезное мероприятие, после которого великолепный фуршет. Но я после официальной части уехал сразу домой в Кузьминки. Сел на кухне, жена брата приготовила пельмени. Водки немного налил. Тут заходит хозяйка и говорит: "Быстро прекращай есть, иди в комнату". Как раз по телевизору передавали первое сообщение о захвате "Норд-Оста". Я тут же оделся и минут через пятнадцать был на Дубровке. Первый звонок от жены на моем мобильном раздался, когда я подходил к парковке около здания.

- И что она сказала?

- "Олег, я очень тебя люблю. Постараюсь, чтобы сын Димка не пострадал. Но террористы сказали, что если будет попытка нападения, то они моментально взорвут здание театра". Она попросила позвонить куда надо и сообщить об этом.

- А сколько всего было звонков от нее?

- В ночь с 23 на 24 октября мы регулярно созванивались. Днем тоже. И в ночь с 24 на 25 октября была такая возможность. Мы общались до той поры, пока телефон Натальи не попал в руки чеченцев. То ли он им понравился, то ли батарея там была хорошая. Как бы то ни было, благодаря этому я мог через Заура Талхигова контактировать с чеченцами.

- Как вы познакомились с Талхиговым?

- Абсолютно случайно. 24 октября, раннее утро. Журналисты отдыхали после ночи, зевак еще не было. Я разговаривал с руководителем московского бюро голландского телевидения, а в 50 метрах от нас стоял молодой симпатичный парень. Он был сильно похож на моего армейского друга. Я поинтересовался, не чеченец ли он, и, получив утвердительный ответ, рассказал, что в заложниках находятся мои жена и сын. Он ответил, что, дескать, не волнуйтесь. Потом рассказал, что голландское телевидение когда-то делало про него репортаж. Правда, потом выяснилось, что не о нем, а о какой-то его родственнице. Дальше события развивались так. Журналистов начали оттеснять за импровизированный кордон. Мне удалось договориться с Ястржембским остаться в спецзоне. Надо отдать ему должное, он подходил, информировал. У меня тогда сложилось впечатление, что еще 24-го утром у штаба не было нормальных контактов с террористами. Вся связь осуществлялась через заложников. Кстати, мой сын Дима первый сообщил о точном количестве иностранцев в здании, а мы через посольство Нидерландов проинформировали об этом все зарубежные диппредставительства и Си-эн-эн. Ястржембский сообщал: то отпускают детей, то нет. Или только маленьких. В конце концов, я принял решение покинуть эту зону и найти голландских корреспондентов. Вообще 24 октября был ужасный день. Первые переговоры сорваны. Помните, террористы сказали, что если родственники заложников проведут демонстрацию на Красной площади, то они отпустят детей. Правительство тогда все запретило. Омоновцы прикладами разгоняли бабушек и дедушек, которые держали плакаты со слезами на глазах. У меня тогда появилось какое-то бешенство, злость. Тут появился Заур и говорит, что знает Бараева. Я ему: "Заур, дорогой, милый, пожалуйста, давай что-нибудь придумаем. Я готов в обмен на жену и сына сам сдаться". Заур сказал, что поступил бы так же. В это время к нам подбежала журналистка: "Заур, тебя к телефону. Звонит дежурный ФСБ по штабу". Так его пригласили в штаб.

- А зачем ему это было надо?

- Он очень хотел быть в центре внимания. Явлинский спрашивает: Заур, что делать? ФСБ спрашивает: Заур, что делать? Такое своеобразное тщеславие. По молодости. Я Зауру регулярно звонил, но изменений не было. В конце концов он вернулся к нам и сказал, что хочет есть. Я у него поинтересовался, ест ли он свинину. Он ответил, что, когда голодный, кушает все. Сели в машину, поделились бутербродами и ночь с 24 на 25 октября провели вместе. В какой-то момент он мне сказал, что ему надо в интернет-кафе на Манежной. Рассказал про свой сайт. Я его потом посмотрел. По себе помню: когда только получил доступ к Интернету, тоже с ума сходил от возможностей Сети. А когда сделал первую страничку, вообще загордился. Заур чем-то напомнил мне самого себя. Затем я поинтересовался, как он поедет без документов. "Мне Патрушев такую бумажку подписал, что ни один мент не арестует, - ответил он. - А поскольку денег нет, пойду пешком". Я ему предложил деньги на такси, а он мне: "У тебя не возьму. А то ты подумаешь, что я помогаю тебе из-за денег". "Дурачок, - говорю я, - ты единственный, кто в этой ситуации что-то может. Я тебя вообще отпускать боюсь". В итоге я его все-таки уговорил взять деньги на такси, и через час он вернулся обратно. Я его опять спрашиваю: как можно установить контакт с Бараевым? Заур пристально посмотрел и говорит: "Ты знаешь, Олег. Они очень хорошие мусульмане. С заложниками они ничего плохого не сделают. Я думаю, у них другие цели. Но они мне не доверяют". Я опять позвонил жене. Попросил подозвать кого-нибудь из боевиков. Сказал, что с ними хочет пообщаться чеченец. Потом мне сын рассказывал. Подошел террорист в маске, взял телефон и о чем-то долго в углу зала говорил на чеченском с Зауром. Чеченец даже пытался передать трубку Бараеву, но тот отказался. Как только мы поговорили, мне тут же на этот же самый телефон перезвонили: "Ой, извините. Я журналист российский, я не туда попал". Я думаю, в этот момент аппарат поставили на прослушку. Тут снова звонит Наташа. "Олег, нас пересадили в первый ряд. Завтра должен к 9 утра прийти голландский посол с журналистами. Нас отпустят". Теперь уже я набрал номер Наташи, но трубку снял чеченец. Я передал ее Зауру. Вот тогда он что-то и наговорил лишнее. Помню, среди чеченской речи проскальзывали русские слова: ОМОН, снайперы, БТР и так далее. Впрочем, то, что он говорил, видел каждый, кто стоял на Дубровке. В итоге с дипломатами ничего не получилось. Они вышли и сказали, что переговоры прерваны и террористы не хотят освобождать иностранцев. Во всяком случае, так им объяснили в штабе. Я еще подумал: чушь собачья. Полчаса назад я разговаривал с "Норд-Остом", и все было нормально. Сразу после этого Заура арестовали. Я это лично не видел. В какой-то момент Путин и российские спецслужбы приняли решение о штурме. Может, они владели информацией, что чеченцы не взорвут здание, пока там иностранцы, может, что-то еще. Мы не знаем. Но сейчас уже понятно, что о переговорах с чеченцами никто всерьез не задумывался. 130 человек погибнет или 200 - значения не имеет. Путин сказал: Россию на колени не поставить.

- Но ведь были еще переговоры с Казанцевым?

- Это отвлекающий маневр. Он находился далеко, в Ростове. Для чеченцев он был и есть тем человеком, который их убивал. Ну да, показали запись разговора Казанцева с Бараевым. Он говорил: дескать, не "дуркуйте", я завтра приеду. Мне сын рассказывал, что чеченцы поверили и говорили, что завтра начнутся настоящие переговоры.

- По-вашему, получается, что Талхигов скорее жертва обстоятельств, чем пособник террористов.

- Помните первое выступление заместителя министра внутренних дел Васильева сразу же после штурма? О том, что спецслужбам удалось арестовать пособника, который координировал действия террористов внутри здания, а сам находился с представителями прессы. Теперь понятно, о ком идет речь. Какой из Талхигова террорист?

- Когда на следствии вас допрашивали, вы об этом говорили?

- Конечно. Допрашивали два молодых следователя, один из ФСБ, другой из прокуратуры. Под протокол они записали только то, что им выгодно. Я им тогда сказал, что не тем они занимаются. Пытались меня допросить еще раз. Но я посоветовался в посольстве и отказался.

- У вас не возникало ощущение, что Талхигов является агентом спецслужб? Вот и документы ему директор ФСБ подписывал.

- Никогда. Бумагу, якобы подписанную Патрушевым, никто не видел. Может, ее и не было.

- А про журналиста Ханпаша Теркибаева, который, по утверждениям некоторых СМИ, зашел в ДК на Дубровке вместе с террористами, а вышел за несколько часов до начала штурма, что-нибудь слышали?

- Я первый раз слышу эту фамилию.

- Несколько дней назад появилась информация о том, что у вас возникли проблемы с получением российской визы.

- Это правда. Но это был не отказ в выдаче, а скорее бюрократические игрушки. Первый раз мне заявили, что у меня украинский паспорт, поэтому не могут дать визу. Представляете, столько лет езжу, и вдруг мне заявляют, что у меня не тот документ. Хотя имею давно голландский паспорт. Второй раз заявили, что мне штамп некуда ставить. Я поехал в королевскую жандармерию и сделал новый документ по ускоренной процедуре. Мне еще в полиции сказали, что это противодействие какое-то со стороны российских властей. Возможно, кто-то не хотел, чтобы я выступил на суде. А может, просто перестраховывались. Но после того как информация прошла в прессе, мне дали визу. Только я на это вместо двух часов потратил пять дней. Во вторник выступлю на суде по Талхигову. А в среду присоединяюсь к иску иностранцев к российскому правительству о компенсации материального и морального ущерба. И еще одно. Для меня это очень важно. До сих пор я не получил официального письма или соболезнования ни от российского правительства, ни от посольства. Когда сотрудники голландского предприятия, где работала инженером моя жена, собирались на похороны в Москву, российское посольство также долго не открывало им визы. Они прилетели в последний день. И то после того, как пригрозили привезти к посольству всю голландскую прессу. Обидно. И странно.

Леонид Беррес