Войсковые операции по захвату больших городов - событие в новейшей истории нетривиальное. О том, как это происходило девять лет назад в Грозном, вспоминает наш обозреватель - очевидец событий.
Одно из самых жутких воспоминаний – повисший над грозненским вокзалом запах сгоревшей мануфактуры, смешанный с запахом горелого мяса. В конце декабря 1994-го мы, группа журналистов, правозащитников и депутатов Госдумы, приехали в Чечню, чтобы своими глазами увидеть, что там творится. Грозный к тому времени уже несколько раз бомбили, причем российские генералы уверяли, что бомбят только военные объекты, а чеченцы рассказывали, что бомбы падают на жилые дома, больницы и прочее. Первая чеченская война уже началась, и войска неуклонно приближались к Грозному, но никто из нас не представлял, что будет штурм. 31 декабря нас пообещал принять Дудаев. Всем скопом, нас было десятка полтора, мы ввалились в так называемый президентский дворец – бывшее здание республиканского комитета КПСС. Это была огромная башня, которая возвышалась над городом. После штурма от нее останется один остов, а позже и его взорвут по приказу российского военного командования.
По дворцу бродили мужчины с автоматами – охранники и «бойцы президентской гвардии». Их еще не называли боевиками, это слово появится буквально через несколько часов, в первых же сообщениях о боях в Грозном. Большинство гвардейцев загодя покинули город, ожидая массированных бомбардировок. Оставалось, по оценкам экспертов правозащитного центра «Мемориал», сотни две-три. Несколько десятков из них были сосредоточены во дворце. Явно не зная, чем себя занять, боевики слонялись по лестницам, беспрерывно курили и перебрасывались шуточками. Нас проводили в просторную комнату и просили подождать: президент Дудаев освободится и выйдет к нам. Ждали долго, кажется, не один час. Те, кто приехал в Чечню уже не в первый раз, уговаривали нетерпеливых не нервничать: в Чечне никогда ничего не бывает вовремя. Вдруг раздался страшный шум, несколько мужских голосов за дверью что-то кричали. Дверь распахнулась, стремительно вошел охранник и отрывисто произнес: «Всем в подвал. В городе танки». Он повел нас по каким-то узким коридорам и лестницам вниз, и, пока мы шли, стены вдруг содрогнулись от страшного залпа, а затем все время слышался почти беспрерывный грохот орудийной пальбы. В подвале мы принялись судить-рядить о случившемся. Все сходились на том, что бой кончится через пару часов – российские войска возьмут дворец, и это будет означать конец чеченской «независимости». Помнится, никто из нас не сочувствовал тогда «наведению конституционного порядка», но и дудаевский режим никто особо не оплакивал.
Прошло в самом деле около двух часов, когда в подвал вошел запыхавшись возбужденный боевик с гранатометом и предложил: «Хотите посмотреть, как танки горят? Пойдемте покажу!» По очереди, группками по три-четыре человека, мы поднимались наверх и, хрустя битым стеклом, пробирались к выходу из дворца. Наружу нас не выпускали – предлагали смотреть через дверной проем. На площади перед дворцом факелами пылали танки. Десятка два – никто из нас от растерянности не догадался сосчитать. На крыльце у входа стояли боевики с гранатометами. Один из них, обернувшись к нам, произнес с ликованием: «Мы их все уничтожили! Мы их расстреляли! Пусть сунутся еще – мы их опять уничтожим! Мы за нашу свободу как один человек!» Другой добавил: «Горит непобедимая русская армия!» Они были счастливы и решительно не замечали, что мы не спешим разделить их восторг.
Вскоре в подвал начали приводить первых пленных. Сначала троих, потом еще четверых, потом еще и еще, мы не успевали считать. Многие были ранены – им тотчас оказывали помощь. Здесь же, в подвале, отгородившись ширмой, работал чеченец-хирург, едва успевая извлекать пули и осколки у боевиков и пленных. Всем пленным давали попить и поесть жиденького супчику – его и сами ели, и нас им угощали. Избиения пленных, перерезанные горла контрактников – все это будет позже, когда война затянется и покажется уже бесконечной. А тогда, в эйфории победы да к тому же на глазах у людей из Москвы, чеченцам хотелось быть щедрыми и гуманными. Пленные солдаты твердили одно и то же: был приказ двигаться за впереди идущим танком или БМП, шли колонной, куда – не знали, внезапно впереди танк загорелся, не успели понять, что к чему, как вспыхнул и их танк. Не помня себя, выскочили наружу и тотчас угодили в плен. Города не знают, карты нет. Через пару дней плененный подполковник Зрядний поведал «мемориальцам» Сергею Ковалеву и Олегу Орлову, что командиры подразделений получили приказ встать на окраине города. Генерал Константин Пуликовский, будущий президентский полпред на Дальнем Востоке, проводил совещание и заверил их в том, что в город они не войдут – дескать, там будут работать внутренние войска. Однако, после того как встали на окраине, и часа не прошло – получили приказ на выдвижение в Грозный. Батальон Зряднего должен был занять район железнодорожного вокзала. Как вести себя дальше, отвечать ли на огонь, как разоружать противника – команд не поступало. Карты города не было даже у командира подразделения.
Сергей Ковалев взял рацию у дудаевских охранников и по ней обратился к российским военнослужащим с призывом сдаваться в плен. За это Ковалева потом объявят «предателем», его будет склонять министр обороны Павел Грачев и помянет недобрым словом в своей книге генерал Трошев. Однако в тот момент все мы, включая Ковалева, видели одно: наши парни зазря горят в танках. Плен – единственная для них возможность уцелеть.
Вдруг объявился русский старик из ближайшего дома. Он прорвался к дворцу сквозь уличный бой и объявил боевикам, что ему надо видеть «главного правозащитника Ковалева». В его доме идет настоящее сражение, и его семидесятилетней жене стало плохо. А до врача теперь никак не добраться. Он сам не мог выйти по лестнице – спустился по простыням со своего второго этажа. По дороге ему осколком оцарапало руку. Он хочет, чтобы Ковалев ему помог хоть чем-нибудь. Сергей Адамович мог только посочувствовать. Мы дружно уговаривали старика остаться в подвале, переждать бой. Но он упрямо рвался назад. Сказал, что попробует добраться, боится надолго оставлять жену.
К вечеру пальба около дворца немного стихла, и кое-кто из нас решился ненадолго выйти. Весь центр был усеян подбитыми машинами. По улице шли какие-то два мужичка, по виду совершенно штатские. Увидев за полквартала от себя неподбитый танк, не шарахнулись в сторону, а спокойно продолжили путь, сокрушаясь на ходу, что нет под рукой гранатомета. В чеченцах в тот день проснулся охотничий инстинкт. Там и сям во множестве валялись трупы. Мы тогда еще не знали, что погибшие бойцы сплошь из 131-й Майкопской бригады и 81-го Самарского полка, из которых составили сводную бригаду для штурма Грозного с Северного направления. Что командовал этим направлением тот самый генерал Пуликовский. Он в точности следовал плану, разработанному в Генштабе: двигался на город колоннами по три машины в ряд. Разработчики штурма ориентировались на опыт Баку января 90-го и не ожидали сколько-нибудь серьезного сопротивления. Вечером 31-го прошло сообщение, что Грозный взят и российские военные кормят голодных грозненцев кашей со своих полевых кухонь.
Самое чудовищное и непостижимое произошло на следующий день. 1 января все повторилось в точности, как накануне. Так же колоннами вошли в город войска, так же их пропустили в центр и спокойно сожгли из гранатометов. Так же к нам в подвал заводили ошалевших, потерянных солдатиков. Это были остатки 131-й Майкопской бригады и приданных ей десантников и морских пехотинцев.
Второго мы с коллегой вышли из дворца. На улицах по-прежнему стреляли: оставшиеся в живых бойцы, сумевшие закрепиться в окрестных домах, яростно отстреливались от атаковавших их дудаевцев. К нам подошел боевик: «Вы журналисты? Я проведу вас к железнодорожному вокзалу – там очень много подбитых танков». Действительно, огромная привокзальная площадь была, сколько видел глаз, плотно уставлена догоравшей бронетехникой. Время от времени раздавался оглушительный хлопок – это взрывались боекомплекты. Над площадью стоял удушливый мерзкий запах, от которого сразу начинало мутить.
Бои за Грозный продолжались до конца месяца. Командование было поручено уже генералу Рохлину, который с самого начала не въезжал в город колоннами, как на прогулку, а продвигался под прикрытием шквального огня, уничтожая перед собой все живое. 19 января над дворцом водрузили российский флаг как символ победы над мятежным городом, но бои за южные окраины будут длиться еще недели две. В новогодний штурм погибло около тысячи военнослужащих, часть из которых до сих пор числится без вести пропавшими. Мирных грозненцев при взятии города погибло около 25 тысяч.
