Это была любовь с первого взгляда. Взгляда в немецкий телевизор в немецком городе Берхтесгаден. «Видел вчера? Ельцин ваш опять, кого-то там назначил - маленький такой, дохленький», - сообщил мне утром живущий по соседству немец. В этот же день я выехал во Францию на встречу с вождями дышащего на ладан немецкого национал-социализма. После того, как Гитлеру не удалось освободить Россию, они ждали, что теперь Россия освободит Германию. «Когда придет к власти Баркашов?» - спрашивали они у меня с детской наивностью. «А Альберт? Может, он станет новым президентом?» Мне было нечем их утешить.

Россия, несчастная Россия, разгромленная, униженная и разграбленная, лежала в вонючих испражнениях, захлебываясь в собственной блевотине, а чистенький ухоженный Клинтон, хохоча, пинал её ногами в черных лакированных ботинках.

В тот день, когда я увидел его первый раз по телевизору и полюбил (тогда казалось, навсегда) у меня появилась надежда. Империя должна была восстать из пепла. Не верилось, что она исчезнет так вот запросто, сгинет в никуда после многовекового могущества. Смущало только одно - то, что будущего спасителя нации выдвигал Березовский и прочие враги русского народа, но уже тогда было ясно, что Путин, придя к власти, повесит их первыми...

... 2012-й год. Москва. В темном бункере, при свете угасающей лампы, пишет Владимир Путин «Мое политическое завещание»: «С тех пор как я начал работать в КГБ, я отдавал все свои скромные силы в навязанной России мировым еврейством холодной войне. Все эти годы мои помыслы, мои действия и вся моя жизнь определялись только любовью к моему народу и верностью ему. Это неверно, будто я или кто-то другой в России в 2006 году желали третьей мировой войны. Ее желали и развязали исключительно американские государственные деятели либо еврейского происхождения, либо работавшие на еврейские интересы.

После шестилетней борьбы, которая, несмотря на все неудачи, войдет в историю как самое славное и отважное выражение жизненной силы русского народа, я не могу оторвать себя от этого города, который является столицей рейха. Поскольку силы наши слишком слабы, чтобы и дальше выдерживать натиск врага, я хотел бы, оставшись в этом городе, разделить судьбу с теми миллионами русских людей, которых уже постигла смерть. Кроме того, я не хочу попасть в руки американцам, которым, на потеху их сытым массам, нужен новый, поставленный евреями спектакль.

Я умираю с радостным сердцем, зная о неизмеримых деяниях и свершениях русских солдат на фронте, русских женщин в тылу, а также о беспримерном в истории участии в войне молодежи, умиравшей в майках с моим портретом и надписью - ‘Все Путем’».

Бледная рука Владимира Путина падает, тонкие пальцы выпускают пистолет. Несколько оставшихся в живых «Идущих вместе» расстреливают в наступающих американских солдат последние патроны, и вскоре падают замертво с криком: «Хайль Путин!». Янки врываются в бункер. Путин, наш бедный Путин, лежит на полу, огонь обгладывает его скорчившийся маленький трупик. Торжествующе стучат по каменному полу подбитые железом американские сапоги, наступающие на горло убитых русских солдат.

Да, всё могло быть и так. Осенью 1999 года я приехал в Россию и сразу устроился корреспондентом одной из центральных газет. Я знал тогда совершенно точно, что Путин спасет Россию. Правда, ради ее спасения надо было убить один народ. Всего один - разве это цена за спасение великой империи? Народ был маленький, и его было чуть-чуть даже жалко. Но жалко было не очень - что такое убить один какой-то маленький народ ради спасения целой империи? Иногда, правда, меня мучила совесть - все-таки этот маленький народ был совсем ни в чем не виноват. Но для спасения державы нужна была национальная идея, нужно было объяснить оболваненному антироссийской пропагандой народу, что Путин его спасёт, чтобы глупый русский народ не перепутал на выборах, чтобы выбрал именно Путина, своего будущего спасителя. Конечно, можно было не тратить и без того слабые силы империи на новую войну с чеченцами и сразу сказать, что Путин спасёт Россию от настоящего врага - американцев, но от американцев Россию тогда спасали все - от Анпилова до Жириновского. Нужен был другой враг. Враг, над которым очень легко одержать победу. Или хотя бы сделать вид, что она одержана.

Путин улыбался с экрана чистой детской улыбкой. Он вызывал у всех русских женщин материнский инстинкт и чувство жалости, его хотелось сгрести в охапку, согреть и приласкать, накормив молоком собственной груди. Ребенок должен был вырасти воином и повести русский народ в последний и решительный бой. К тому моменту всем уже было ясно - Россия никогда не станет благополучной европейской державой. Все демократические реформы приводили не к процветанию, а к дальнейшему скатыванию в пропасть. Россия умирала, истекая кровью. Демократы лечили ее витаминами, чтобы продлить ее существование - в коме, под капельницей, лишенной всякого сознания и способности двигаться. Россию мог спасти только хирург со скальпелем. Общипанный российский орел лежал на земле, не в силах подняться. Его нужно было выкармливать кровью. И мы стали готовить ему кровавые блюда.

Я был на кухне всего лишь поваренком, но замешивал кровавый бульон с большим энтузиазмом. Начинку для бульона подтаскивало ФСБ. Мы никогда не видели чеченцев живыми - нам приносили уже полуфабрикаты.

Будний день в Росинформцентре. Но нет, сегодня что-то должно произойти. И даже г-н Зданович с бездушным лицом мертвеца, как будто чем-то взволнован. «Выключите камеры и подойдите сюда!» - говорит он тихим проникающим голосом. Словно кролики к удаву, подходят журналисты. Г-н Зданович держит в руках огромный лист, он разворачивает его, а там! Благородные, мужественные лица, лица воинов. Такие можно увидеть в старых красивых вестернах - они мстят злодеям и подонкам, грабят банкиров, а деньги отдают беременным женщинам и детям-сиротам. «Это они дома взорвали! - начал изобличать г-н Зданович. - Мы их уже вычислили, сфотографировали, но они успели в лес убежать». Фотографии размыты. Легко встают перед глазами фээсбэшники, бегущие за чеченцами следом и фотографирующие их на ходу. Чеченцы забегают в лес. Падают фээсбешники, споткнувшись о сук или запутавшись в ремне от фотоаппарата...

В тот день мне впервые стало не по себе. Я невольно сравнивал благородные лица чеченцев с подлыми лицами Здановичей. Зачем мне жить в великой державе, если в ней не будет честных и чистых лиц, а будут одни Здановичи?

Прошло три года. Облезлый цыпленок так и не вырос в орла. Он стал толстой курицей, заклевывающей в затылок тех, кто ее выкормил. Наша кухня опустела. Сбежал окончательно сошедший с ума Борис Березовский. Отправили в отставку главного повара нашей кухни, поварята разбежались по разным кухонькам и столовым. На новой кухне я уже не готовил кровавых ужинов. Да они уже были никому и не нужны. Опустел Росинформцентр, давно уже не проводящий пресс-конференций. Сгинул в никуда Доренко. Казалось, что время пропагандистов и провокаторов не вернется никогда.

Но оно вернулось. Однажды, банальным темным вечером, чеченцы захватили ДК. Схватившись за виски дрожащими руками, бывшие гении пропаганды не могли поверить, что их час снова настал. Увы, мы жестоко ошибались. Путин не призвал нас, не попросил помочь замочить в сортирах (на словах). Серые мыши, бездарные и безликие, глядели с экранов телевизоров своими бессмысленными серыми глазами.

Они ляпали информационную войну с чеченцами коряво и бездарно, потому что сами были бездарны. Гении, отправленные Путиным в отставку, снова оказались не у дел. Казалось, что власть сильна настолько, что может позволить себе репортажи про «террористов», сляпанные левой ногой. Но сама-то власть знает, что дело не в том, что она, власть, слишком сильна, а в том, что она, наоборот, слишком слаба. Она боится. Боится Доренко, боится Березовского, она всех, всех нас боится. Зачем президенту Путину талантливые журналисты? А если завтра они, эти журналисты, решат замочить в сортире не чеченцев, а его самого? Что делать тогда? Решать проблему силовыми методами? Но это, как уже теперь ясно самому Путину, не так уж славно выходит. Не проще ли набрать в журналисты идиотов? «Закрой, дура, рот, я все сказал...»

Так бесславно закончилась моя журналистская эпопея. Только это все чепуха, одно интересно - как там наша больная? Вошел Путин под аплодисменты, вошел в халате хирурга, надевая перчатки и готовя скальпель. Подошел он к России, вспорол ей пузо. Вздохнула тяжко Россия, замерла. Полазил, полазил Путин в кишках, не волнуйтесь, говорит, товарищи, операция прошла успешно, сейчас начну зашивать. Застыли все в изумлении, ожидании. Сейчас, дескать, спасет старушку, и уж тогда - заживем! Все ждут, руки жмут президенту, как только он скальпель на стол положит, чтобы передохнуть. Только чувствуют некоторые - трупный запашок как будто пошел. А дальше - и подумать страшно! Уж не скончалась ли Россия-то - матушка? Может, и не хирург это вовсе, а так, самозванец?

Окутывает трупный яд, обволакивает. Только не понимает никто - отчего дышать так стало тяжело? То ли палату дезинфицируют, то ли газ из «Норд-Оста» сюда проник - сдавливает глотку, дышать не дает. «Все, конец уже, потерпите еще немного - операция прошла успешно, сейчас будем вывозить», - обещает Владимир Путин.

Но я чувствую, что теряю сознание...

Так, где же вы, чеченцы? Неужели все ваши воины уже полегли на полях сражений? Если вы живы, взорвите труп. Тогда и дышать станет легче.

Гауляйтер Фалькенштайн,