Закадычный враг, или как Париж выиграл войну, но проиграл мир
Алжирское покаяние Франции
Кто-то морально созревает раньше большинства. Другие, кто сегодня исповедуется перед камерой Патрика Ротмана, не хотят уходить в могилу с тяжким грузом.
Европа пытается с новой высоты взглянуть на свое недавнее прошлое в чем-то с гордостью, в чем-то с покаянием, в чем-то с прагматизмом. Извинение Бельгии за убийство Лумумбы (о нем мы писали в одном из прошлых номеров), скандал вокруг декретов Бенеша, узаконивших этнические чистки в отношении немцев после войны на территории Чехословакии...
В этот ряд вписывается и 40-летний юбилей завершения войны в Алжире. Он особенно интересен на фоне всемирной установки на борьбу против международного терроризма и некоторых прозрачных аналогий с антитеррористической операцией в Чечне.
Показанная по французскому третьему каналу почти четырехчасовая документальная лента Патрика Ротмана «Закадычный враг» (L'ennemi intime) вызвала шок среди причастной к тем событиям и думающей публики. Автор, не пытаясь объять необъятное, сосредоточился на одной теме: пытках французскими военными алжирцев – боевиков Национального фронта освобождения (НФО) и мирных жителей.
Струна оказалась чувствительной — фильм пожал бурю откликов. Но вот интересно: те, кому он не понравился, обвиняли автора не во лжи, а в том, что он очернил два с половиной миллиона военных, прошедших через алжирскую войну. Тем самым очернил французскую армию и французское государство, а значит, и весь народ. Почему в двух с лишним десятках эпизодов (интервью с участниками и очевидцами) только три или четыре собеседника говорят о том, как боевики НФО пытали французских солдат и мирных поселенцев или отрезали головы «арки» — алжирцам, сотрудничавшим с французской администрацией?
А что надо было сделать? «Сбалансировать» сюжеты, чтобы уверить палачей в правоте: мол, «око за око, зуб за зуб»? Но фильм-то сняли французы, чтобы разобраться со своими грехами. Пусть алжирцы снимут свой, когда придет время.
За «круглым столом» фильм обсуждали вместе с автором участники событий, в том числе бывшие военные, бывшие пострадавшие, адвокаты бывших пострадавших, журналисты, молодой алжирский писатель. Их объединяло то, что каждый написал свою книгу об алжирской войне и ее последствиях.
Да, в войне есть грязная работа, без которой трудно обойтись, но о которой не обязательно кричать на всех углах, признал генерал в отставке Морис Шмитт. А если уж показывать зверства военных, то уравновешивая кадрами о зверствах другой стороны. Сам он против пыток. Но войдите в положение офицера, у которого вчера убили пять солдат и завтра, может быть, убьют еще пять! «Как иначе добыть развединформацию, чтобы спасти их? – спрашивал он. — Трагический выбор».
Вам это ничего не напоминает?
А на экране бывшие лейтенанты и капралы рассказывали, как «крутили телефон» в ходе дознания или даже заставляли это делать детей подозреваемого «террориста». Скажи-ка, папа...
Между прочим, Шмитт был начальником генштаба французских вооруженных сил во время войны в Персидском заливе, в которой Франция участвовала вместе с США и Великобританией. В алжирскую он служил майором и по итогам первой алжирской кампании написал книгу «1957 год: победа над терроризмом».
Да, именно победа. Армия разбила крупные отряды НФО. Но территория, которую французы, от президента до клошара, считали «неотъемлемой частью республики» и на которой наряду с арабами жили почти два миллиона вросших корнями этнических французов, оставалась неспокойной.
«Победа над терроризмом» оказалась пирровой. Париж выиграл войну, но проиграл мир. Если сначала НФО был небольшой и довольно изолированной группой боевиков-террористов, то после французских зачисток в деревнях и городских кварталах он получил поддержку практически всего коренного населения Алжира.
Результат – отказ де Голля воевать дальше, Эвианское соглашение, независимость Алжира, трагическая репатриация этнических французов и сотен тысяч «арки» — про-французских алжирцев. Пойти против «патриотического» большинства ради будущего своей страны мог только де Голль, имевший репутацию отца-основателя новой Франции. А ведь его, отвергнутого после Второй мировой, во второй раз призвали к власти, чтобы навести порядок в Алжире. Он выбрал спокойствие и честь нации, а не бесконечную войну.
После Эвиана часть армейской верхушки сочла его предателем, и тогда ему пришлось защищать Францию уже от мятежа французских фашистов ОАС, которым не давали покоя лавры испанского генерала Франко.
Трудно судить о событиях сорокалетней давности с благодушной высоты сегодняшнего дня. Это сейчас Франция прекрасно обходится без политической власти над Алжиром и во всех международных инстанциях борется за права человека, жестко осуждает Россию за непропорциональное применение военной силы в Чечне. А тогда были другие правила жизни, другая мораль. Такова позиция критиков фильма.
Были другие условия – да. Но другой морали не было, и это проявилось в поступках людей, возразил оппонентам по «круглому столу» журналист Поль-Мари де ла Горс, который во время алжирской войны работал фронтовым корреспондентом. В то время – в поступках меньшинства французов.
Ведь подали же в отставку в разгар войны, узнав о пытках и зачистках, некоторые генералы и высшие офицеры. В том числе шеф полиции города Алжира генерал Поль Теджен. Он вспомнил, как четырнадцать лет назад сам был объектом пыток в тюрьме гестапо. А президент де Голль, наступивший на горло собственной песни? Не говоря уже о французских интеллектуалах, которые не на кухнях, а в парижских кафе рассуждали о «грязной войне» и иногда даже ложились на рельсы перед военными эшелонами.
Может быть, алжирская война стала профилактической прививкой, которая позволила Франции великодушно принять сотни тысяч африканских и азиатских иммигрантов? Они стали органической частью населения.
Наверное, не все помнят, что Франции (а не России, как часто говорят с трибун наши министры) пришлось принять первый мощный удар международных террористов. Кстати, базирующихся в том же Алжире. Целая серия взрывов, в том числе в сердце Парижа — на станции «Бульвар Сен-Мишель».
Вопрос на засыпку тем, кто приезжал в Париж в 1995 году. Что было тогда самой заметной достопримечательностью? Да, конечно, закрытые стальными заглушками урны на Елисейских Полях и усиленные наряды полиции. Но кто-нибудь вспомнит повальные проверки документов у «лиц арабской национальности»?
После печальных событий 11 сентября прошлого года, выразив солидарность с Америкой, французы, как и большинство европейцев, не поспешили вводить чрезвычайные антитеррористические меры. Разве что проверки в аэропортах ужесточились. У меня при посадке отняли перочинный ножик.
Александр МИНЕЕВ, «Новая Газета»
www.novayagazeta.ru
