И так Пхьагал-бери. Тут просто нет слов. Пхьагал-бери, в вайнахском фольклоре, это гном, который ездит верхом на зайце. «Пхьагал» это заяц, а «бери», с ударением на «е», всадник. Что буквально означает «заячий всадник». Аушеву следовало бы для начала, определиться с выбором прототипа, прежде чем захлёбываться в умилении, то ли он подобен нарту, то ли гному.
В попытке родить, что-то экстраординарное, некоторые наши ингушские братья интеллигенты допускают такие каламбуры, что их искренне жаль, за непреходящий комплекс. Сказать по правде, в своем стремлении переплюнуть осетинских сказочников, ингушские сочинители, и вправду, превратились в Пхьагал-бери.
Не буду раскладывать сказанное Аушевым за Имама Шамиля, вроде бы сказавший, «поражённый его (Уцига Малсага ред.) невиданной красотой и совершенством», - Как поднялась рука убить такого человека? И тут же разжаловал наиба Саадуллу Батыгова до рядового. Детский лепет, валлахьи. Хочу, перед критикой главного подвига Уцига Малсага, немного остановиться на описании, как Малсаг отправился на слёт княжичей в Кабарду, где выставлялась красавица-дочь кабардинского князя.
Один термин «слёт» княжичей чего стоит. Так и слышится, как они слетаются, напевая - «взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры нартовы дети».
Автор начинает, как и полагается по жанру. У одного князя выросла дочь, вся такая-растакая, ей никто не мил. У неё, вместо общепринятого во всех сказках семерых, или девяти братьев, целая «дюжина». Только неясно, то ли чёртова дюжина, или ещё какая, ну да ладно.
Ну вот, князь устраивает скачки, чтобы «доча» присмотрелась. Как и полагается весть долетает до совершенного во всём, Уцига Малсага, в Ингушетию. Естественно наш герой нарт из эскадрона пхьагал-бери тоже летит на слёт-состязание, сказав, матери, что едет добывать славу ингушскому народу. Мать, сначала пожелав счастливой дороги сыну, сетует, мол, ты можешь оплошать из-за незнания княжеского этикета, ведь у нас таковых никогда не было. Жанр немного коверкается очерёдностью, но ради наведения богатырской тени на народный плетень можно не заметить.
Примечательно, что в сказке Аушева, коня на состязания готовит и кормит мать богатыря. Обычно у кавказцев есть определённый метод подготовки коня к скачкам, тем более к сложным состязаниям и готовит его сам наездник. Нам об этом, хотя по жанру полагается, не сообщается. Нани приготовила и всё тут.
Вот прибыл Малсаг, на сей турнир кавказских княжичей. Приняли его так, будто не могли обойтись без него. Как увидели его красоту тысячи претендентов, так у всех отвисли челюсти, видимо красотой Уциг превзошёл саму княжескую дочь. Его попытались усадить на самое почётное место, но тот сел только на соответствующее его возрасту и положению гостя.
Все начали увлечённо кушать, а Уцига Мальцаг подкладывал всем лучшие куски, после чего и сам кое-что перехватил, но делал это в такой грациозной манере, что княжеская дочь задержала взор на Уциге и поняла, что в отличие от всех, Мальцаг ест исключительно на высшей ступени совершенства. Пусть читатель не думает, что я подменяю слова автора, нет. Стиль сохраняю, разве что оттеняю острое слово Аушева.
И так. «Уциг умело поддерживал беседу, выдерживал полную грацию поведения за таким столом для почтенных гостей...»
«... После всего этого Малсаг в вежливой форме попросил разрешения встать из-за стола у тамады, подошел к столу, где сидели кабардинские старейшины, сказал им все, что требовалось в таких случаях по общекавказскому этикету, пожелал им долгой жизни, дабы своей мудростью и наставлениями они учили жизни молодых». А извините нокъсот Аушев, здесь вот по подробнее... всё таки хочется узнать, как звучит это «...сказал все, что требовалось в таких случаях по общекавказскому этикету». Жанр обязывает. В таких подробностях и интересна сказка.
Но, на наш жадный вопрос, Аушев продолжает - «Когда в честь гостя из Ингушетии сыграли ингушскую мелодию, он пустился в танец плавно, будто его несла по земле какая-то волшебная сила, а он, со своей гордой и красивой фигурой, будто плыл по пространству, ведомый этой загадочной силой. Он парил в танце, чаруя всех.
Перед скачками на лошадях Малсаг гарцевал на своем скакуне под ингушскую мелодию, преодолевая препятствия, на полном скаку выполняя сложные трюки. Он это делал настолько грациозно и красиво, что княжеская дочь воскликнула: - Во всем ты взял верх, славный джигит из Ингушетии.
М-да. Танцует, чарует, гарцует, плывёт, скачет, выделывает всякие трюки и всё так грациозно, и всё это под ингушскую музыку. В общем, нарт Малсаг, как и полагается по жанру обошёл всех. Понятное дело, княжеская «доча» пленилась и воспылала любовью к нашему герою. Только вот наш герой поступает совсем не по сказке.
Красавица подала кубок и рог в знак избрания Уцига в женихи. Но не тут-то было. Малсаг, естественно, как всегда грациозно так, приводит ингушскую народную мудрость, - «Не будем спешить: - "Слишком быстрая речка не доходит до моря". ...я сын рядовой горской семьи и не могу ввергать княжескую дочь в тяжелую жизнь сельского жителя... Желаю вашей дочери большого семейного счастья и благополучия. Спасибо вам за все». Иначе говоря - «А я, грациозно гарцуя, поеду восвояси и наше вам с кисточкой». Не знаю как вам, но мне думается, после такого отказа от дочери князя Уцига Малсаг вряд ли вернулся обратно не покоцанным.
Так заканчивает рассказ о первом подвиге Уцига Малсага Аушев. На очереди второй подвиг Малсага, более удивительный и правдоподобный чем приведённый выше.
Продолжение следует
Юсуф Ибрагим
Кавказ Монитор
